Я пришла сюда, чтобы выбраться из унитаза и стать бачком, который смывает дерьмо.
Я молилась о том, чтобы причиной того, что высокая зеленая трава растет под окном моей спальни, прямо над ледяной темницей Крууса, был осколок огненного мира Фей, но теперь он исчез, а лужайка зеленее прежнего. Она пламенеет маками, алыми, мясистыми, источающими опиумный дурман, который отравляет мои чувства, жаркими вечерами создавая иллюзию чернокрылого Принца, кружащего у моей постели.
Магией крови я отвадила его от своих скомканных простыней, а ведь я поклялась никогда не использовать этого искусства, никогда не переступать эту грань.
Но я должна защищать не только себя.
Изысканные золотистые решетки выросли из земель аббатства, опутались вьющимися черными розами с ароматом экзотических специй и дальних земель.
В наших садах появились десятки стоячих камней, украшенных символами, которых я не могу прочесть. Паре мегалитов не хватает лишь каменной перемычки, чтобы превратиться в дольмен. Я вздрагиваю от их вида всякий раз, когда мне приходится проходить мимо.
Жемчужные скамейки обрамляют огромный, изысканный, многоуровневый фонтан, вода в нем искрится, словно бирюза Карибского моря.
Невиданные прежде животные смотрят на меня с деревьев, оплетенных кружевными лозами, берущими начало за пределами наших стен. Коричневая прежде кора сменила цвет на слоновую кость с вкраплениями серебра, а низко свисающие ветви украшены сапфировыми листьями.
Каменный пол в моей секции аббатства сменился на полированное золото.
По ночам я слышу мужской смех, эхом разносящийся по нашим залам и коридорам. Лампы в аббатстве сутки напролет светятся мягким золотом, безо всякого источника тока. Огонь в каминах пылает без дров. Наши генераторы питают лишь небольшое количество фонарей. Мы выкрутили из них лампочки. Они продолжают светиться. Этот огонь поддерживает что-то нехорошее.
Круус изменяет наше жилище, захватывает его, и я знаю, что это лишь вопрос времени: когда тюремщики будут изгнаны узником, потеряв свой рай.
Мы обсуждаем это друг с другом, но до сих пор ничего не рассказывали чужакам. Это наш дом, для многих из нас — единственный дом, который мы когда-либо знали. Если мы не найдем способа прекратить трансформацию, то вынуждены будем уйти.
Скоро.
Но мы пока что не готовы признать поражение.
Если нам придется уйти, кто присмотрит за аббатством? Или мы просто осядем под его стенами, молясь, чтобы узник не вырвался наружу?
Ладонью в защитном жесте я прикрываю живот. Пока еще ничего не заметно. Я трачу бóльшую часть энергии на прикрытие. Я должна обезопасить наше будущее.
Когда я достигаю основания стеклянной лестницы в стеклянном здании, которое бетонный демон Риодан зовет своим домом, он уже ждет меня.
А как же иначе.
— Почему ты солгал насчет Шона? — спрашиваю я у него.
— Я не лгал. Ты сама перекроила мои слова в нужную тебе форму. Если помнишь, в ту ночь я подталкивал тебя к разговору с ним. Последуй ты моему совету, и тебе была бы известна правда. Две половинки, полная искренность.
— Не издевайся надо мной.
— Не облегчай мне эту задачу.
— Ты сказал, что потребуешь мой долг с него.
— Я сказал, что не помешало бы заменить моего убитого официанта, и снял тебя с крючка.
— Чтобы нацепить на другой.
— Ты сама решила стать червяком. Разговор затянулся, Катарина. Ты так и не сказала Шону о том, что Круус занимается с тобой сексом в твоих снах.
Я ничего не отвечаю, и он смеется.
— И все же ты здесь. Снова меня ищешь. Снова пришла за ответами, которых не станешь слушать. Я не веду бесполезных разговоров. Уходи.
Я не трогаюсь с места.
Риодан смеривает меня холодным серебряным взглядом и выгибает бровь.
— Не сомневайся в том, что делаешь, Катарина, — тихо предупреждает он. — Если ты о чем-то меня попросишь, я не остановлюсь, пока запрос не будет удовлетворен. Так, как я считаю нужным.
Я цепляюсь за два последних его слова.
— Ты не чувствуешь.
— Это ты, моя вечно спокойная кошечка, не умеешь чувствовать, отрицая себе же во вред потребности своего сердца.
— И ты ничего не знаешь о сердце, ни о моем, ни о других.
— Изложи свою цель. У меня много срочных дел.
Я смотрю в лицо мужчины, которого не существует, которого, согласно моей эмпатии, вообще нет в этом месте, и тщательно подбираю слова. Я не могу продолжать, не испытывая стопроцентной преданности своей цели, и мне отлично известно, что путь к ней либо сломает, либо закалит меня. Хотела бы я заранее знать варианты, но я еще не испытывала себя. Я не знаю.
Я сдерживаю порыв прикрыть ладонью живот. Я не должна выдать себя перед этим мужчиной. Мне следует стать другой. У Риодана уверенная рука и острый резец. Глина выбрала своего скульптора. Этот мужчина, чем бы он ни был, обладает силой, превосходящей мои скромные способности. Он и его приближенные знают то, чего не знаю я: как защищать свою собственность. Они безжалостны и тверды. И успешны.
И если я намерена заботиться о своих подопечных, о своем ребенке, мне следует научиться быть столь же успешной.
— Я пришла признать, что плаваю в дерьме.
Риодан улыбается:
— Самое время, Катарина.
Я ощутила разочарование отца всего через несколько дней после своего рождения, хотя в то время я, конечно же, не знала, что именно чувствую, кроме отверженности и одиночества. Шли годы, его злость и отвращение к дочери, которую он не может использовать для укрепления своей позиции, разрослись и стали настолько невыносимыми, что я научилась избегать его в меру своих возможностей. Компаньонами моего детства стали жадность и нетерпение, внутренняя пустота и страх моей матери. А еще был Шон, с которым я росла, который любил меня без всяких условий, с самого начала, даже когда я плакала. И все же мне часто бывало сложно вынести оттенки его эмоций. Филе, миньоны и антрекоты, мы все равно неидеальны — даже в лучших из нас есть прожилки страхов и неуверенности.
По мере того как мы спускаемся все глубже в «Честерс», давление хаотичных эмоций постепенно идет на спад, давая мне редкую и драгоценную передышку: шум бесконечных мирских ощущений снизился с десяти баллов до четырех. Мы проходим один стеклянный коридор за другим, и я удивляюсь — Риодан завел меня в дальние части клуба, куда нет доступа остальным. Некоторое время спустя он скользит ладонью по гладкой стеклянной стене, и в ней появляется лифт.
— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я, когда двери лифта закрываются, запечатывая меня в слишком маленьком пространстве со слишком большим мужчиной.
