— и по ее красивому личику скользнула тень страха.
— Ты хочешь держать меня при себе? Даже против моей воли?
— Как только все утрясется, ты вольна уйти, — получилось холодно и грубо.
«Может быть, будет лучше, чтоб она ушла», — мелькнуло в голове.
— Не сердись, — он поспешил исправиться, — ты так сладко спала, и я подумал, что будет гораздо безопаснее, если я тебя здесь запру. Чтобы никто не позарился на сумку… Да и вообще, посмотри лучше, что я принес!
Итан разложил поверх кровати документы и газеты. Вельмина недоверчиво потянулась к книжечкам с золочеными виньетками по тонкому кожаному переплету, заглянула в обе и непонимающе уставилась на Итана.
— Вельмина Орье. Итан Орье. Ты… нас записал, как мужа с женой?
— Или как брата с сестрой, как тебе угодно.
— Ну… хорошо, — Вельмина мило покраснела. На виске пульсировала тонкая жилка, и эту жилку очень хотелось поцеловать. А потом спустить с точеных плеч дурацкий халат и посмотреть, какая у нее грудь. Итан видел, что не слишком большая, и не слишком маленькая. Хорошенькие налитые яблочки. И он заставил себя вспомнить Лессию — исключительно, чтоб малость остыть.
— Ты не могла бы одеться? — все же попросил он.
Вельмина глянула настороженно из-под ресниц, затем послушно кивнула.
— Да, прости. Просто я искупалась, и подумала, что можно сполоснуть сорочку, потому что мы шли по лесу, и вот…
— И теперь она сохнет, — уточнил Итан.
Вельмина вздохнула.
— Но если тебе неприятно, я ее надену. Высохнет.
Итан представил Вельмину в мокрой сорочке и про себя решил, что пусть лучше будет в этом стеганом халате.
— Пусть сохнет, — милостиво согласился он, — но образы в документы все же лучше делать одетыми соответственно.
Потом Вельмина взяла одну из принесенных газет, уселась на стул и принялась листать новенькие шелестящие страницы. Итан последовал ее примеру: в конце концов, он специально пришел в Ларгос для того, чтобы выяснить, откуда его украли. Не было при этом понятно, правда, что именно нужно искать в газетах — но в любом случае, газета была хорошим источником сведений о жизни Аривьена.
— Тут объявления о сдаче жилья, — тем временем сказала Вельмина.
— И мы непременно ими воспользуемся. Не торчать же всю жизнь в гостинице? — он улегся на кровать, подложил под голову подушку. Газета приятно пахла типографской краской, образы, отпечатанные специальными каллиграфическими чернилами, выглядели очень натурально, почти как живые. Итан покосился на Вельмину — и обрадовался тому, что наконец-то обрел над собой власть. Теперь женщина, сидящая на стуле, казалась изящной статуэткой, на которую приятно смотреть, не более того.
Вельмина тем временем сразу перелистнула последнюю страницу и принялась читать ее, беззвучно шевеля губами. Затем подняла свои чудесные глаза на Итана.
— Здесь… требуется помощник алхимика, — с какой-то отчаянной надеждой в голосе сказала она, — можно?..
— Почему ты спрашиваешь? — Итан рассеянно перевернул очередную страницу светской хроники, — это твое право. Ты можешь делать все, что считаешь нужным.
Вельмина смешалась и пробормотала:
— Мне было бы очень интересно этим заняться… Надеюсь, мое незнание алхимии неживого не будет слишком уж неодолимым препятствием.
— Если хочешь, я сопровожу тебя туда хоть сегодня. Только нужно одежду купить.
Она кивнула и продолжила чтение, быстро пробегая взглядом по печатным строкам. Итан снова залюбовался ей.
С Вельминой — как ему хотелось думать — будет хорошо.
И дело даже не в том, что у нее красивое тело. Дело в том, что, кажется, Вельмина добрая и умная, возможно, будет даже снисходительна к его застарелым страхам.
Итан посмотрел на очередную газетную страницу, и внезапно ощутил, как в груди все мгновенно стянулось в болезненный узел.
Там, на свежем оттиске, сделанном магическими чернилами, был изображен толстый и лысый человек. С лопатоообразной и почти полностью седой бородой, с маленькими поросячьими глазками и короной на голове.
«Отец!» — пронеслось растерянное. Совсем не радостное, нет. Просто вялое удивление — о том, что все оказалось настолько просто.
Итан вглядывался в оплывшие черты. Он не мог обознаться: он помнил это лицо все эти годы, помнил пухлые розовые ладони. Бороду помнил и мясистый нос. Все еще не верилось, что в первый же день своего пребывания в Ларгосе он раскроет тайну своего рождения. Итан перевел взгляд на заголовок.
«Наследником Орвела Четвертого объявлен Пакрион Орвел Второй», вот что там было написано.
И далее, по тексту. Сегодня в десять часов утра Его Величество объявил имя своего преемника. Им стал его светлость принц Пакрион Орвел Второй…
— Вельмина, — тихо позвал Итан, — посмотри…
Птичка легко вспорхнула со стула и пересела на кровать. Расправив газету, она уставилась на короля Орвела Четвертого. Затем недоуменно посмотрела на Итана.
— Это король Аривьена, — сказала она, — что с ним не так?
А он, глядя на собственное растерянное, жалкое отражение в ее темных глазах, прошептал:
— Я помнил его… Это мой отец.
Вельмина моргнула. Посмотрела ещё раз на изображение Его Величества. Потом на Итана.
— Ты совершенно на него не похож.
— Я его помню, — упрямо повторил Итан, — ты мне не веришь?
— Отчего же, верю…
Вельмина пожала плечами. Затем спросила:
— Что ты теперь будешь делать? Он уже объявил преемника…
- Μне плевать на трон Аривьена. Я… я сыт этим по горло…
И умолк.
В самом деле, а чего он хочет? Теперь, когда отец нашелся так быстро?
Итан перевернулся на живот, в сердцах уткнулся лицом в покрывало, сцепил пальцы на затылке. В общем, следовало ожидать нечто подобное… Этот светлый дворец в воспоминаниях, полированные деревянные перила многочисленных лестниц, няньки, всегда печальная матушка, у которой почему-то почти никогда не было времени на сына…
— Я бы хотел с ним повидаться, — хрипло сказал Итан, — мне совершенно не хочется быть наследником, но… все-таки… я бы хотел поговорить с отцом. И это важно, Вельмина. Меня украли прямо из дворца, и все эти годы он мучился, не зная, жив ли его сын. Мне просто нужно с ним повидаться. А потом мы можем уехать… куда-нибудь.
— Интересно, зачем кому-то было красть принца? — услышал он тихий голосок.
— К сожалению, Лессия мертва, — откликнулся Итан, — потому что иначе… иначе я бы с нее шкуру содрал бы, но выпытал.
Наверное, это прозвучало излишне мрачно, потому что
