– Да-да, но я не об этом… – Его губы замерли в миллиметрах от ее шеи. – Смогу ли я удержаться…
Жанна, зажатая в тиски, ахнула. Влада вскочила со стула.
– Я напугал вас? Простите, ради бога, я перегнул палку, но уверяю, со мной – вы в полной безопасности, – ласково продолжил Стефан, и Влада с удивлением и ужасом обнаружила, что мама, которая еще несколько секунд назад готова была бежать от Стефана со всех ног, вдруг успокоилась, расслабилась – словно полностью ему доверилась.
– Стефан, тебе лучше уйти, – дрогнувшим голосом произнесла Влада.
Стефан, все так же пристально глядя Жанне в глаза, попросил ее порезать к столу немного пошехонского сыра, и, глядя, как она выбирает нож, поманил пальцем Владу. Она подчинилась.
– У тебя очень странное понятие о безопасности, моя дорогая, – прошептал Стефан ей на ухо. – Ты не подпускаешь к своей матери меня, опытного семаргла, зато знакомишь ее с новичком. Более того: с новичком, который никогда не пробовал настоящего человеческого тепла. Марк еще сам не знает, кем является – и очень удивится, когда узнает. Вы оба удивитесь.
– Он умеет себя контролировать, – возразила Влада.
– Правда?!
Стефан в один миг оказался возле Жанны.
– У вас что-то с сережкой. Разрешите, я помогу вам…
Влада настороженно смотрела, как Стефан наклонил голову Жанны. Сережка была в полном порядке.
– Сейчас-сейчас… Потерпите, дамы.
Раздался щелчок – теперь сережка и в самом деле была сломана.
– Боже, простите! Я только все испортил! – театрально воскликнул он, глядя Владе в глаза, затем перевел взгляд за ее плечо. – Может, Марк исправит? – его пауза была торжественной.
Влада медленно обернулась. Марк стоял у входа в столовую с бутылкой в руке и, словно загипнотизированный, смотрел на шею Жанны. Влада видела его расширенные зрачки и спокойные, глубокие – слишком спокойные и слишком глубокие – движения грудной клетки. Вдох… Выдох… Вдох… Бутылка выпала из его рук и разбилась вдребезги. По полу растеклось рубиновое пятно. Казалось, разбитой бутылки Марк даже не заметил. Он чуть наклонился, сделал мягкий шаг вперед… Марк крался, словно кошка, сосредоточенный исключительно на добыче, полностью поглощенный охотой, и в то же время плавно обходил препятствия: осколки бутылки, не задвинутый стул. В его движениях не было ничего человеческого – так двигаются хищники.
– Стефан, прекрати! Марк! – Влада бросилась к Марку и повисла у него на руке. – Это моя мама! Приди в себя!
Марк остановился и посмотрел на нее так, словно не понимал, где находится. Его глаза были бездонными, почти черными – густая, беспросветная, застывшая ночь. Но постепенно в них возвращалась жизнь.
– А теперь, моя дорогая, слушай внимательно, – сказал Стефан, вплотную подойдя к Владе. – Твоя попытка побега меня сильно разочаровала. Завтра вечером я приду за тобой и если не получу своего, то убью сначала этого семаргла-недоделку, – он кивнул на Марка, – а потом тебя.
Стефан направился к двери, но, сделав несколько шагов, остановился.
– И, кстати, твою чудесную маму тоже – если завтра же утром она не уберется из Старых Прудов. Мне не нужны зрители.
* * *
Спустя два часа Марк с Владой сидели на кровати, оба измученные и опустошенные.
Едва Стефан ушел, им пришлось объясниться с Жанной. После разговора, полного слез, недомолвок и обмана, она сама захотела как можно скорее вернуться в Питер. До остановки Марк и Влада провели ее в полном молчании. За всю дорогу домой они также не проронили ни слова.
– Мой способ питания слишком опасен, – первым произнес Марк, когда тишина стала казаться такой же незыблемой, как ночь за окном. – Самоконтролю может научить только настоящее тепло.
– Марк! – Влада обняла его изо всех сил. – Даже не думай об этом! Я просто соглашусь на его условие, а потом обряд закончится, и мы…
Марк взял ее ладони и поднес к своим губам.
– Влада, обряда не будет. Мы справимся со Стефаном.
Едва солнце коснулась горизонта, Влада пошла в комнату Илоны и короткое нежно-розовое шифоновое платье с глубоким декольте. Она сомкнула руки, пробуя застегнуть ожерелье из прозрачных сверкающий камней, – и вздрогнула, когда ее шеи коснулись чужие горячие пальцы. Застежка больно царапнула кожу.
– Зачем ты соблазняешь меня раньше времени… – прошептал Стефан.
Зеркало безжалостно передавало, каких сил стоило Стефану оторвать взгляд от шеи, но он справился с собой и застегнул ожерелье.
– Так зачем ты соблазняешь меня? – спросил Стефан, откидывая ее волосы за спину и пристально глядя в глаза ее отражению. Теперь он явно имел в виду что-то другое.
Влада отошла к окну.
– Я просто не хотела провести свои последние часы в джинсах.
– Думаешь, я хочу убить тебя? – Стефан шагнул вперед, и Влада с огромным трудом заставила себя не отступить.
– А разве нет?
Стефан сел на кровать и пригладил покрывало рядом с собой.
– Садись.
Влада не шелохнулась.
Стефан терпеливо ждал. Он не требовал, не настаивал. Его взгляд был печальным, словно болезненным. А потом Стефан начал свой рассказ:
– Четыре года назад, в такое же красивое теплое лето, я двигался через лес по направлению к Даче. Ароматы моего детства кружили голову, но, наслаждаясь ими, я выискивал запах человека – потому что давно не ел. Голод привел меня к ручью.
Всю прошлую неделю шли дожди, так что кладка – старая хлипкая доска, была почти полностью скрыта под водой. К этой кладке и направлялась моя жертва – девушка, молодая, безумно красивая – и необычная. На ней был белый, почти воздушный сарафан, перевязанный атласной лентой. Местные не ходят в лес в белых сарафанах. Никогда.
Я не скрывал своего присутствия, просто ждал, когда она обернется, чтобы попросить о помощи, и она действительно обернулась – а вот дальше все пошло наперекосяк. В ее взгляде не оказалось ни капли растерянности или хотя бы смущения. Наоборот, она жестко и недвусмысленно возвела между нами стену. И не стала ни о чем просить, даже толком не задержалась у кладки: просто сняла босоножки и пробежала по доске, вода лишь слегка коснулась ее щиколоток. Вот так: Илона ушла от меня – девушка, в которую я влюбился с первого взгляда.
С тех пор она уходила много раз, но всегда возвращалась. Потому что, когда два существа, созданные друг для друга, встречаются, время, расстояние и обстоятельства теряют значение – даже если один из этих существ не человек.
Я любил твою сестру. Я любил ее так сильно, что это стало и благословением, и проклятием. Это такое ощущение… когда собственная жизнь – и смерть – уже неважны, когда все, что ты делаешь, о чем думаешь, мечтаешь, вертится вокруг одного-единственного человека. И если бы в нашу последнюю Невестину ночь я мог представить, что мое самосожжение спасет Илону от смерти, то прыгнул бы в костер, не задумываясь.
