— Я не стану, — пальцы Люциуса разжались, но отступать он не спешил. — Обещаю вообще не касаться тебя, если только ты сама этого не захочешь!
В глазах Гермионы, тёмных, как ночь, плясала дикая злость и тоска.
Девушка выкрикнула:
— Что, вместо вассальной клятвы можешь дать Нерушимый Обет?!
Люциус замер на мгновение, а затем тихо ответил:
— Могу, если тебе этого хочется. Только подумай о том, что я не сумею больше спасти тебя, если ты снова…
Гермиона прошептала:
— Мне стало страшно… Мне снился твой сын… Мне так страшно…Ты представления не имеешь, каково жить с этим…
Она опустила глаза и задрожала от всхлипов, сотрясающих тело. Люциус молча сгрёб её в охапку, крепко прижимая к груди и гладя по встрепанным волосам.
Гарри стоял рядом вполоборота и слышал, как подруга плачет в объятьях бывшего Пожирателя Смерти. Он всё ещё не мог понять, как Малфой догадался, куда делась Гермиона, и как опередил его самого. Должно быть, такому Малфою стоило и поверить.
До его слуха донеслось:
— Зачем ты тащил меня за волосы? Можно ведь было воспользоваться «Акцио»…
— В моих снах это не помогало. Не одна ты видишь кошмары.
На горизонте показался британский берег, и чайки заорали громче.
Глава 16
Гермиона заплела длинные косы и закрепила их на затылке заколками. Сегодня снова ожидалась духота, и девушка взмахнула палочкой, чтобы распахнуть все окна в домике. На дворе была середина июня, но молодая женщина надела поверх лёгкого сарафана с маками белое болеро, а на голову водрузила широкополую соломенную шляпу. Стоило вспомнить, как однажды, примерно месяц назад, Люциус застал её на крыльце в тонком халате и долго отчитывал в доме, как маленькую девочку за непозволительное легкомыслие, чтобы больше так не рисковать. Ей-богу, лучше бы устроил скандал с криком, чем злобно шипеть, как слизеринский змей!
По большому счёту он был прав: погода здесь, в Шотландии, менялась так стремительно, что солнечный день мог мгновенно обратиться градом или мощным ливнем. А если ещё учесть постоянные ледяные ветра, которые, казалось, пронизывают до костей, возможно, стоило и согласиться с Малфоем. Ведь он спас её тогда, на пароме, достал из студёной морской воды и теперь, очевидно, опасался каждого её чиха.
Надевая плетёные золотистые босоножки, девушка вспомнила, как они с Люциусом выбрали их здесь, в Шотландии, в магическом квартале «Волшебный закоулочек».
Она вышла на крыльцо и сощурилась от яркого солнца. Пришлось призвать тёмные очки и бутылку воды. Гермиона устроилась в красивой беседке рядом с домом и подложила под поясницу подушку. Стоило ли вспоминать, что это деревянное произведение искусства, с тонкой обрешёткой, увитой бледно-розовыми клематисами — тоже дело рук Люциуса. И тропинка, облагороженная плитняком, надёжными перилами и ступенями, и вон та площадка для удобной трансгрессии.
Малфой многое делал для неё. Слишком многое, чтобы заподозрить его в том, что она — всего лишь игрушка в его руках, но та его фраза: «Я никогда не позволю своему ребёнку прозябать в нищете — и точка!» уничтожала на корню всю благодарность за заботу.
«Нет. Он делает всё это не для меня. Для своего ребёнка. Я здесь вообще ни при чём!»
И даже его слова на могиле родителей не могли разубедить её.
Тогда, почти шесть месяцев назад, перемещения в Австралию сразу из Фолкстона оказались сущей пыткой. После каждого прибытия на очередное место назначения Гермиону всё время мутило, и она жалела, что не решилась полететь самолётом. Но одна мысль о том, что придётся выдерживать взгляды и шепотки о двух мужчинах, сопровождающих её, угнетала до невозможности. Когда она пошатывалась и зажимала ладонью рот, падая на глинистый холм где-то в Словакии, Люциус поддерживал, а девушка не отказывалась, хватаясь за крепкую руку. Гарри привычно подставлял плечо с другой стороны, но Люциус успевал раньше. Он всегда успевал раньше.
Гарри, видя, что Малфой не отходит от подруги ни на шаг, занимался организацией порталов и переговорами с аврорами. Случай на пароме давал возможность довериться бывшему Пожирателю. Рождественские каникулы сильно тормозили перемещение: болгарские волшебники, оторванные от праздничного стола, сердито ворчали, индийские качали головой и недовольно потирали виски, но всё же проводили к побережью океана, откуда трансгрессировать было удобнее. Слава Гарри помогала, титул героя и победителя одиозного тёмного волшебника делал своё дело, и путешественники в конце концов оказались на безлюдном кладбище недалеко от Канберры.
В Австралии было жарко, и Гермиона сняла пальто, бросив его на руку. Ровные ряды одинаковых серых надгробий, между которыми ветер колыхал жёлто-зелёные стебли, навевали тоску. В куцей траве стрекотали цикады и будто пели о том, как вечна и в то же время преходяща жизнь.
Могила Уилкисов обнаружилась в пятнадцатом ряду, третьей от узкой протоптанной тропинки. Гермиона опустилась на колени, обводя пальцем выбитые буквы чужих имён: «Венделл» и «Моника». Она чувствовала, как за спиной неподвижно стояли Гарри и Люциус, и думала о том, что смерть страшна не сама по себе, а страшна её необратимость. Ничего нельзя вернуть, и все твои ошибки остаются с тобой навсегда. Как и радости.
— Орхидеус, — почти одновременно произнесли мужчины.
Могилу украсили два венка, один с лиловыми цветами, другой с жёлтыми. Гарри вопросительно посмотрел на Малфоя.
Тот, не поворачивая головы едва слышно сказал:
— Дань уважения её родителям. Гермиона спасла мне жизнь. Я обязан ей и им.
Оказавшись в Британии, они расстались на площади Гриммо.
Люциус взял её руку в свою и легонько сжал.
— Ты в любой момент можешь вернуться в поместье, Гермиона. И я не откажусь от своих слов, слышишь? Я сумею защитить тебя и помочь.
Она покачала головой.
— Я не смогу играть роль миссис Малфой.
— А я и не прошу играть.
На миг она посмотрела в его серо-голубые глаза, вспоминая о том, как стояла на берегу в Кале и мечтала, как лазурные волны станут его руками. Море было таким же: ласковым и неумолимым. Или он был морем, раз она так порывисто бросилась в волны?
Но череда ударов судьбы так опустошила и обессилила, что Гермиона не нашла в себе ни капли желания обдумать это предложение.
И даже не обернулась, когда поднималась с Гарри на крыльцо дома.
На Гриммо было, как и раньше: темно и мрачновато. В коридорах пахло уксусом и печёными яблоками, в гостиной у камина переливалась огнями скромно украшенная ёлка. На портрете Вальбурги красовалась какая-то аляповатая композиция, изображающая то ли цветы, то ли бабочек.
— Джинни не выдержала, — пояснил Гарри. — Миссис Блэк так вопила, что Джин привела свою угрозу в исполнение. И знаешь, не сказать, что я сильно жалею. По-моему, даже красиво.
Гермиона обосновалась в комнате Регулуса. Она бросила чемодан в пыльный угол и упала на кровать. Поймав взглядом паутину на потолке, девушка задумалась о том, как теперь жить. Гарри рассказал, что Грейнджеры продали дом на Карнаби-стрит и купили коттедж в Австралийской Канберре, который зарегистрировали на Уилкисов. И теперь, в связи со смертью владельцев, жильё было передано в собственность города. Гермиона понятия не имела, как и кому доказывать, что погибшие — Грейнджеры, а не Уилкисы, чтобы предъявить право собственности на дом. Ведь выходило так, что она действительно осталась круглой сиротой с весьма скромным счётом в банке, и всё, что у неё было — Малфои. Один в Уилтшире, в поместье, и другой здесь, прямо под сердцем. Такая злая насмешка судьбы стоила ответного удара.
Гермиона положила руку на живот и, повинуясь какому-то древнему инстинкту, прошептала:
— Ты меня слышишь, малыш? Если твой отец и вправду Люциус… О, Мерлин… Ты ведь пережил всё это вместе со мной, верно? Ты хорошо держался, должна тебе сказать. И я своих не бросаю. Мы всем этим кретинам с Косой Аллеи ещё покажем финт Вронского, вот увидишь!
Утром она столкнулась на кухне с Джинни и Роном. Поначалу беседа не клеилась. Все трое молча пили кофе с ореховым печеньем и невпопад роняли фразы о погоде. Когда спустился Гарри, обстановка разрядилась. Уизли загалдели, рассказывая о Рождественском ужине в Норе, магазинчике Джорджа и малышке Мари-Виктуар, Кикимер спрашивал, что приготовить на обед, и потирал лапки. Гермиона, усмехнувшись, предложила клош-червей и медальоны из форели. Гарри удивился такому выбору, но просьбу домовику передал. Кикимер смерил её странным взглядом и важно кивнул хозяину.
