Прищёлкнув языком, он лишь нахмурился и ничего не сказал.
Он по-прежнему не смотрел на неё.
Но его свет успокоился… относительно неё, во всяком случае — и это стало немалым облегчением.
Как будто с того момента, как он принял решение, между ним и этой Кали, называвшей себя будущей матерью Моста, образовалась некая дистанция. Какая-то часть его теперь почти понимала, что он от неё чувствовал, и потому странные реакции его света уже не сводились к ней.
Однако он не потрудился сказать ей об этом.
Вместо этого он смотрел на воду, пока они быстро шли к местным докам.
Он продолжал поддерживать её, пока его разум обдумывал лучший способ помочь ей сейчас.
Они находились достаточно далеко от Сайгона.
Он знал, что приоритетом Шулеров являлся он сам, а не она.
— Теперь мы расстанемся, сестра, — сказал он низким, почти ворчливым голосом. — У тебя есть несколько вариантов, куда направляться дальше… только не лезь в Пномпень.
— Почему? — спросила она, стискивая его руку и вздрагивая, хотя он её поддерживал. — Что такого в Пномпене?
— Там буду я, — фыркнул он. — И я прослежу, чтобы Организация об этом узнала. Как минимум после того, как удостоверюсь, что смогу выбраться.
Она посмотрела на него, открыто хмурясь.
Он чувствовал это, даже если не видел.
— Не говори мне, куда направляешься, — почти прорычал он. — Если можешь, держись подальше от американцев. Это значит Манила. Бангкок. Сингапур. Маленькие города — ещё лучше, пожалуй. Если можешь походить на местных — замечательно… но вообще просто найди маленький аэропорт и убирайся отсюда нахер. Отправляйся домой. К своему супругу.
Она жестом показала понимание, сосредоточенно поджав губы.
Он также чувствовал в ней физическую боль и вздрогнул.
Ему не нравилось бросать её вот так.
В то же время он знал, что подвергнет её жизнь риску, если задержится с ней надолго.
— У тебя здесь есть друзья? — спросил он. — Кто-то, кто может тебе помочь?
Она покачала головой.
— Нет, — она подняла голову, и в её зелёных глазах отразилось солнце. Она улыбнулась уголком губ. — А у тебя?
Он издал полусмешок.
— После сегодняшнего дня? — переспросил он. — Нет, сестра. Подозреваю, что после сегодняшнего дня у меня нигде не осталось друзей.
Она крепче стиснула его талию, сжав в объятиях перед тем, как отпустить.
— У тебя будут друзья, — сказала она тихо, но с уверенностью. — И сейчас есть, Ревик. Как минимум один друг, хотя я не уверена, что полезного могу сделать для тебя. И я также не знаю, когда мы увидимся вновь.
— Надеюсь, мы ещё долго не встретимся, сестра, — фыркнул он. — Но я оценил порыв.
Теперь они стояли в доке.
Он отпустил её, но она просто стояла там, колеблясь и словно желая сказать больше. Когда она так и продолжила стоять, он нахмурился и показал на воду.
— Тебе пора, — сказал он. — Иди первой. Я отправлюсь более длинной дорогой, посмотрю, удастся ли найти машину, которая довезёт до аэропорта.
Она кивнула.
И всё равно не сдвинулась с места.
— Сестра, — рыкнул он. — Иди.
Вздохнув, она снова лишь кивнула.
— Я понимаю, — сказала она. Когда он сам повернулся, чтобы уйти, она схватила его за руку, заставляя посмотреть на неё. — Брат Ревик. Я бы хотела попросить тебя об услуге.
Он моргнул, уставившись на неё.
— Что? — он издал почти весёлый смешок. — Ещё одна услуга, сестра? Пожалуй, ты уже переоцениваешь свою привлекательность для меня.
Он сказал это в шутку, но она не улыбнулась.
Когда она подняла взгляд, её зелёные глаза смотрели серьёзно.
Они также казались куда более взрослыми и зрелыми.
— Не говори ей обо мне, — сказала она.
Её слова прозвучали жёстко, интенсивно, почти как приказ.
Ревик мог лишь смотреть на неё, видя в её свете интенсивность, жар и силу, которых он не замечал до сего момента.
— Когда ты встретишь её, Ревик, — продолжала она, крепче стискивая его руку. — Не рассказывай ей об этом. Не говори, что мы с тобой знакомы. Вообще ничего не рассказывай ей обо мне.
Ревик нахмурился, глядя на этот жёсткий свет в её глазах.
— А зачем мне что-либо ей рассказывать? — спросил он. — Ты же её мать, верно?
— Просто пообещай, что не расскажешь, — твёрдо потребовала она.
После небольшой паузы, во время которой он просто смотрел на неё, Ревик кивнул и сделал рукой жест официального обещания.
— Клянусь, — сказал он.
— Куда ты пойдёшь? — спросила она у него.
— Тебе этого знать не нужно, сестра. Это не поможет нам обоим, — увидев, как её губы хмуро поджались, он поколебался, затем посмотрел ей в глаза. — У меня такое чувство, что ты всё равно уже знаешь, сестра. Правда, как ты и сказала… куда ещё мне идти? Кто ещё меня приютит?
Он ощутил от неё рябь печали и вздрогнул.
Ожесточив свой голос, он добавил:
— А теперь иди. Пора. Я надеюсь, что они последуют за мной… они должны последовать за мной… но во имя любви к богам, не глупи, сестра Кали. Не позволяй себя засыпать, пока не вернёшься домой. Не лезь в Барьер, пока не окажешься далеко отсюда. И никак не привлекай к себе внимание. Не позволяй своему супругу убить меня, когда он узнает, что я бросил тебя здесь.
Она улыбнулась ему. Из её света вышел импульс тепла, окутавший его с такой силой, что у него перехватило дыхание, а сердце затрепетало и как будто подскочило к горлу.
Он оттолкнул это ощущение и сосредоточился на грязных берегах, на лодочниках, на людей, стиравших одежду у края реки.
Он сумел проглотить это, но чувствовал, что это его потрясло.
На сей раз он готов был поклясться, что ощутил там то другое присутствие.
То присутствие, которое ощущалось как она, но не она.
Каким-то образом теперь он чувствовал их как разных существ.
Каким-то образом он видел через неё то другое лицо, и знал, что это не она.
— Я понимаю, брат, — пробормотала Кали, всё ещё наблюдая за ним.
Улыбнувшись во второй раз, она удивила его, привстав и поцеловав его в щёку.
Жест был простым, наполненным лишь тёплой привязанностью и тем глубинным чувством, которое на мгновение распалило его грудь.
На сей раз он принял её привязанность без вопросов… и без обиды за то, что она не предложила большего.
Она наконец-то пошла прочь, направившись к зеленовато-коричневому берегу реки, выкрикнув приветствие и помахав вьетнамскому лодочнику. Мужчина, которого она окрикнула, был ещё старше того, что ранее вёз их по реке — у него была абсолютно седая голова и морщинистая кожа.
Ревик осознал, что одобряет её выбор. Что-то в свете этого мужчины понравилось ему, и он осознал, что именно поэтому Кали выбрала его.
Мужчина помахал ей в ответ, увидев их на коротком деревянном пирсе, и Кали позвала его на вьетнамском, отпуская руку Ревика.
Наблюдая за ней, он почувствовал, как сжимаются её челюсти.
— Эй, подожди.
Когда она удивлённо повернулась к нему — возможно, не ожидая, что он всё ещё стоит тут — он запустил руку в карман, ища наличку, которую он взял из их с Терианом сейфа в Маджестике.
Отсчитав половину, он отдал ей деньги, а она уставилась на него ошеломлённым взглядом.
— Я не буду звать тебя мамой, — сказал он, вложив купюры в её руку, когда та не потянулась к ним, и сжал её пальцы перед тем, как отпустить. — …Так что выбрось эту идею из головы.
Увидев лёгкую улыбку, приподнявшую уголки его губ, Кали рассмеялась в голос.
Этот звук был весёлым, восторженным, мелодичным.
И он согрел в его сердце что-то, что, возможно, уже очень давно не было тёплым.
Глава 17. Перебежчик
Он бежал со всех ног, игнорируя ветки, хлеставшие по его лицу и рукам, даже когда те рассекали его кожу и заставляли ахать.
Такое чувство, будто он бежал несколько дней подряд.
Его лёгкие ныли, отчасти из-за разреженного воздуха, отчасти из-за холода… но главным образом потому, что он не мог нормально дышать. Он достиг предела своих возможностей и понимал это, но ещё сильнее нагружал своё тело, чувствуя, как сердце болезненно колотится в груди.
