У него мало времени.
Его тело уже выматывалось.
Не только от нехватки воды, хотя этот фактор определённо сказывался. Не только от пулевого ранения в плечо, и даже не от пулевого ранения в ногу.
Не от нехватки еды и даже не от принудительной детоксикации, которую он вытерпел за месяц в бегах по пяти странам, преодолевая тысячи милей…
Он ощутил то самое мгновение, когда пересёк границу.
Он точно знал, когда вошёл в ту другую конструкцию.
Он почувствовал это и не знал, то ли кричать от облегчения, то ли выскочить на другую сторону, откуда пришёл.
Боль ударила по нему.
Мучительная, душераздирающая боль.
Он осознал, что оказался отрезан от того серебристого, сложного света Организации.
Тот же серебристый свет охотился на него днями, неделями. Те часы и минуты расплывались в его сознании, превращаясь в месяцы, годы, бесконечную протяжённость времени.
На фоне его сознания мелькали образы.
Его лучший друг, Териан, выпустивший обе удачные пули, попавшие в него. Он пытался нейтрализовать его на улицах Калькутты, не убив при этом.
Он видел Рейвен, бежавшую рядом и сердито поджимавшую губы. В её беге виднелись следы хромоты — скорее всего, от того пулевого ранения, которым он её наградил.
Они послали за ним всё, что имелось в их распоряжении.
Бл*дский вертолёт в Бирме пытался вырубить его наркотиками с воздуха. Ночами ему приходилось спать в болотах, пытаясь избежать людей, которых охотники Организации могли заставлять искать его.
Его друзья повсюду, начиная с Северной Америки и Европы, охотились на него.
Молодые видящие, которых он завербовал и тренировал собственными руками и светом.
Теперь он уже несколько дней чувствовал их всех в своей голове.
Они орали на него. Шептали ему.
Пытались образумить.
Угрожали.
Теперь же, впервые с тех пор, как он выбежал из отеля «Маджестик»…
Наступила тишина.
Не полная тишина. Но почти.
Его заметили.
Это логично. Они почувствовали, что он здесь. Ему запрещено входить сюда, как и любому, кто носил на себе метку Организации. Условия перемирия были недвусмысленными.
Спотыкаясь, он брёл между деревьями, но теперь уже медленнее, пытаясь добраться до какой-то помощи, до того, кто может бросить его в тюрьму и хотя бы покормить.
Теперь он чувствовал, что к нему направляются другие, с другой стороны невидимой линии. Невидимой для людей и для любого, кто не видел края той плотной конструкции своим aleimi.
Для Ревика это был яркий круг света, озарявшего деревья и снег.
Пока он проталкивался сквозь последний участок рощицы, ломился через ветки леса, его дыхание клубилось в воздухе и быстро превращалось в кристаллики. На земле было ещё больше снега, маленький ручеёк застыл. Он остановился и пошатнулся, оказавшись под прицелом, поднял руки в воздух и дышал так тяжело, что поначалу не мог заговорить.
Он едва держался на ногах.
— Убежища… — прохрипел он сразу же, как только смог выдавить это слово. — Я прошу убежища…
— Ты на чужой территории, Шулер, — заговоривший видящий поднял оружие — модифицированный пистолет старой модели — и прицелился в голову Ревика. — Ты нарушаешь наше соглашение. Рабам Пирамиды здесь не рады. Иди домой…
— Убежища… — хрипел Ревик. — Убежища… прошу…
— Он сказал «убежища»? — пробормотал другой, глянув на первого.
Ревик показал подтверждающий жест и кивнул.
— Да. Да… я прошу убежища…
Он сделал ещё несколько шагов вперед, затем поскользнулся на заиндевевших листьях у основания ближайшего дерева. Он упал на одно колено и не мог найти в себе моральные или физические силы подняться.
Он оставался там, в грязи, льду и снегу, чувствуя, как вода пропитывает колени брюк, пока он пытался перевести дыхание и замедлить сердцебиение.
Незнакомые видящие уставились на него широко раскрытыми глазами.
Никто не опускал оружие.
— Gaos… это тот, о ком я думаю? — пробормотал один из них — тот, что заговорил вторым.
Он посмотрел на старшего видящего, который пока молчал, но явно показался Ревику их лидером. Теперь в голосе молодого видящего звучало изумление.
— Это же он, так? — спросил тот. — Заместитель?
— Да, — сказал старший.
У того видящего было гладкое узкое лицо и чёрные волосы, завязанные в хвостик, спадавший на спину. Он даже в холод носил халат под пальто с меховым капюшоном. Он единственный среди остальных не имел оружия.
— Это Дигойз Ревик, — буднично произнёс видящий.
Его прекси был идеальным как по учебнику, произношение почти напоминало урчание.
Его слова омыли aleimi Ревика как жидкий свет.
— D’Gaos, — пробормотал третий видящий среди них.
— Не может быть, — выдохнул первый.
— Это он, — сказал старший.
— Он правда просил убежища? — снова пробормотал третий.
— Полагаю, да, — подтвердил старший.
Видящий, который заговорил первым, перехватил оружие, продолжая целиться Ревику в лицо. Он и другой видящий помоложе осторожно подошли к нему, следуя за старшим с хвостиком, мелодичным голосом и чёрными глазами.
Охранники молча заняли позиции по бокам, шагая за их лидером и пристально наблюдая за Ревиком, словно ища засаду или ловушку.
Однако старший, их лидер, подошёл прямиком к Ревику.
Он спокойно посмотрел на него, не изменив выражения лица или простого умиротворения, исходившего от его света. Ревик понимал, что видящий в халате смотрит на него не только глазами, но не уловил никаких отпечатков.
Лицо мужчины выглядело несколько знакомым.
— Йерин? — спросил Ревик с сомнением в голосе.
Видящий кивнул, улыбнувшись.
— Да. Я Йерин.
Ревик моргнул.
— Ты меня знаешь? — спросил он.
— Знаю, — подтвердил Йерин. — Приветствую, брат Ревик. Мой отец упоминал, что сегодня ты можешь навестить нас.
Ревик снова моргнул, глядя на них, но ничего не сказал.
Он честно понятия не имел, что говорить.
Остальные видящие уставились на Йерина, вскинув брови. Очевидно, его слова удивили и их тоже.
Но никто ничего не сказал.
Ревик тоже промолчал.
Он просто оставался на коленях, почти распростёршись в листьях и снегу. Он продолжал дышать с трудом, чувствуя, что его тело сдаётся, и каждый вздох режет горло и грудь, а ноги отчаянно трясутся от утомления.
— Убежища, — повторил он, всё ещё держа руки поднятыми. На сей раз он сумел произнести эти слова твёрже. — Прошу. Убежища. Они меня убьют…
Видящие переглянулись меж собой с сомнением в глазах и шагнули ближе.
Они не опускали оружия.
Ревик слышал, как они говорят о нём, ещё до того, как вошёл в комнату.
К тому моменту он едва мог заставить себя переживать по этому поводу, хотя знал, что надо бы.
Он в любом случае не мог избежать их голосов, так что хотел он того или нет, но приходилось слушать, что они о нём думают.
Чем дольше он слушал, тем паршивее себя чувствовал.
И всё же он не мог заставить себя сосредоточиться на их словах и слушал лишь малой частью сознательного разума.
«Детоксикация от какого-то химиката…»
«… явно какая-то наркотическая зависимость. Истощён от дней, а то и недель…»
«…множественные огнестрельные ранения. Самое серьёзное на ноге, но он как будто…»
«…всё ещё связан с ними. Надо сначала разобраться с этим, прежде чем…»
«Ну, а почему ты решил, что он согласится…»
«…Или согласится, или уходит. Всё просто».
Ревик закрыл глаза, сглотнув и пытаясь отгородиться от этого.
Он чувствовал себя больным. Он не помнил, чтобы чувствовал себя настолько больным.
Боль мерцала в его свете, смешиваясь с болью в теле.
Они предлагали ему еду, но он не мог есть. Он материл их, едва понимая, почему. Он угрожал им, когда они не оставили его в покое.
