— Без принуждения? — поднял голову он.
— Конечно, — пожала я плечами. — Разве слабая женщина вроде меня может принудить сильного мужчину к чему бы то ни было?
— А ты изменилась…
Наверняка изменилась. И не жалела об этом.
— …сообщаю, что, движимый… — чем он тебе помешал, Джек?
— И все же, зачем тебе это? Неужто решила сменить меня на него?
— Не все ли тебе равно? Тебе нужна свобода, мне — справедливость.
— Не думал, что ты опустишься так низко. Пират! Может, еще и всех матросов перебрала?
Взгляд его, быстрый и острый, скользнул по мне — не дрогнет ли рука, не опустится ли пистолет? Нет, не дрогнет. К чистому грязь не липнет, и меня совершенно не задела эта топорная попытка вывести из себя. Оправдываться? Что-то доказывать человеку, у которого давно не осталось ни чести, ни совести?
— Пиши, Джек. Движимый завистью и корыстью…
— Клятвы, данные под давлением, не имеют силы. Я скажу, что меня пыткой вынудили это написать.
Я пожала плечами.
— С этим я едва ли что-то смогу поделать, выходит, тебе нечего бояться, что кто-то пустит это письмо в ход, правда? …Оклеветал Генри Блада, графа Брайт, обвинив его в государственной измене…
Я продолжала диктовать, Джек писал. Наконец он поставил размашистый росчерк и протянул мне листок. Я выхватила его, тут же отступила, и едва не заработала косоглазие, пытаясь одновременно читать и держать Джека в поле зрения.
И едва я успела закончить чтение, как дверь распахнулась, толкнув меня в спину. Джек тут же сорвался с места, и не успела я опомниться, как он развернул меня спиной к себе и накинул на шею цепь наручников, притянув к себе.
— Еще один шаг, и девка сдохнет.
Я застыла, глядя на замершего в дверном пролете капитана.
Странно, не цепь на горле и не Джек напугали меня — а выражение лица Генри. Он мазнул по мне взглядом, и я едва удержалась, чтобы не воскликнуть «Ты все не так понял!» Но не было смысла ни оправдываться, ни извиняться — снова я наворотила дел, поддавшись порыву.
Я медленно — благо Генри сверлил сейчас взглядом Джека — запихнула исписанные листы в карман. Они не успели высохнуть и наверняка размажутся, но это неважно. Сжала бесполезный сейчас пистолет, спрятав его в юбках. Глупо, Джек наверняка о нем вспомнит, но рукоять оружия придавала мне уверенности. Я не могла убить его сейчас. Для этого мне нужно было коснуться шеи, накрыв ладонью сонную артерию, что сейчас он бы мне не позволил. Или кожи груди над сердцем, что было вовсе невозможным.
— Что тебе нужно? — медленно произнес Генри, и от сдержанного бешенства в его голосе меня затрясло, даром, что оно было направлено не на меня. А, может, и на меня тоже.
— Шлюпку. Запас еды и воды.
— Отпусти девушку и, клянусь, ты все это получишь.
Джек рассмеялся.
— Нет уж, я не такой дурак, чтобы верить тебе на слово.
— А я не настолько глуп, чтобы поверить, будто ты отпустишь девушку, получив шлюпку. Заложница пригодится тебе, чтобы знать, что погони не будет.
— Да. — Джек поцеловал за ухом, и меня передернул от отвращения. Это жест явно не был вызван внезапной похотью — он просто пытался вывести из себя Генри, как до того — меня. — Белла, милая, осторожно заправь пистолет мне за пояс. — Джек чуть сильнее натянул цепь. Я сглотнула — дышать пока было можно — но только пока. — Очень осторожно.
Я чуть шевельнулась — так, чтобы рука с пистолетом легла вдоль бедра Джека. Помедлила, решаясь — выстрел наверняка обожжет и меня, а я боялась боли — и все же нажала на спуск. Курок безобидно щелкнул — видимо, порох в заряде отсырел, пока оружие лежало на полке в салоне. Почему, ну почему я не перезарядила его! За две минуты Роджерс бы не успел перепилить оковы!
Джек расхохотался. Цепь впилась мне в горло, заставив хватать ртом воздух.
— Знаешь, в чем главная добродетель женщины? — прошипел он, и я едва разобрала его слова за звоном в ушах. — Покорность. Тебе всегда ее не хватало. Ничего, я это исправлю.
— Если ты меня задушишь… — просипела я.
— Ну что ты, милая. Пока ты нужна мне живой.
— Отпусти девушку, — повторил Генри. — Тебе нужен я, а не она.
— А кто станет свидетельствовать, как я спас невинную овечку от злого пирата?
Он ослабил цепь, и я смогла, наконец, вдохнуть. Воздух прошелся по горлу, точно наждак, я закашлялась, снова едва не повиснув на цепи.
— Достань записку и порви. — Он сдвинул одну руку так, что палец лег мне на веко. Надавил — пока не сильно, но все же у меня перед глазами замелькали разноцветные пятна. Губы снова коснулись кожи за ухом. — Жаль будет, если такая красавица окривеет. А то и вовсе ослепнет…
Я ухватилась за запястья Джека над кандалами, словно пытаясь оторвать его руки.
— Да хрен тебе! — просипела я, мысленно нащупывая локтевой нерв и посылая импульс дальше, в плечевое сплетение.
Джек заорал, дернувшись — я едва успела отвернуть голову, чтобы в самом деле не лишиться глаза. Вцепившись в цепь, повисла на ней всей тяжестью. Руки Джека, на несколько мгновений потерявшие чувствительность, разогнулись, и я выскользнула из его хватки.
В тот же миг Генри рванулся к нам. Отшвырнул меня в сторону и опрокинув Джека на пол, начал душить. Я зажмурилась и закрыла уши, чтобы не видеть, как синеет лицо, не слышать предсмертных хрипов.
Сильная рука вздернула меня на ноги. Я заглянула в лицо Генри и мигом забыла все, что хотела сказать.
Глава 29
— Падаль — за борт, — велел Генри влетевшим в дверь матросам. — Леди сопроводите в ее каюту, поставьте караул. И смотрите мне!.. Годфри — две дюжины кошек за то, что уснул на посту.
— Он не виноват! — вклинилась я и съежилась под яростным взглядом.
— Впрочем, подождет до утра. Этого, — жест в сторону зашевелившейся Краун, — в мою каюту. — Он жестко усмехнулся. — Поговорим.
В дверях я, не удержавшись, оглянулась на тело человека, которого совсем недавно любила. И этот взгляд не укрылся от Генри. Лицо его стало вовсе каменным, и мне снова захотелось воскликнуть: «Это вовсе не то, что ты подумал!» Джек заслужил смерть, но сейчас, когда во мне, возможно, зрела новая жизнь, трудно было не задуматься — как долго создавать жизнь и как легко ее отнять. А еще — как так получается, что из детишек с ясными глазами вырастают отъявленные мерзавцы? Удастся ли мне уберечь своего ребенка от подобной участи? Но сейчас было не время и не место говорить об этом. Потом. Когда я успокоюсь. Когда Генри остынет… если он остынет.
А если нет?
Что ж, едва ли он вышвырнет меня за борт. В худшем случае — заберет деньги, которые обещали ему мама и Роланд, и вернет родичам. Или просто оставит на Дваргоне выживать, как сумею. Нет, это было бы совсем на него не похоже. Но даже если и так… Если там процветают трактирщицы и публичные женщины, то и внебрачные дети не в диковинку. А у меня есть голова, руки и дар — и этого у меня никто не отнимет.
Странное дело, еще каких-то полмесяца назад перспектива выживать в одиночку в незнакомом месте довела бы меня до паники, а сейчас… страшно, конечно. Но не настолько, чтобы падать в ноги и умолять о прощении на любых условиях.
И все же лучше бы Генри меня выслушал.
Занятая своими мыслями я не заметила, как капитан исчез, и его место занял лорд Коннор. Я запоздало вспомнила, что собиралась навести порядок в операционной. Что же делать? Самой мне лучше сейчас не оспаривать распоряжения капитана, а тихо удалиться в свою каюту и ждать, пока гнев Генри утихнет
— Лорд Джеймс, пожалуйста… — начала я. Он нахмурился, и я торопливо добавила: — Пошлите кого-нибудь промыть и просушить инструменты в операционной. Кровь портит их так же, как портит добрый клинок.
На его лице промелькнуло удивление.
— Хорошо, леди Белла.
— И еще, насколько мне известно, находясь под арестом, член экипажа не может исполнять свои обязанности…
— Это так.
— И все же утром пришлите ко мне раненых — тех, на кого сегодня не хватило дара. Они не виноваты в моих ошибках.
