за которыми я приехала. И овечек. Они мне очень нужны. Скоро зима, а у нас с дедом кроме летней одежды ничего и нет. И лошадь…
Сыры я, конечно, не выбросила, распродала. Это господин Фаций переборчивый, а простые люди такие сыры и едят.
Денег за свои продукты я в этот раз выручила даже немного больше – пятьдесят медянок. Удачно я с рыбой придумала. Теперь надо будет каждый раз так делать.
Купила двух поросят, и распотрошив мешочек на груди на одну серебрянку, двух молодых ярок по пятьдесят медянок. Овечки мне понравились, тихие, смирные животные, мы с предыдущим хозяином их стреножили и уложили на солому в телеге. И они так и лежали.
Остатки денег потратила на муку и крупы. Пора запасы на зиму делать. Зерна-то в этом году у меня мало будет.
Потом сбегала в мэрию, забрала документы. Теперь я полноправная гражданка Флодолии. Немного нервничала, что начнут деньги требовать еще за что-нибудь, или что господин Санник не сделал то, что обещал и никто ни сном, ни духом про меня не знает. Но нет. Документы мне выдали без проволочек, едва услышали кто я такая.
Я сначала даже пофыркала, мол, ерунда какая эти документы, если их кому попало, не глядя раздают. Но когда я открыла двухстраничную книжицу и увидела сверкающую зеленую вязь магической защиты, стало понятно, что все не так-то просто. Не зря тогда господин Санник к моему лбу кругляш какой-то прикладывал.
Кругляш этот считал мою ауру, и теперь будет храниться в архиве мэрии. И если, не дай Небо, что-то случится, то амулет мгновенно определит, я это или не я. Как и книжица. Если кто-то другой в руки возьмет, вязь магическая погаснет. И чужой пачпорт в твоих руках будет недействительным. Вот ведь какая хитрая штука, эта магия…
Еще в мэрии мне напомнили, что этот год я могу не платить налоги, но вот следующей осенью должна приготовить одну серебрянку, если мое хозяйство останется прежним. А если я найму батраков, то за каждого батрака любого возраста должна буду уплатить в казну по той же серебряной монете.
Перед отъездом я заехала к господину Фацию. Сам он не вышел, только передал с мальчишкой-поваренком обрезки сыров и наказ сварить похожее. Поваренок, которого я расспросила, сказал, что такие сыры к ним привозят из других стран. И господин Фаций готов выкупать такие или очень похожие сыры у тех, кто сможет их повторить по три медянки за фунт. Еще мальчишка поведал, что такое задание повар выдает всем толковым молочникам. Но пока скопировать вкус никому не удалось.
Из горда я выехала уже к обеду. Обратный путь, как это всегда бывает, ощущался гораздо более коротким. Я едва успела немного подремать, как вокруг уже были знакомые места, исхоженные с корзинкой вдоль и поперек. Ну, и вечер настал тоже как-то очень быстро.
Когда впереди показалась река и мост, отделяющий нашу деревню от всего остального мира, я снова, как тогда на ярмарке почувствовала, как ко мне приближается что-то темное.
Страх мягкими лапами пробежался по незащищенной спине и затаился в районе копчика. Я хлестнула Могучего вожжами, желая поскорее добраться до реки, как будто бы родные стены могли защитить меня от Лекса…
Телега громыхала, подпрыгивая на ухабах, лошадь неслась к мосткам на всех парах, и я ощутила, как угроза стала удаляться. Как будто бы гроза прошла про краю, так и не задев меня. И я поняла, в этот раз Лекс пришел не за мной… Он просто был где-то там в лесу, и я зацепила его ауру… нечаянно…
А Лекс пришел за другими. За теми, кто еще провалится в прореху созданную мной на зацепке наших миров.
Гроза грозой, а мне некогда было рассиживаться. Уже темнело, и я, разгрузив возок отвела лошадь Динаю. И договорилась, что на следующей неделе снова возьму у него лошадь на тех же условиях. Староста, если и удивился, то виду на подал. А я еще в дороге решила, что надо ездить на ярмарку почаще. Если господин Фаций будет покупать у меня все оптом, так же как в этот раз, то я смогу обернуться за сутки. Выеду после вечерней дойки, пастух утром корову заберет, подоит, а вечером я уже и сама вернусь. Зато по пятьдесят медянок каждую неделю заработаю. Как минимум…
Да, и Яволка увидеть хотелось. Но я тщательно гнала от себя мысли, что именно для этого я и буду ездить так часто.
– Деда, – забежала я в избу, – как ты тут без меня? Справился?
– Справился, – он довольно улыбался. Соскучился. И я тоже. А потом он вздохнул, – Аништа ко мне заходила, Лола. Проведывала. Ты прости уж… не гнал я ее. От нее-то мы оба с тобой только добро видели…
– И правильно, – после ярмарки обида, если и не прошла, то стала не такой яркой. Вряд ли я совсем все забуду, и вряд ли смогу общаться с Ретой так же, как раньше. Но вот понять и принять, что остальные не виноваты, у меня получилось. Об этом я и сказала деду. И видела, с каким облегчением он выдохнул. Переживал.
Аништа прибралась у деда, поэтому мне и делать ничего не надо было. И я помчалась доить корову, а потом с крынкой молока пошла к соседям.
Но дойти я успела только до крыльца, Аништа сама заглянула ко мне:
– Лола, пришла я прощения у тебя просить. Прости ты нас, что за дочерью недоглядели, пропустили, как зависть и злоба в ней появились. Ванут вчера девку уму разуму учил, да как бы не поздно было. Но и отвернуться я от нее не могу, Лола. Все же дочь она мне. Родная. Любимая. Ежели не сможешь обиду забыть, пойму и надоедать не буду. Но ежели сможешь, то будем и дальше жить, как добрые соседи…
– Аништа, – если бы не крынка в руках, обняла бы я ее, – и ты прости, что сразу не сказала в чем дело. Боль мне разум затмила, не сразу поняла я, что из-за одной все остальные у меня виноваты сделались. А Ретта… может и не злоба и зависть это, а глупость. Кто
