— Какой по счёту тир? — уточнил митар и нахмурился припоминая. — Пять тысяч восемьсот двадцать шестой от сотворения Гор-Эят.
— Оу, — Милена смешно сложила губы, удивляясь услышанному, а Роар был готов встать, схватить её и притянуть к себе, такая она была очаровательная сейчас. Он рассмеялся.
— Сложно? У тебя проще?
И Милена нахмурилась:
— Да, на самом деле, у нас говорят “от рождества Христова”, — ответила она. — А Гор-Эят?
— Это остров, у его основания огромный магический слих, — начал он объяснять.
— Слих? — переспросила Милена.
— Эм, — Роар не знал, как объяснить, потом указал на магический свет, стоящий на столе, — вот такой.
— Шар, — улыбнулась она.
— Наверное, — кивнул он, тоже улыбаясь — Что-то такое. Благодаря ему можно точно определить сколько тиров нашему миру — так говорят маги. Но мы от острова далеко, правда раз в определённый срок они сообщают нам о точном времяисчислении, но сами мы считаем начало и конец тира приблизительно основываясь на положении небесных светил. Этим занимаются маги и эйолы. А день рождения… мой день рождения указан в книге, которая лежит в Зарне. Как и дни рождения всех Горанов.
— А отмечать этот день? У меня в мире каждый год мы отмечаем день рождения, — заметила она. — Это как бы праздник.
— А зачем?
— Зачем? — девушка явно была очень удивлена.
— Да. Зачем считать свои тиры?
— Ну, эээ… чтобы знать? — потерялась она.
— Это какое-то важное знание? — и ему было странно. Надо будет у Хэлы спросить про это поподробнее, если конечно Милена объяснить не сможет.
Белая ведьма нахмурилась, снова прикусила губу:
— Ммм… в моём мире нельзя, например, получить права, купить алкоголь, если тебе нет восемнадцати лет, и много чего нельзя ещё, — она попыталась рассказать. — С восемнадцати лет, например, забирают на службу в армию, а до того нельзя. В общем, у меня в мире много чего привязано к возрасту. Даже не знаю… это важно. Не может быть, чтобы у вас вот родился человек и дальше не важно сколько он на этом свете живёт… это же странно.
— Нет, не странно. Для меня странно, что вы считаете свои тиры… каждый тир отмечать? — и Роар приподнял бровь. — Вот это странно. Ведь тебе это ничего не даёт, никак тебя не меняет. Что такого в этой дате?
Милена пожала плечами.
— Но у нас есть важные даты, — добавил митар. — Когда ребенку исполняется пять тиров, он проходит обрят имянаречения. Эойл возлагает на него руки и представляет его верховному богу. Тогда ребенок обретает, не только имя, он определяется как мальчик или девочка, до того дети равны, перестаёт быть частью своей матери, может выбрать, кем хочет стать, но окончательно он принимает решение ещё через пять или бывает восемь тиров.
— Ага…
— Девочки же, после тринадцати тиров, должны пройти обряд богини плодородия, то есть стать женщиной, но есть те, кто проходит его рано, а есть те, кто намного позднее. Вот и всё, — и митар пожал плечами. — Остальное не важно. Какое кому дело, когда я пошёл воевать — есть понятие готов или не готов, и некоторые не готовы даже к старости, а кто-то воюет всю жизнь, ну или пашет, или растит скот, или охотится, рыбачит…
В дверь постучали и в рабочую комнату ввалился Хорт:
— Сообщение, достопочтенный митар, — с этими словами стражник протянул Роару свёрнутый листок бумаги.
Митар кивнул, взял листок, после чего стражник вышел.
— Прости, — Милена заёрзала в кресле. — Я мешаю тебе своими разговорами.
— Не мешаешь, — стало досадно и он мысленно выругался и на стражника и на сообщение, которые появились так не вовремя. — Вообще меня раздражает эта часть обязанностей ферана. Бумажки не для меня. Обязанность митара исключительно охранная, военная, и мне это нравится. А вот это, — он потряс в воздухе сообщением, — меня просто выводят из себя, особенно здесь.
— В этой комнате? — уточнила она, а Роар согласно кивнул. — Почему? Потому что она никакая?
— Нет, плохие воспоминания, — митар улыбнулся. — Меня маленького в этой комнате только ругали. А однажды, я был маленький я спрятался здесь, когда мы играли в прятки. И получил за это.
Милена нахмурилась.
— В эту комнату нельзя было заходить без разрешения. Ни в эту, ни в другие комнаты ферана, — и митар указал рукой в сторону двери, за которой были покои ферана. — Танар, как я тебе уже сказал, был строг и непреклонен. Если нарушилась установленные им правила, оправдываться было бесполезно. Но я тогда конкретно сглупил. Танара не было дома и я думал, что я очень умный — спрячусь тут и меня никто не найдёт.
— Но тебя нашли?
— Танар меня нашёл, — и он сощурил глаз на мгновение, вспоминая этот случай. — За меня вступился Рэтар, но наказали в итоге и меня, и его… правда ему досталось больше.
— Сколько тебе было? — спросила Милена, потом нахмурилась. — Или, ой, ты…
— Не знаю точно? — Роар усмехнулся. — Я был достаточно маленьким, чтобы испугаться того, что меня оставили одного в башенной комнате, без света на всю ночь, и достаточно взрослым, чтобы испытать невообразимое чувство стыда за то, что физическое наказание за меня получил Рэтар.
— Какое?
— Десять плетей.
— Боже, — в глазах белой ведьмы блеснули слёзы и Роар с трудом поборол в себе желание обнять её, чтобы успокоить.
— Как я и сказал — Эарган был жёстким и непреклонным.
— Но так наказывать детей за такую мелочь…
— Рэтар уже не был ребенком, а что до меня — урок я запомнил на всю жизнь.
— Всё равно это так несправедливо, — заметила она обиженно.
Роар хотел ответить, но в двери снова появился Хорт:
— В портале посланник из Наты, достопочтенный митар.
— Ого, — Роар тяжело вздохнул и посмотрел на девушку. — Прости, на этот раз придётся всё-таки взяться за дело.
Милена улыбнулась, кивая, соскочила с кресла и попрощалась.
— И я тебя очень прошу — не лезь больше в реку, — сказал он ей в спину, она глянула на него из-за плеча и он мог поклясться, что она покраснела и пробормотав что-то невнятное скрылась в коридоре.
В Роаре же разлилось удивительное, непонятное чувство какого-то облегчения — он ничего не испортил своим поцелуем, не оттолкнул её, не напугал. Но и, боги, всё равно внутри было невыносимое понимание, что желание никуда не денется и доведёт его до греха.
Глава 18
Настроение вот уже несколько дней оставляло желать лучшего.
Сначала феран… Хэла смотрела в его спину, когда он покидал Трит, и отчего-то внутри росло ощущение, что она больше его не увидит. Это было знакомое ей чувство из той прошлой жизни, далёкой и оставшейся за чертой, проведённой призывом и её безумным поступком. Далёкое скромное и тихое “увидимся”, а дальше весть, что нет, не увидитесь, потому что вернуться больше некому.
Но сейчас, глядя в его спину, Хэла отчаянно хотела, чтобы, если есть возможность, пусть она будет той, кому не скажут “привет”.
Внутри женщины была уверенность в том, что Рэтар Горан тот, кому нельзя не возвращаться. Это понимание было непоколебимым, может даже связанным с её силой ведьмы. Таким же точным как то, что платье менять не надо, пусть останется это, потому что… и она хмурилась глядя в себя — потому что ненадолго. А что “ненадолго” понять никак не могла. Оно тревожило её, изводило. Но быть уверенной Хэла не могла, вообще в чём можно быть уверенной, когда ты сама непонятно что такое.
Плащ ферана она заговорила уже дважды — ни холод, ни вода, ни чужая злая воля… ни тяжёлые мысли, ни плохие сны, а главное головные боли не побеспокоят, обойдут стороной, лишь бы спал под плащом всю дорогу, под открытым небом или под крышей над головой.
Потом была Милена… Что было делать с девочкой в голове не укладывалось — нельзя вытащить из себя силу, будучи настолько потерянной, неуверенной в себе, зашуганной, недолюбленной и истощённой.
Не важно, что Милена была выносливой физически, потому что гробила себя в попытке стать идеальной внешне. Внутри всё было плохо. И это плохо не приносило ничего хорошего там, в их мире, и не принесёт ничего хорошего здесь, когда Милена теперь ещё и ведьма.
