повелительницы, чтобы совершить переход, то увидел картину, заставившую его отложить план.
Люция, облаченная в полупрозрачное платье, сидела в кресле, закинув ногу на ногу и призывно глядела на него.
Увидев замешательство Аша, не понимающего, как ему быть дальше, Люция грациозно встала и скользнула ему навстречу. Приблизившись, приложила пальчик к его губам и повела вниз: подбородок, шея, грудь, живот… Резко остановилась — Аш не смог скрыть свое удовольствие и откровенно любовался ее телом, ткань не прятала ничего, наоборот подчеркивала все изгибы.
— Иди же ко мне, сядь возле моих ног… Ты такой очаровательно-робкий!
Ашу не терпелось прояснить ситуацию:
— Что все это значит, Царевна? Зачем ты смущаешь меня, пленяя своей красотой?
Люция рассмеялась:
— Иди же, иди сюда, — она взяла Аша за руку и потянула к своему креслу, а усевшись в него и усадив Аша на пол — ее прелести оказались точно перед его глазами, молвила: — Можешь делать все, что захочешь! Я разрешаю! Нет же, приказываю! Твои тайные мысли… насчет меня, я знаю их все!
У Аша поплыло перед глазами, он не мог представить, что… Но Юми! А Петер?!
Люция, резко наклонившись, вывела Аша из забытья и снова взяв его руку, положила его ладонь себе между ног.
— Не заставляй меня ждать, покажи, на что ты способен! Это просто люди, а здесь наш мир!!
Аш не мог совсем не думать о Юми, но не смел и противиться воле своей капризной повелительницы… Тайные мысли — он страстно желал Люцию, потому начал ласкать ее, спросив:
— Да, они люди. Но что происходит, Царевна?
Он оказался искусен, и Люция ответила ему не сразу, погрузившись в потрясающие ощущения:
— Ох… С целителями это столь чудесно… Продолжай… Продолжай!!
Аша не нужно было упрашивать, но отдаваясь удовольствию, он терпеливо ждал ответ, который Люция не спешила давать. Потому в какой-то момент Аш подумал, что терять им уже нечего, измена обоих — свершившийся факт. Аш снял царевну с кресла и уложил ее на ковре так, как счел удобным.
Она, лучшая из женщин анамаорэ, нисколько не возражала, и нежа Аша в ответ, прошептала:
— Отбрось все свои ограничения… Просто люби меня… Я все тебе объясню… Потом…
Аш чувствовал себя выигравшим главный приз в лотерее, об участии в которой не думал даже вспоминать, настолько невозможной казалась ему победа…
В конце-концов, когда благодать переполнила обоих, Люция призналась:
— Я должна была сначала проверить… Теперь скажу…
Она запустила пальчики в мужские волосы, густые и длинные, и ласково перебирала пряди, Аш внимал ей.
— Твоя привязанность к Юми была обречена. Как и моя. Петер до сих пор не догадывается, что я не проста. Не знает, что я не обычная человеческая женщина. Уже по одному этому он не может быть царевичем анамаорэ! А ты всегда верно служил мне…
Аш обронил:
— Это мой долг, я не мог иначе.
Люция вновь провела пальчиком по его губам.
— Лукавишь. Просто ты соблюдал субординацию… Сейчас я убедилась, что было бы, не существуй различий в наших статусах!
Аш молча смутился, Люция, улыбнувшись и опять принявшись играть с его длинными черными волосами, продолжила:
— Ты выдал Юми свое нечеловеческое происхождение, потому скажешь ей, что законы миров не позволяют вам с ней быть вместе. Я же скажу Петеру, что насовсем уезжаю в другую страну… Не думай, что я черства… — Люция отвернулась так, чтобы Аш не увидел слезы на ее гордом лице. — Я любила Петера искренне, и решение далось мне трудно. Максимилиан помог бы мне с его перерождением, но Петер, — Люция вздохнула, — не анамаорэ по духу. В отличие от тебя… Я наблюдала за тобой все те месяцы, что мы ходили в человеческий мир и поняла недавно, что ценила Петера именно за то, что в тебе в избытке…
Аш усмехнулся. Во время беседы он баловал Люцию сокровенными умениями целителей, и она млела.
Аш сказал:
— Ты не оставляешь шансов завоевать тебя!
Люция согласилась:
— Да, но ты делал это незаметно. Долгие месяцы… И тем это для меня ценнее… Ты не корыстен, иначе ты никогда бы не привязался к Юми! Я дам тебе время. попрощаться с ней. Немного… Нам незачем грубо ранить людей.
Аш ответил:
— Хорошо, Царевна. Но знай: мне нужно время и привыкнуть к происходящему между нами.
Люция рассмеялась:
— О, привыкай! Я буду твоей, когда ты пожелаешь!
Они сидели на краю деревянного помоста, вооружившись удочками — Роберт в шортах и шлепанцах, Колетт в купальнике и схожих шлепках, ее пышноволосую головку украшала огромная широкополая шляпа.
Когда пришло сообщение от Юми, Роберт, нахмурившись — он не хотел напоминать жене о существовании кого-то из прошлого, пусть даже «сестры» — сказал, что солнце палит нещадно, и ему стоит освежиться.
Сок или коктейль, Колетт согласилась на выбор по его вкусу, и отойдя на приличное расстояние, Роберт позвонил Юми.
Высоченный и мускулистый, он мог бы без специальной подготовки сниматься даже в боевиках, и проходящие мимо девушки сворачивали шейки, но Роберта волновали только любимая, на которую он бросал короткие взгляды, отслеживая ее безопасность, и еще Юми, вновь переживающая расставание с очередным мужчиной.
Выслушав причитания Юми, Роберт заметил:
— Мда… Что-то тут не так: простых парней ты вынуждаешь вести себя, как подлецов, а как парень из другого мира пришел, так тоже мудаком оказался! Я бы чего подумал, да только я себя хорошо знаю. И Оливера знаю. И Кацуо даже знаю.
Юми обиженно засопела, Роберт резонно возразил:
— Прям чудо: как мужик с тобой, так он редкий гад, как вы расстались, у прочих женщин никаких жалоб!
Юми хотела что-то ответить, но Роберт перебил:
— Вернусь, пойдем к хорошему психологу. У нас в городе таких нет, я в другом найду и свожу тебя туда. Не спорь. Честно говоря, Оли мне сразу сказал, что у вас будут проблемы с иномирцем, но я не хотел тогда тебя расстраивать… — кинув взгляд на Колетт, Роберт увидел, что жена теперь не одна, некто подсел к ней и завел беседу.
И попрощавшись с Юми, Роберт поспешно отправился покупать напитки.
Когда вернулся с двумя стаканами сока, подозрительного типа уже не было, но Роберт не мог не поинтересоваться:
— Что за хмырь к тебе подходил?
Пухлые сочные губы Колетт скривились в гримаске.
— Не знаю. Он спросил, как клюет, я ответила, что никак. А потом, — Колетт подняла глаза наверх к полям шляпы, — добавила, что и не светит…
Роберт усмехнулся:
— И хорошо,
