А им не нравится, что он молчит, что не бьется, не умоляет.
— Он там, часом, не окочурился?
— Хы, ты мне льстишь, но посмотрим…
Его резко вздергивают за волосы.
— Живехонек, что ему сделается! Я ж только четвертый…
«Только четвертый… Сколько же их ещё?.. Сколько осталось терпеть?..»
— Тогда чего он как мертвый? Не тот кайф.
Его бьют лицом об столик. Кровь из разбитого носа и рассеченной брови заливает лицо…
…Как пахнет насилие? Кровью, спермой, потными немытыми телами…
— Сейчас я его расшевелю.
Его переворачивают на спину. И тушат сигарету об его сосок. Он дергается, едва удерживая в горле крик.
…А ещё насилие пахнет жженой плотью и мочой, что течет по его ногам, смешиваясь с их спермой и его кровью…
— Надо же, обмочился! Какие мы нежные!
Наверное, они всё ещё не сломали его, раз он способен чувствовать стыд…
Когда очередной насильник наваливается на него, Дани запрокидывает голову, чтобы видеть Эстэли. Насильнику это не нравится, он хватает Дани за волосы, бьет наотмашь по залитому кровью лицу.
— На меня смотри, паскуда, а не на дружка своего! Это я тебя трахаю!
От насильника нестерпимо воняет — потом, алкоголем, табаком… Дани не выдерживает, его рвет, выворачивает наизнанку. Солдат в бешенстве.
— Ну, падаль, я тебе сейчас…
Он вытаскивает из брюк ремень с тяжелой пряжкой, Дани снова переворачивают на живот… И на этот раз он плачет, глаза предательски заполняются слезами каждый раз, когда железная пряжка со свистом опускается на его спину. «Это ничего» — беззвучно шепчет он мертвым глазам Эстэли. — «Это скоро кончится. Надо только ещё немножко потерпеть. Совсем чуть-чуть»…
А потом им приходит в голову, что можно сразу вдвоем… Дани кажется, будто внутрь ему вбивают раскаленное железо, он всё ещё не кричит, но закушенные губы превращаются в кровавое месиво.
— Всё-всё можно, командир? — доносится откуда-то издалека.
— Да, всё. Всё, что в твою дурную пьяную башку взбредет, — небрежно произносит его палач, его судьба…
И они опять что-то придумали. Он не видит, он снова лежит на животе, но чувствует — надо же, он ещё может чувствовать там! — они засовывают в него что-то огромное, очень твердое, холодное… что-то, что делает боль непереносимо острой, сжигающей нервы, взрывающей сознание…
А потом его поднимают на ноги, и тяжелый солдатский ботинок с размаху врезается ему в живот…
И тогда Дани не выдержал. Он, наконец, закричал.
* * *
Вот он, этот дом.
Яромир всю дорогу опасался, как бы добыча не смылась куда-нибудь, но — нет, свет горит… Парни гомонят возбужденно, они крепко нахлестались после бойни во Дворце. А Яромир не пил, он хотел сейчас быть трезвым. Чтобы насладиться каждой секундой, чтобы всё хорошенько запомнить…
Вышибают дверь, вламываются всей оравой. В коридоре — этот, красивый… Мордашка перепуганная. Яромир зыркнул на него этак построже:
— Будешь вести себя тихо — не тронем! — и скомандовал парням. — Заприте его пока куда-нибудь!
Красивый продолжал верещать, да ну и хрен с ним! Яромир прямым ходом направился в гостиную… Да, здесь он, ангелочек золотой, никуда не делся. Растерялся, напуган… Правильно, так и должно быть, тебе есть, чего бояться.
Яромир подходит совсем близко, смотрит сверху вниз — благородный амир ему едва до подбородка достает… Боится, точно боится… Яромир смакует каждое мгновение своего триумфа. Вот она, справедливость, а разве нет?! Вот он, бывший всесильный… свергнутое божество… и делай с ним, что хочешь. «И сделаем! Мы пришли получить своё!»
— … достойный амир не откажется развлечь усталых защитников Родины?
Яромир протягивает руку, касается, будто сомневается в реальности происходящего, хочет убедиться, что перед ним — всамделишний живой Дани Дин-Хадар, из плоти и крови. Убеждается — живой, теплый… Ишь, отпрянул, глядит этак… глаза, как золото расплавленное, будто солнце внутри… «Эээ, нет!» — одернул себя Яромир. — «Больше я на эту удочку не попадусь… надо же — едва не забылся… Ну ничего, ангелок, сейчас я тебе покажу, кто тут главный!»
Яромир срывает с него рубашку… Золотистая гладкая кожа, нежные соски и то, как беззащитно, невинно этот Дани обхватывает себя руками, всё это… злит Яромира донельзя, приводит в настоящее бешенство. Тварь разэтакая, гадина, что тут из себя строит?! Яромир — не злодей какой, он пришел сюда, чтобы воздать по заслугам, а этот — заслужил стократ!
…Торжественность момента нарушают вопли в коридоре. Блядь! Ну что они, не могут с цветочком богемным справиться?! А тут ещё и златоглазый рыпаться начал. Куда рвется? К любовничку? Лучше б о своей шкуре подумал… о своей холеной роскошной шкурке. Так-так, ребята, хорошо, держите крепче, ух ты, горячий какой, строптивый, ничего, подожди, сейчас мы тебя сообща объездим…
— Можно.
Да, парни, валяйте. За все обиды разом, всю черноту, всю ненависть, годами оседавшую в душе, освободить, выплеснуть на… чтобы захлебнулся, утонул в этом потоке дерьма! Никаких запретов, никаких тормозов!
… Он всё испортил, этот красивый. Ворвался… Ему же обещали, что не тронут, чего ему ещё?.. Они же бляди все, продажные, разве нет?.. Он не должен был так себя вести, никто и не ожидал, что… Охренеть же, опытному вояке потаскушка богемная глотку перерезала. Да все охуели от такого, и кто ещё знает, что могло случиться, если бы не Малыш. Как он вовремя появился, реакция оказалась даже быстрей, чем у Яромира… Только глянул нехорошо, прежде чем выйти… Ну, понятно, Малышу такие вещи не нравятся… чистенький… Как умудряется таким оставаться? Не липнет к нему говно всякое, не пристает…
А парни на глазах звереть начали, не только из-за раненого товарища… хотя, обидно будет, если помрет… Из-за этого, красивого — как он вел себя отчаянно, как заслонял собой… Парни вспоминают сразу тех, из Дворца, охранников Алега, думают, что этот, богемный, такой же — с переделанными мозгами. Жалеют его, мол, во всем сука-амир виноват. И Яромир тоже хочет так думать, что во всем виноват этот, что красивый из-за «пси-про» его защищал, ведь не может же быть, в самом деле, чтобы он его… чтобы у них… как у Змея с Дикарем?.. Или даже с Янни?.. Нет, не может, он — тварь бездушная, не умеет он чувствовать, нелюдь!
А всё ж таки, первым Яромир стать отказался. Ему как командиру сразу место уступили, как только разложили… а он отказался, позже, мол, хочу, чтобы сломался уже, чтобы сам просил. Занятие даже себе нашел неотложное, чтоб не глазеть попусту, а как бы при деле: Инсар поручил ему привезти все документы, носители, которые при Дани найдутся. Вот Яромир и искал. Тут же, в гостиной. Хотя, искомое наверняка в кейсе лежало, который он в коридоре приметил…
