и молчала все время. Кокон ее молчания словно говорил «меня здесь нет». Это чувствовали и старшие тоже – по крайней мере, Эшлин так думала.
– Что ж, если все так – помоги ему, разберите крупу от чечевицы вдвоем, – усмехнулся Коннор. – Сейчас дадим испытания и остальным. Окончить все надо до колокольного звона к ужину. Помогать другим можно, но и себя не забывайте. Плохая примета – не успеть до колокола.
Почему-то Эшлин хотелось получить свое задание-испытание от Монгвин Сэвидж, но к ней подошла пэйви.
– Не боишься, милая? – спросила она с обычной своей веселостью. – Не надо. Тебе я легкое дело дам, хорошее – ведерко возьми да сходи в лес к роднику. От ворот налево, по первой же тропе у расщепленного дерева свернешь. Про лес-то разное болтают, а ты иди себе и иди королевной, на болотные огни не смотри, выпей не слушай – орут выпи в кустах, страсть!
Взгляд Монгвин тем временем рассеянно скользнул по Эшлин. Может, она и хотела что-то сказать, но перед ней стояла, получая свое испытание, веселая деревенская девушка Эмми, полнотелая, хорошенькая, любящая рассказывать про двух женихов дома и мечтающая найти здесь еще одного, получше. Эмми болтала и все что-то уточняла.
– Спасибо, – сказала Эшлин, – а лорд этот просто дурак. Никто бы про тебя такое не сказал, что он сказал. Ты что-то хорошее сделала, раз ты остаешься в Дин Эйрин. А не просто так. И еще сделаешь.
– И тебе спасибо. Захочешь – узнаешь, и что я сделала, и что могу. Беги, красавица. Пусть и удача с тобой бежит.
Когда Эшлин проходила мимо Монгвин, та чуть коснулась ее руки и почти шепотом сказала:
– Ты хотела и боялась услышать меня, девушка издалека. Я не смотрела твою руку и не раскладывала карты, я лишь знаю, что у тебя есть тайна и любовь. А сейчас помни: когда придет опасность, замирать нельзя. Беги теперь.
И, уже уходя из сада, Эшлин ощутила еще один взгляд. Неприятный. Она резко обернулась.
Будущий инквизитор Коннор Донован не стал отводить взгляд.
* * *
Напрасно Брендон Бирн надеялся, что на лошади его общественные злоключения окончатся. Неугомонную ши где-то носило со студентами, сегодня она должна была проходить испытания старших. Смутное беспокойство за то, что она может учудить, разгоралось.
Едва магистр Бирн добрался до «Лосося», чтобы выпить чего-нибудь горячего, и сел в самом темном углу, как у его стола снова возник комендант. Он, виновато переминаясь с ноги на ногу и скорбно склоняя голову, заявил:
– Нижайше прошу меня простить. Но два дела великой важности требуют, чтобы я сообщил вам о них.
Брендон просто смотрел на него, ожидая, что еще расскажет этот разносчик дурных вестей.
– В канцелярию принесли прошение от нескольких лиц, которые требуют запретить девицам красить волосы на крыше. Они подолгу сидят там в одном исподнем и тем сподвигают юношей из мужской коллегии на всяческие телесные глупости, уменьшающие силу мысли. Когда отроки разглядывают девиц, то в голове поселяются мысли, далекие от учебы.
Брендон с тоской проводил взглядом кружку, которую унесли не ему, и задумчиво погладил столешницу.
– Запретите лучше юношам разглядывать женскую коллегию в учебное время. Пусть разглядывают профессора.
– Я передам вашу волю. Теперь прошу вашего решения в еще одном не терпящем отлагательства деле!
Брендону принесли вина с пряностями и сырный пирог. Он грел руки о кружку и думал, что если бы мог заставить людей проваливаться сквозь землю силой взгляда, то комендант уже провалился бы к антиподам. Как можно так витиевато и долго говорить!
– Мэр города просит помочь ему с небесными огнями, как было в прошлый праздник. Тогда отправили несколько артефактов и двух магов, чтобы незнающие люди не подпалили ратушу. Только просит, чтобы красных огней не было – их пугаются горожане и норовят нестись заливать водой.
– Где-то у великого магистра Галлахера было записано, сколько и чего продавали городу в тот раз?
– Простите, господин магистр, но бумаги эти в ректорских комнатах, а я с недавних пор не имею от них ключа. Господин Галлахер привез нового слугу и освободил меня от части обязанностей. Странный юноша, молчит будто рыба – немой, видать – и все время при нем, даже к королю в столицу с ним уехал. Теперь ключ у него, и все личные поручения, что не касаются университетского хозяйства, тоже на этом… рыжем.
Судя по последнему слову, парень коменданту серьезно не нравился. Оно было произнесено как ругательство. Брендон попытался вспомнить слугу ректора и не вспомнил. Немой. По сравнению с комендантом – благословение.
– Что ж, я попробую рассчитать сам, сколько нужно зарядов для этого фейерверка. Принесите мне перо и бумагу прямо сюда. Я не готов покидать пирог.
Комендант почтительно закивал и отправился в канцелярию. Брендон надеялся, что по дороге на него не налипнет еще каких-нибудь срочных дел.
* * *
Лес был темнее, чем сначала показалось Эшлин. Слишком много елей. Ель ловит свет в себя. Дерево-зима, приносящее свет и удачу зимой и забирающее их летом. Под ее ветвями выживают только самые упорные кустарнички – ель пьет землю. Тут ели были еще добры – дали место огромному брусничнику.
Расщепленное дерево, высоченная старая береза, узнавалось сразу – наверно, в него попала молния. Береза не умерла, обе части ствола дали сильные ветки, разросшиеся вширь, листья только начали желтеть. Эшлин поклонилась березе и прошептала: «Здравствуй, матушка Бьех, долгих лет». Так полагалось при встрече с деревом – хозяином леса.
Железная ручка небольшого деревянного ведерка жгла ши руку – пришлось обернуть платком. Так было легче. Платок сунула заботливая Кхира – «а вдруг в дороге руку или ногу рассадишь, мало ли».
Родник оказался слышен издали. Он бил из-под высокого и очень старого, поросшего мхом камня, и в камне же – другом, лежачем – набиралось маленькое, по колено глубиной и такое же вширь, озерцо воды, а оттуда вода уже бежала дальше на землю, превращаясь в ручеек.
Наверно, из-за шума родника, еловых ветвей или мыслей о близости холодного железа Эшлин услышала шаги за спиной, только уже наклонившись с ведерком в озерцо. Шаги и смех, плохой смех. Она обернулась и отскочила вовремя – мужчина прямо возле нее не успел поймать ее за талию, его руки схватили воздух. Еще двое стояли в трех шагах. От них пахло пивом, потом и железом. И они ей не нравились.
– Что вам надо? – Эшлин постаралась сказать громко и уверенно. Она понимала опасность, не понимала лишь, с
