Лайнелл сидел, сжавшись, словно кровь его застыла, превратившись в лед.
— И что же с ним было потом?.. — спросил он чужим голосом. — Что было с ним, с Карлом, со всем змеиным выводком Фрэнсиса?..
— Кто знает?.. — развел руками старичок. — Вот что, уже довольно поздно, вам придется заночевать в замке…пойдемте в пристройку, попьем чайку, а потом вы можете начать укладываться, пока я обхожу музей.
— Да, разумеется… — кивнул учитель.
— Лиза…
Солнечный свет скользит по белым шелкам покрывала, оранжевый и тягучий, как церковный звон: колокольня в долине уже пела вечерню…
Может, так и лучше…
А он стоял в этой небольшой комнате, глядя на величественную кровать под бархатным белым балдахином. Серебряные кисти бахромы покачиваются, как покрытые инеем сосульки — над хрустальным гробом заколдованной принцессы…
Ее лицо в тени, укрыто от солнца: чтобы лучи заката не сожгли эту невероятную красоту…и волосы драгоценными нитями разметались по подушкам…
Ресницы даже не вздрогнут…не поднимется грудь.
Боже, боже, почему?..
Влад стиснул в руке висящую на груди пластину пентаграммы.
Красавица…сказочная красавица…
Почему он должен не целовать, а убить ее?..
Лиза…
Она не проснется от поцелуя.
Эта Белоснежка разомкнет свои очи, лишь когда солнце сядет…
…и сразу же вопьется кому-нибудь в горло.
Приманка, обманчивая приманка…
Влад подошел и занес над ее грудью остро заточенный кол.
Поднял молоток.
Лиза!
Что это скользит по щекам?.. Туманит глаза… Слезы?..
Жгучая капля — прямо на холодную руку.
Мертвым не больно…
Пока она мертва…
Мертва ли?..
Убийца ли он? Такой же, как она?
Да, она убийца, она заслуживает смерти…
…но кто назначил его ее палачом и судьей?..
Влад упал на колени возле ее постели.
Невозможно…
Невозможно ударить колом…
Действуй же, слюнтяй, пока она не проснулась!..
Нет…но пусть она…не проснется.
Пусть она… пусть она спит вечно, пока не поднимет ее труба архангела для последнего Суда.
Он помнит этот заговор.
Заговор сна над вампирами.
Не здесь…
В склепе.
Он знает, где ее гроб.
Осторожно взять на руки, всмотреться в лицо…такое мирное.
Прикрыть легкой вуалью от солнца. Накрыть простыней, чтобы защитить руки…
Лиза, Лизонька, безнадежная моя любовь, что же ты делаешь…
…когда же закончатся эти бесконечные замковые коридоры?.. Затаиться, не попасть на глаза прислуге, не вызвать вопросов, куда он несет тело их госпожи…
Хранительница рода, таинственная заступница — мертвая лежит на руках такого подозрительного типа, как Влад Радлош! Сколько раз старый барон замечал ему, что находит странным его интерес к тайным архивам библиотеки!..
Когда он добрался до дверей замкового склепа, из окон уже едва сочился слабый сумеречный свет.
Сумерки…
Стихия вампиров.
Двери в затхлую темноту открылись бесшумно, вниз уводили замшелые ступени.
Тусклым белым пятном выделялся открытый гроб: Влад заранее раскрыл его, гроб баронессы…думая положить туда ее тело с колом в груди.
Поправить крест…
Лиза, Лизонька, прощай, красота моя несказанная! Что же я делаю, греховная ты моя любовь?..
Как же я буду без тебя?
Ты уносишь с собой всю радость мира, и всех лилий и белых маргариток не хватит, чтобы засыпать место твоего вечного сна, чтобы выразить мою тоску по тебе, баронесса…
Один, лишь один…
…поцелуй…
Влад, трепеща, откинул вуаль, коснулся губ Елизаветы своими пересохшими губами — и ступил на скользкие ступеньки.
И лишь на середине лестницы понял, что она открыла глаза и смотрит на него.
— Влад…
Пентаграмма и крест засветились. Крест — яростным бело-голубым пламенем, как небесный огонь, а пентаграмма — лучистым светом расплавленного золота, словно ее раскалило адово пламя.
Девушка на его руках отчаянно вскрикнула и забилась: ее словно опутали невидимые веревки.
— Влад! Пусти! Отпусти меня, умоляю! Сними их! Сними!.. — она кричала беспомощно и испуганно, металась на его руках, пыталась закрыть глаза от страшного ей света. — Нет, нет, я умоляю тебя, нет! Не делай этого! Что ты хочешь, Влад, что ты хочешь?!. Отпусти, я ни в чем не виновата перед тобой! Пусти меня, проси все, что хочешь…СНИМИ ИХ!!!
Она рыдала, рыдала взахлеб — и Влад порадовался, что догадался запереть за собой дверь, повесив на замочной скважине распятье.
Окон в склепе не было.
Она сумела-таки вывернуться из его объятий — и вихрем взвилась под сводчатый потолок усыпальницы, похожая на порыв вьюги в своем белом платье.
В тот же миг лестница закачалась под его ногами, по всему подземелью пошел вибрирующий гул, гробы и саркофаги накренились от сильнейшего толчка…и Влад начал читать молитву, вплетая ее в нить заговора.
Лиза закричала громко и яростно, в этом нечеловеческом вопле было столько боли и отчаянья, что сердце юноши сжалось, но он ни секунды не колебался.
Она растаяла, превратившись в туман, закружившийся бешеным молочным ветром, разъяренной круговертью вилась вокруг молодого учителя, но Влад продолжал читать, не останавливаясь ни на миг — и торжествующе пылали на его груди двумя звездами крест и пентаграмма.
Еще один подземный толчок, еще один порыв дикого ветра, прерывавшего дыхание — и ее могущество иссякло, повинуясь вступавшему в силу заклятью: Лиза вновь обрела человеческий облик, медленно соткавшись из тумана, как магический дух. По щекам ее струились слезы, она кусала губы, цеплялась за надгробия, за выброшенные из пола толчками камни — пока ее, будто трясина, затягивал гроб, незримо тянул к себе, подобно пауку, затягивающему бьющуюся муху.
