А я-то уверилась, что Филтон – большой…
Народу было в самом деле очень много, самого разного, толпа - пестрая, как рысья шкура: тут вам и наряженные купчихи, и толстые лавочники, у которых пузо выпирает меж пол сюртука, и визжащая суетливая детвора, и деревенские, явно приехавшие на ярмарку, и неприятного вида оборванцы с липким взглядом, от которого по коже бегут неприятные мурашки. Чтобы не отстать и не потеряться, я вцепилась в локоть Аделаиды, она, в свою очередь, держалась за Габриэль, которая, судя по всему, бывала здесь раньше, а потому уверенно вышагивала вперед, и даже пару раз свернула, почти не задумываясь.
- Все, мы на месте, - Габриэль остановилась, сдула непослушный локон, упавший на лицо, - Ильса, иди сюда, ко мне поближе. Сейчас буду тебе рассказывать, где здесь что.
Я сообразила, что мы добрались до центральной площади Филтона: над бурлящим людским морем возвышалась каменная ратуша, светло-серая, украшенная резьбой. Бордовая черепица придавала ей нарядный, веселый вид; и еще более нарядной башня казалась оттого, что под самой крышей красовались большие круглые часы. Первые механические часы, которые я увидела наяву! Винсент показывал мне их на картинках, конечно, но то ведь было во сне.
- Значит, так, - Габриэль весело потерла ладони, - мы сейчас пойдем по магазинам. По женским магазинам, Ильсара.
- А я бы уже перекусила, - кротко заметила Аделаида, но Габриэль только руками на нее замахала.
- Ты можешь идти и ждать во-он в той таверне, - сказала она, - это приличное место, отребье туда не пустят. Альберт, кстати, тоже туда пойдет, когда лошадей пристроит… В общем, Ильса, слушай меня. Во-он тот магазин – белье. Он нам понадобится.
Я проследила за ее рукой – на углу ближайшей улицы расположилась лавка с очень высокими и широкими окнами, которые были забраны прозрачными большими стеклами. За стеклами на манекенах были развешаны корсеты, панталоны и… еще много чего, я даже не знала толком, как все это называется.
- А потом мы зайдем в магазин банных принадлежностей, это следующий, - с придыханием продолжила Габриэль, - я уже давно хочу пополнить запас розового масла.
- А что там еще есть? – я все еще озиралась по сторонам.
В такой толпе… не привыкла я к этому, чувствовала себя неловко. А еще мне казалось, что кто-то постоянно на меня смотрит. Прячется за широкими крестьянскими спинами – и смотрит, неприятно так, недобро.
- Мыло есть, - ответила подруга, - баночки с кремом, такие славные. Смягчающий крем, отбеливающий… хотя тебе отбеливать нечего, у тебя ни пятен, ни веснушек.
Она вздохнула, словно о чем-то размышляя. Потом добавила:
- Зайдем еще в лавочку, где снадобья лечебные делают.
- А что с тобой?
- Ничего, - она отмахнулась, но я успела заметить тревожный блеск в карих глазах, - ну что, пойдем?
- Я, пожалуй, начну с второго завтрака, - беззаботно заметила Аделаида, - если что, то я в «Поваренке».
На том и порешили. Аделаида удалялась с достоинством большого грузового корабля, бороздящего морские просторы, а мы с Габриэль, словно рыбацкие лодочки, суматошно продирались сквозь толпу, работая локтями. Хорошо, что она еще тащила меня за руку, потому что я растерялась. Кто-то больно наступил на ногу, еще кто-то ткнул локтем в спину. Разозлившись, я и сама кого-то оттолкнула.
- Эй, осторожнее… корова!
Рот мгновенно наполнился кислой и вязкой слюной, я невольно втянула голову в плечи. Ко мне повернулся рыхлый, рыжий здоровяк, злобно уставился на меня свиными глазками. А я, опустив лицо, еще активнее заработала локтями, торопясь за Габриэль, да и вообще, убраться отсюда как можно скорее… чтобы он меня не узнал. Хоть бы он не узнал!
Хоршев Дэвлин.
За какими Духами его понесло на ярмарку?
Вот почему всегда так, стоит мне захотеть чего-то хорошего, как обязательно приключится неприятность?
С ловкостью мыши, удирающей от кота, я юркнула меж двумя дородными купчихами – и мы с Габриэль наконец очутились перед лавкой с нижним бельем. Я быстро вытерла холодный пот со лба, оглянулась – Дэвлина не было видно. По крайней мере, он за мной не пошел, и оставалась надежда, что он меня не узнал. Хотя… как он меня узнает? Не было больше той оборванки, вместо нее – молодая барышня в строгом платье, с гладкой прической, с чистым лицом…
Но чей-то взгляд я чувствовала на себе постоянно. Стало тревожно и нехорошо на душе, и как будто душно, словно собиралась гроза.
В этот момент Габриэль решительно толкнула дверь. Звякнул колокольчик, вырывая меня из болота моих страхов, и я поспешила вслед за Габриэль.
В самом деле, отчего я так испугалась Дэвлина? А даже если бы он меня и узнал, что с того? Я больше не их служанка, я – адепт замка Бреннен. И ничего он мне не сделает, даже если захочет.
Раньше меня частенько посылали в деревенскую лавку, то за холстиной, то за горчицей, то за леденцами для Милки. Бывало, приду, и топчусь долго у порога, потому что башмаки грязные, а босиком тоже не хочется по плохо струганному полу топтаться… А потом бегу домой с этим хрустящим пакетом коричневато-прозрачных леденцов, и зубы до хруста сжимаю, чтобы не залезть в пахнущий мятой сверточек и не утащить парочку. Этого делать нельзя, поскольку лавочник знает, что матушка всегда покупает ровно тридцать конфет, и матушка знает, что лавочник их точно отсчитывает. Поэтому, если что пропадет, быть мне битой, и я бегу, спотыкаюсь, чтобы поскорее избавиться от этих проклятых леденцов, чтобы не видеть их и не ощущать навязчивый аромат. У матушки рука тяжелая, конфеты того не стоят.
Воспоминания нахлынули, плеснулись едкой волной, я по привычке задержалась в пороге, потому что привыкла, что башмаки грязные, и даже съежилась, невольно ожидая окрика лавочника, но… вместо этого шепот Габриэль. Ты чего, Ильса? Это всего лишь лавка, проходи.
Навстречу нам выплыла богато одетая дама средних лет, в платье из темно-коричневого искристого бархата с белоснежным воротничком и манжетами, с прической буклями. Все в ней было с оттенком шоколада: и глаза, и волосы и платье.
- Чем я могу вам помочь? – голос приятный, глубокий. А у меня в ушах все еще вопли нашего деревенского лавочника, словно доской по ржавому тазу.
Так странно. Я уже несколько месяцев в Бреннене, а все не могу забыть.
- Нам с подругой нужно обновить белье, - весело сказала Габриэль. – покажите нам, пожалуйста, что-нибудь… что мужчинам будет нравиться.
Я глянула на нее с невольным удивлением, но потом вспомнила, как они с Альбертом держались за руки. Неужели Габриэль отважится на что-то такое?
Но Габриэль хранила такой безмятежный и беззаботный вид, что даже спрашивать стало неловко. А потом шоколадная дама принялась вываливать на нас груды роскошных вещей, каких я не видела никогда в жизни, Габриэль с удовольствием пропускала в пальцах шелка и кружева, нижние сорочки, тонкие, словно паутинка, панталончики, отороченные широким кружевом, шерстяные чулки, которые, хоть и были теплыми, но при этом оставались тонкими и гладкими наощупь. Через некоторое время, валясь с ног от усталости, я все-таки выбрала себе несколько нижних рубашек, панталон и две пары чулок. Расплатилась и ждала, глазея в окна на пеструю толпу, пока Габриэль заканчивала примерку корсета.
За окном по-прежнему было очень и очень людно, ярмарка походила на растревоженный муравейник. Пестрое мельтешение толпы навевало дремоту, и в какой-то миг я поймала себя на том, что просто стою и смотрю куда-то в пустоту, сквозь снующих туда-сюда людей. А там, за ними, кто-то стоит неподвижно, кто-то в темном сюртуке… И смотрит прямо на меня, сквозь стекла витрины.
Я дернулась, словно рыба на крючке. Всматривалась до рези в глазах. Темный силуэт был все там же, не двигался с места, и мне казалось, что и лавка, и Габриэль, и шоколадная дама – все поплыло куда-то в сторону. Вмиг все стало неважным и совершенно ничего не значащим.
Я узнала этот силуэт. И, кажется, я даже увидела лицо в обрамлении пепельно-русых волос, рассыпавшихся по плечам.
