Рабыня...
Почему-то почувствовал горечь на языке, когда произнес в отношении неё это слово. Никакая она не рабыня. Она - свободная личность, она такой же человек, как и я. Она родилась не в рабстве, и никогда бы не смогла смириться со своим статусом.
Когда Майя поправится, я попробую поменять что-то в порядках, соберу совет великородных, но больше я совершенно точно никогда не хочу слышать в отношении Майи слово "рабыня", пусть даже и верховная.
Я знаю, в других мирах, в том числе и в мире Майи, мужчина и женщина называются "муж и жена", и они вступают в союз добровольно и по взаимному согласию. Может быть, и мне придумать что-то такое, рассказать об этом на совете. Хотя бы в отношении Майи, потому что великородные вряд ли откажутся называть своих женщин по-другому.
Но для Майи я добьюсь исключения! Она станет свободной, и в жизни, и согласно порядкам - тоже!
Только бы всё закончилось благополучно!
Именно на этой мысли дверь распахнулась, и ко мне вышла Елена. Она была вся в крови, вероятно, это кровь моей Майи. Но почему у неё такое печальное лицо?..
- Император, поздравляю с рождением наследника! - сказала врач, но я заметил, что на ресницах у неё застыли слёзы.
- Майя... она...
И слёзы потекли у неё по щекам.
Следом из комнаты вышла Светлана Николаевна, она держала на руках свёрток с ребёнком. Но мне было совсем не до него.
В глазах потемнело, в голове звучал грохот, отдающийся в уши и горло.
Это неправда!.. Нет!..
- Майя! Ма-а-айя-я-я...
***
- Ну сделайте же хоть что-нибудь! - кричал я, не в силах сдержать эмоции. Они всё-таки прорвались наружу.
Майя лежала бледная, с заострившимися чертами лица, не было слышно даже дыхания.
- Император, мы, пытались, но не всегда медицина в силах оживить человека... - начала было Наталья, но я перебил:
- Я поверил вам! Я оставил вас здесь, чтобы она нормально пережила роды. И что? Что вы сделали? - ярость поднималась во мне, не давала нормально дышать.
- Мы сделали всё, что смогли... - развела руками вторая сестра.
- Слишком большая кровопотеря. Мы переливаем жидкость внутривенно практически струйно, но вы же видите, это не помогает ей вернуться к жизни. Хорошо ещё, что удалось спасти ребёнка...
- Не нужен мне этот ребёнок! - перебил я снова, скрываясь на крик. - Вы что, не понимаете? Мне без неё вообще ничего не нужно!
Девушки молчали. Да и что сказать в такой ситуации?
- Зачем тогда отправил её подальше? Может, если бы она была здесь, мы бы смогли чем-то помочь. А так - слишком поздно...
Поздно... слишком поздно...
А ведь она сделала всё ради меня! Привезла этих врачей, наладила здесь медицину, чтобы спасать местных жителей, и особенно женщин.
Она смирилась с моим решением и была вдалеке все эти долгие звёздные круги. Она ведь...
А я так и не сказал ей самого главного. Не сказал, что она - смысл моей жизни. Что в тот день, когда она покинула Евгестору, я как будто перестал существовать.
Да что там обманываться. Я ведь люблю её. Я это понял давным-давно. В тот момент, когда приревновал. Но осознание своих чувств принесло только злость и ненависть. Да и страх тоже. Я боялся её потерять. И в итоге сделал самую большую ошибку в жизни. Отослал её подальше.
Но даже тогда я знал, что всё еще можно вернуть. А теперь...
Теперь я смотрел на девушку, которая в скором времени покинет этот мир насовсем, и снова жгучая ярость душила изнутри.
Ярость на самого себя.
Какой же я дурак!
Подхватил почти невесомое тело на руки, вырвав перед этим из её рук все иглы, и, не оборачиваясь, пошёл прочь со своей драгоценной ношей. Сердце болело нещадно. Оно просто рвалось в груди на кусочки.
Так вот что такое реальная боль и страдание! Даже когда Майя улетала, я не испытывал такого безнадёжно обжигающего горя.
Прошёл к лифту, спустился вниз. Зашагал по коридорам к источнику.
Я не надеялся на чудо. Предыдущим рабыням это не помогло. Но всё же если врачи говорили, что испробовали все методы, оставалось надеяться только на эту, пусть и призрачную, но возможность. А вдруг...
Положил любимую на слабо светящуюся поверхность и...
...ничего не произошло. Тело Майи так и оставалось неподвижным и будто бы застыло в судороге.
А она ведь тоже когда-то сидела так возле меня, надеясь и веря в исцеление. Тогда источник проснулся...
Словно со стороны взглянул на неё. На мою единственную. Мою женщину. Мою душу. Мое сердце...
Грязная, вся в крови рубашка. Как они это назвали? Сечение?
Взлохмаченные волосы, всегда так красиво струившиеся с её головы. Безвольно и как-то неестественно лежащие кисти рук и стопы. Закрытые веки...
Мне так хотелось бы поцеловать их однажды утром, разбудив Майю своим касанием. А потом впиться губами в её сладкие губы.
Почему, ну почему я не сделал этого раньше? Зачем, как последний самовлюбленный дурак, сохранил в тайне то, что могу теперь чувствовать? Ведь теперь я никогда не узнаю, как это - быть близким с любимой женщиной...
От бессилия и боли в груди ноги сами собой подкосились. И я встал на колени на подушку, оставленную кем-то возле источника.
А может Майя тогда тоже стояла коленями именно на ней?
Эта мысль снова всколыхнула волну вины и боли за любимую. Стояла на коленях! Почти целую звезду! Беременная. Такая слабая и одновременно такая сильная. Моя девочка...
А потом пришло понимание...
А она ведь тоже любила меня... А я, трижды дурак, не понимал этого, отталкивал...
Сам ведь во всём виноват! И вот теперь, только практически потеряв её, смог понять, что всё, что делал раньше, полная ерунда...
Не заметил, как на глаза навернулись слёзы.
Помню, Тартон рассказывал мне про слёзы, а я удивлялся тогда, почему Майя плачет. А я ведь ещё и обижал её. Своим равнодушием, своим безразличием. Мог бы быть внимательней. Но на первом месте всегда стояла империя. А вот теперь я понимаю, что никакая империя мне триста звезд не нужна, если в ней не будет Майи.
Не будет её улыбки, её тихих шагов, её застенчивости и храбрости одновременно. Как мне дальше жить? Я ведь, фактически, убил её собственными руками! Если бы не отправил на Висталур, Майя осталась бы жива. И у меня появился бы шанс всё исправить. Вот как сейчас, стать на колени и поцеловать каждый пальчик на её ножке, прося прощение за всё. Прижаться щекой к прохладным ступням, попытался согреть их своим дыханием.
- Только живи, любимая, прошу, - прошептал, глотая слёзы, которые почему-то потекли из моих глаз на её холодную кожу и на поверхность источника...
Сначала не понял, почему стало светлее. А потом, открыв глаза, увидел, что в том месте, где на источник попали мои слёзы, камень заполыхал ярко-сиреневым. Источник... снова действует?..
Значит, вот как он просыпается! Значит, скорее всего, когда источник исцелил меня, Майя плакала, сидя рядом...
Мне до сих пор было жутко и больно за неё, за то, что провела здесь столько времени на коленях. Это же дикость какая-то, эти наши порядки! Как можно поставить беременную рабыню на колени, ожидать исцеление господина? И она ведь наверняка безропотно приняла свою судьбу. Не нарушила то, что ей приказали, даже когда ей стало совсем плохо.
Переживала, страдала, проливала слёзы, но так и не покинула то место, где вполне могла погибнуть и сама.
От этой мысли передёрнуло.
Майя! Может быть, и её удастся исцелить?! Ну давай же, источник, давай, начинай действовать!
И, словно читая мои мысли, уже вся поверхность засветилась ярче. Майя лежала, словно в ареоле волшебного света. Но не двигалась.
Я потянулся к её ступне, взял хрупкую ножку в свои руки. Холодная. Такая холодная...
А если уже поздно? Если источник не сможет её исцелить? Если он проснулся, но совершенно бесполезно?
