На выходе он притормозил, порывисто обернулся и спросил без интереса, словно уже зная ответ:
– Книгу-то нашли?
– Нет! – хором отозвались Катя и Данияр.
Берендей кивнул:
– Тогда все ясно, чего злые такие… – и вышел, с шумом притворив за собой дверь – стекло опять жалобно звякнуло.
После его ухода на кухне повисла тишина. Данияр смотрел себе под ноги, с видимым интересом изучая узор на напольной плитке. Катя не сводила с поводыря глаз.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – сказал наконец юноша. – Тебе тепло человеческое нужно, ты к нему тянешься. Хочешь опору найти взамен той, что утрачена… И ко мне тянешься, думая, что я такой же, как ты. Но…
Она не дала ему договорить:
– Объясни, кто ты. Морок? Дух? Маг? – Он отрицательно качал головой, упрямо не поднимая глаз от пола. Катя вспомнила слова Берендея про Огненную реку. – Огненную реку в сказках Змей охраняет, Горыныч. Ты – Змей?
Поводырь на этот раз поднял на нее глаза, снисходительно хмыкнул и засмеялся:
– Змей оттого и Горыныч, что в горах живет.
– Хорошо, пусть так, я не знала, что в сказаниях речь идет о разных змеях. Но это о тебе говорят «Змей о двенадцати головах»?
– Обо мне. Потому что двенадцать обличий могу принимать…
– Но ты Змей, мифический, тот самый? То есть ты создан самим темным мороком?
– Я создан Первозданным хаосом. И это означает, что я сам по себе.
Катя буравила его взглядом, чувствуя, что потянула за нужную ниточку и что сейчас, возможно, распутает хоть один клубок лжи.
– Я встречаю души усопших, которые отходят от оболочки в мире людей, и провожаю их в царство Мары, – пояснил Данияр. – Огненная река очищает их помыслы, Калинов мост защищает от лжи. И я знал, где искать Изенбека, потому что был в квартире его соседа, провожая его душу, он умер пару недель назад. Оттого и знал, когда Изенбек в булочную ходит. Его дом под наблюдением – слишком много и слишком многим он рассказал о ценном артефакте. Лестница, на которую мы приземлились, – удачное место, которое не заметно с улицы.
– Ты все подстроил? Признаёшь это?
Данияр поправил:
– Я все продумал.
– То есть ты знал, что книги Велеса у него нет? – Катя опешила от этой догадки.
Юноша посмотрел на нее в упор, напомнил:
– Я предполагал. И предупреждал тебя об этом, ты помнишь?
– Тогда зачем мы туда приходили? – она придвинулась к нему, схватила за грудки. – Данияр. Не молчи, прошу. Ты сказал, что кроме тебя мне верить некому. Но я не могу так… Я как слепой котенок.
– Ты и есть слепой котенок… – он аккуратно высвободил ткань, отцепил Катины пальцы и отстранился. – Прости.
Катя поджала губы, замолчала. Данияр тайком изучал ее лицо: опущенные уголки упрямых губ, чуть вздернутый нос и собравшиеся под ресницами тревожные тени. Он думал. Если он заговорит – нарушит ли слово или, наоборот, сдержит его?
«Ей нельзя возвращаться», – повторил он себе.
Задачка для волхвов.
А он поводырь. Ему надо просто идти – это все, что он умеет. Перебирать в памяти путевые камни, касаться поворотных точек, плутать коридорами в лабиринтах морока.
Морок пропитал его до основания. Он надышался им, забыв, как пахнет чистый воздух. А он пахнет ею, этой девушкой, что стоит сейчас перед ним с опущенными плечами и горькими думами. «Твоя задача – удержать ее там», – вспоминал он голос Велеса и его главное поручение. «Я доверяю тебе самое ценное – ее судьбу. И чистоту души». Что ж, ему не дали четких инструкций, как исполнить это поручение. Значит, будем импровизировать.
– Давай я попробую тебе объяснить, почему не могу тебе объяснить. – Он закатил глаза, удивляясь нелепости произнесенной фразы. – Берендей все хорошо объяснил, я поводырь душ. В этом смысле я помощник Мары, но не служу никому из богов. Я связан с твоим отцом данным ему словом. Но есть и еще кое-что. И это – сама ты. Твоя неопытность и магия, которая сокрыта в тебе. Она настолько необычна, что привлекает многих. Как сладкая пыльца манит пчел и бабочек на лугу, так и ты – своих друзей и недругов. – Он поднял указательный палец: – Еще даже неизвестно, какому мороку принадлежит твоя сила, что стоит за ней и можно ли ее освоить, приручить. Или она сведет тебя с ума… Как уже сводила многих. Поэтому я прошу не волхвовать – не открывать ящик Пандоры, не провоцировать магию, которой ты толком не умеешь управлять. Поэтому я прошу всегда быть рядом – кроме меня никто не сможет тебе помочь, если твоя магия все же начнет прорываться. Поэтому я прошу доверять мне – это удержит нас обоих от ошибок.
– Ты просишь слишком многого, Данияр: минуту назад ты утверждал, что, как создание Хаоса, ты сам по себе, а сейчас выясняется, что с отцом ты связан словом, с Марой – призванием. Твое признание похоже на… попытку манипулировать. Мной. Фактами. Правдой. Все выглядит так, будто мы не ищем отцовский дневник, а тянем время. И вор как будто играет на нашей стороне – он тоже тянет время. И все крутится не столько вокруг дневников, сколько вокруг меня, моей души, которую ты ведешь, и моей магии, которую должен проконтролировать. Для чего? Чтобы что? Ответ очевиден: чтобы я не сделала чего-то. Или не узнала о чем-то. И это касается лично каждого из вас. – Она подошла вплотную к юноше, заговорила пылко: – Отец и мама пытались пробудить во мне силу, они бросили меня здесь, заставив действовать и решать самой. Они внушили мне, что вся сила – во мне, и убедили не бояться ее. А теперь ты говоришь, что никто не знает, что сокрыто во мне. – Она покачала головой. – Нет, Данияр, так не бывает. Или ты обманываешь, или же сам был обманут.
Она говорила, пристально вглядываясь в его глаза, считывая в их глубине настороженную растерянность. Юноша покачал головой. На этот раз не отвел взгляд.
– Не чтобы ты не сделала, а чтобы не сделали с тобой. Ты всё опять неправильно поняла: не все то, что сокрыто, – ложь. Часто правда на поверхности, она ясна, но ее невозможно объяснить словами, только увидеть… – он с сожалением покачал головой. – Похоже, слова Темновита все-таки упали в благодатную почву и пустили ростки. Но я тебе не лгу.
Катя молчала.
– Я не верю тебе.
Она развернулась и, помедлив на пороге, вышла.
Данияр прислушивался к ее шагам. Устало посмотрел за окно: этот город никогда не спал и всегда куда-то спешил. Это было в тягость.
Но еще больше тревожило то, что он должен был сделать.
Сжечь мосты – кажется, так это называется у смертных?
Он бы предпочел, чтобы это произошло не сейчас, но вмешавшийся Темновит не оставил ему выбора. Что ж, пора делать то, что он умеет лучше всего, – отрезать пути назад. Пути, которых на самом деле нет – ведь Кате нельзя возвращаться в Раград.
Он медленно достал из кармана карту, оставленную Велесом. Из двенадцати путевых точек они использовали шесть. Одна, по которой прошли дважды, прогорела дотла. На остальных магические знаки стерлись, потемнели. Шесть оставались нетронутыми. Одна нужна, чтобы вернуть Ярославу. Еще пять…
Данияр разложил карту на столе, снял с большого пальца кольцо и положил поверх карты.
– Темный морок, слуга вечного Хаоса, хранитель миров и страж путевых врат. Возвращаю метки твои нетронутыми.
Она надавил кольцом на первый из пяти знаков, которые собирался стереть. Знаки на поверхности карты внутри шинки [22] задымились. От них потянуло сыростью и лесной прохладой, а в глубине промелькнула и растаяла тень призрачного зайца.
Он повторял это раз за разом, пока не стер последнюю из пяти меток.
– Да будет так, – проговорил тихо.
Упершись кулаками в стол, смотрел на карту – испорченные метки чуть дымились, источая едкий запах полыни и пережженного сахара. По лицу поводыря скользили тени: сомнение, обида, отчаяние. Неуверенность в своей правоте – что, если он поторопился, что, если путевые метки окажутся нужны? Он тряхнул головой, прогоняя сомнения.
Страстная уверенность постепенно оттеснила все иные чувства.
