— Вы правы. — Кастан пальцем пригладил уголок салфетки на столе, видимо, вычислял, как бы меня огорошить, потом перевел на меня расчетливый взгляд. — Я хочу предложить вам службу, нима Войнич.
— Я не заинтересована в смене конторы.
— И вам не придется оплачивать счет за услуги самого дорогого судебного заступника Алмерии.
— Если я правильно помню, а я помню правильно, то вы даже ни разу не выступили в мою защиту в суде, так что не думаю, что счет за ваши услуги должен потрясти мое воображение, — копируя любезно-светский тон оппонента, вымолвила я. — Приступим к интервью?
— Я нанял человека для слежки, чтобы выяснить, сможете ли вы справиться с этой работой.
Даже при мимолетном намеке на упоминание о Яне у меня свело живот.
— Вы выкинули деньги на ветер, суним Стомма.
— Мне нужен помощник, чтобы распутать и рассказать людям историю одного погибшего семейства, — не унимался судебный заступник. — Вам что-нибудь говорит имя алхимика Густава Каминского?
— Нет.
— Он был довольно известен.
— Что с ним случилось? — не удержалась я и тут же прикусила язык, проклиная собственное неуемное любопытство.
— Заинтересовались?
— Спрашиваю из вежливости, — соврала я. — Поддерживаю светскую беседу, пока вы собираетесь с духом, чтобы ответить на вопросы моего шефа. Не переживайте, они не о личной жизни.
— Пятнадцать лет назад особняк Каминских сгорел со всей семьей и слугами, — не обращая внимания на мою иронию, гнул Кастан. — Дознаватели пришли к выводу, что в лаборатории алхимика случился взрыв магического состава, якобы его следы обнаружили на остове, и дело быстро закрыли. Но знаете что, Катарина?
Он поднял брови и примолк, стараясь меня увлечь.
— Что? — не утерпела я.
— В доме никогда не было лаборатории. — Кастан пристукнул вилкой по столу, и от неожиданности я вздрогнула. — Скажите, вам было бы интересно выяснить правду, что случилось с этой семьей, и рассказать честную историю людям?
Я чуть наклонилась в сторону собеседника и пробормотала заговорщицким тоном:
— Совершенно неинтересно. Приступим к вопросам?
— Я утрою вам жалованье.
— Откровенно говоря, за службу в «Уличных хрониках» я получаю сущие медяки, так что богаче не стану.
— В десять раз, и по окончании работы вы сможете перейти в тот газетный лист, куда сами захотите писать колонки. Ну же, Катарина, соглашайся!
— Не помню, чтобы мы переходили на «ты», — заметила я. — Давайте поторопимся с интервью, суним Стомма, а то мне еще ехать в оранжерею. Они решили переименовать тюльпаны, выведенные на деньги Конопки, в честь вашей невестки. Вам не кажется это свинством? Конечно, покойный был редкостным подлецом, но за бессмертие своего имени он честно заплатил золотыми.
— Розы.
— Простите?
— Они переименовывают сорт роз.
— Я плохо разбираюсь в цветах.
— Возвращаясь к моему предложению…
— По окончании работы вы обеспечите мне место в «Короне Алмерии»? — Я специально назвала газетный лист, принадлежавший королю, куда людям, подобным мне, с незаконченным образованием и неясной родословной, путь был заказан.
— Шеф «Короны Алмерии» — мой старинный приятель. Так что скажете?
— Знаете, что может быть хуже судебного заступника, соблазняющего тебя на скользкую авантюру? — спросила я.
Спрятав улыбку и скрестив руки на груди, Кастан вопросительно изогнул брови.
— Судебный заступник, возомнивший себя дознавателем.
— И вы сможете выбрать того помощника, которого захотите, — продолжал торговаться Стомма. — Может быть, Яна?
Сердце екнуло. Наши взгляды с Кастаном встретились.
— Забавно, почему вы упомянули Яна? — тихо спросила я. — Помнится, на одной из наших встреч вы настоятельно рекомендовали держаться от него подальше.
— А вы утверждали, что он единственный, кто готов мириться с вашим характером, — парировал Кастан. — И сказать откровенно, теперь я в полной мере осознал, о чем вы говорили.
Я не удержалась от ироничного смешка. Талантливый судебный заступник удивительным образом уводил разговор от опасной темы, переключив внимание на мою персону.
— Вы ведь знаете, кто он? — ледяным тоном заключила я. — Ночной посыльный. Человек, которого вы наняли, чтобы он присматривал за мной.
Лицо Кастана сделалось непроницаемым.
— Скажите, он в курсе этой вашей полубезумной истории о сожженной семье? — стараясь сохранять хотя бы внешнюю невозмутимость, точно разговор о Яне не вызывал во мне нервической дрожи, спросила я.
— Нет, — холодно произнес судебный заступник. — Ты влюблена в него, Катарина?
— Да.
— Это не должно было случиться. Никогда!
В алмерийском языке содержались десятки тысяч слов, но только слово «никогда» я ненавидела лютой ненавистью. Я не подпускала к себе это слово, старалась не произносить лишний раз. И сейчас, когда оно закружилось в воздухе, стало ужасно страшно.
Невозможно дождаться человека, который никогда не собирался возвращаться.
Внутри точно распрямилась сжатая пружина. Едва не сбив с ног подавальщика с подносом, я вскочила со стула и протянула изумленному Кастану листочек с вопросами. Моя рука заметно дрожала от нетерпения, отчего края бумажки мелко тряслись.
— Извините, Кастан, попросите своего секретаря ответить и прислать до вечера в контору. Шеф боялся вас оскорбить и не написал ни одного неловкого вопроса.
— Катарина, куда вы?
Он хотел что-то еще сказать, но я уже торопилась к выходу из шикарного зала-ресторана.
Особняк с заколоченными окнами, принадлежавший Онри, мне удалось найти довольно быстро. Поднявшись по крутой лестнице на чердак, я требовательно заколотила в дверь, но маг открывать нежданным гостям не торопился. Скорее всего, затаился, как вражеский лазутчик в окопе.
— Открой, иначе я напишу жалобу в строительный предел, что ты занял пустующий дом! — прикрикнула я, сдобрив вопль сочным ударом носком сапога.
Через некоторое время все-таки щелкнул замок, дверь приоткрылась с жалобным скрипом, и передо мной возник взлохмаченный Онри. В воспаленных от недосыпа глазах стояла обида.
— Это особняк моей семьи, — буркнул он и добавил: — По крайней мере, принадлежал моей семье, пока его не пустили с молотка за долги.
— Да наплевать. Я даже не знаю, существует ли строительный предел.
Я оттолкнула мага с дороги и без приглашения ворвалась на запущенный чердак Яна здесь, конечно, не было. Оглянувшись через плечо, я спросила резким тоном:
