За всей суматохой с анонимными записками и незаконными проникновениями Лера даже не придала особого значения сделанному открытию, хотя еще пару дней назад за возможность понять, отдала бы многое. Обдумывать, переживать и переваривать, строить планы и выдвигать версии она будет позже, когда все устаканится. Если все устаканится и вернется на круги своя, если она сумеет выбраться. Может быть, сейчас последний шанс остановиться, но остановиться нельзя. Остановиться уже невозможно, и Лера читала, читала, читала…
* * *
Обратный путь был не таким длинным и куда более спокойным. Не было трепета и страха, что застукают за неподобающим занятием; не было тревоги и быстрых озираний по сторонам; не было спешки и взываний к милости богов. Лера твердо и размашисто, совершенно не по-женски, шагала по коридорам, уверенная в одном — если на ее пути вдруг окажется Александр, им будет о чем побеседовать. И мало ему не покажется. Ух, не покажется. И никакие данные свыше благословения его не спасут, на что он, видимо, изначально рассчитывал. Да, он во сто крат сильнее, могущественнее, и думается, умнее ее, но бояться всех и вся, постоянно просчитывать варианты и руководствоваться логикой ей осточертело. Особенно после всего того, что она узнала.
Он виноват! — разъяренно думала она, зыркая по сторонам испепеляющим взглядом. — Эта сволочь виновата во всех ее несчастьях! Прав был «доброжелатель», сто раз прав!
В руке Лера комкала бумаги — доказательство вероломности её мужа. В них, кроме описания самого ритуала, содержались сведения о некоей волшебнице-полукровке Элеоноре и был, словно нарочно, описан в деталях и ее сон, и заклинание, этот сон спровоцировавшее, а также влившее искру в ее кровь.
Но почему она? Почему не кто-нибудь еще? Как Александр вообще узнал о ее существовании, учитывая, что жили они в разных концах королевства? И что теперь со всем этим делать? Мстить? Открыто обвинить и потребовать развода и после этого быть поджаренной богами? Скрыть свою осведомленность и мелко гадить ему всю оставшуюся жизнь? Что может быть ужаснее?
Стоило подумать об этом, как Лера ощутила прилив такой первобытной ярости, что в глазах потемнело. Не задумываясь о последствиях, она схватила с полки первую попавшуюся вазу — антиквариат, боги знает какой век — и швырнула ее в стену. Брызнули осколки, она потянулась за следующей жертвой. Безжалостно она уничтожила еще три предмета искусства и, почувствовав себя чуточку лучше, печатая шаг, двинулась дальше.
Дальше был коридор — и две картины, которые она сорвала со стены и хорошенько на них потопталась. Она жаждала мести и за невозможностью достать главного виновника, выплескивала гнев на первое, что попадалось на глаза.
Лера звала Александра, но он не появлялся. Наконец, сделав круг по всему дому и наведя в нем свой порядок, она устремилась в лабораторию. По ступеням она практически сбежала, мысленно представляя, как распахивает дверь и кричит в лицо мужу: «Скотина! Ублюдок! Пенек замшелый! К восьмидесяти годам окончательно из ума выжил!» А затем бросается на него и мутузит изо всех сил. Швыряет на пол, пинает, бьет молниями, и все это под аккомпанемент проклятий на его дурную голову.
Однако, достигнув цели — двери в лабораторию — и попробовав эту дверь открыть, Лера была обескуражена — ручка не поворачивалась. Не поворачивалась, и все тут. Тогда она не нашла ничего лучше чем постучать, а когда никто не открыл, и попинать дверь. В результате только палец себе отбила на ноге, да и разозлилась пуще прежнего.
Где же Александр?
Битых двадцать минут Лера атаковала дверь, как штурмовая бригада огнедышащих драконов. В ход шли уже отбитые руки-ноги, заклинания (слабенькие и неубедительные), вопли и проклятия. Увы.
— Да чтоб тебе провалиться к демонам в подземелье! — взвыла Лера, и, развернувшись, понеслась обратно.
Ей вдруг захотелось плакать, и она поддалась своей слабости. По дороге в спальню она жалобно всхлипывала, вдохновенно размазывала по лицу слёзы и сопли, а доковыляв до тумбочки, принялась рыться в ящиках в поисках носового платка. Платок нашелся быстро, но был грязным, и Лере пришлось идти в ванную.
Умывшись, Лера долго рассматривала себя в висящее над раковиной зеркало, пытаясь понять, что же в ней есть — или было — такого, что привлекло внимание Александра десять лет назад. Глупо, конечно, было думать, что он увидел ее в волшебном зеркале и влюбился, но и такой подлости она не ожидала. Да, Александр не способен на теплоту в отношениях… боги, да он вообще не способен на отношения с кем-либо, кроме своих демоновых пробирок! Ему бы в лаборатории плесневеть — вот и все счастье.
Это только в сказках бывает любовь с первого взгляда и навеки, безусловная преданность и море нежности; честность и искренность. Это только в сказках герой готов на всё, чтобы героине было хорошо. В реальном мире героя интересует исключительно собственная выгода. И Лера никогда не считала, что это плохо. Может быть, печально и совсем ей не по вкусу, но привычно и обыденно. Однако Александр перешёл все границы. Просто так взял и разрушил чужую жизнь! Её жизнь!
Когда первый порыв — надавать ему по физиономии тем, что попадется под руку — схлынул, уступив место глухой злости на весь мир, Лера, вышедшая к тому времени из ванной, с размаху плюхнулась на кровать, подперла подбородок кулаком и погрузилась в размышления.
Ничего полезного надумать не удалось. Она лишь взвинтила себя до невероятной степени, и от того, что ее злость не находила выхода, готова была покусать тумбочку. Еще раз просмотрев бумаги и убедившись, что ничего не напутала, она до поры, до времени отправила их туда же, где хранила секретные послания. Чтобы занять себя хоть чем-то помимо горьких мыслей, она извлекла на свет божий палку со звездочкой и задумчиво повертела в руках.
Чего бы такого пожелать? Лера, разумеется, не имела намерений свои желания озвучивать сомнительной продукции сомнительного завода, но почему бы не помечтать о прекрасном? Пусть у Александра вырастут уши как у слона… или пусть его унесет за Грань, откуда он не чает выбраться, и развоплотит под ее чутким руководством… пусть он сдохнет и переродится… ну, хоть лягушкой (сложный заход, но Лера рассуждала так — заклинание всегда можно снять, а вот против нового воплощения не попрешь, будет Александр всю жизнь квакать и жирные бородавки почесывать перепончатой лапкой), пусть…
Поразвлёкшись таким образом, Лера отложила палку и разом посерьезнела. Впереди ее ждало испытание, и не самое простое, и она просто не знала, что со всем навалившимся делать. В ней все восставало против добровольной помощи тому, кто так ее подставил; опять же — в последней записке сказано, что ее принесут в жертву, а пожить хотелось. И, словно этого мало, ей предстояло убить живое существо, намеренно (это в том случае, если её муж не соврал насчет убийства, а сейчас Лера сомневалась во всех его словах). Пусть не самое вежливое, далеко не благородное и сочувствия в принципе не заслуживающее, но, когда она представляла, как втыкает кинжал в Александра, внутри всё переворачивалось. Даже несмотря на его подлые делишки.
