Светлячок тускло освещал уходящий в черноту коридор, от которого в обе стороны расходились комнаты. Возможно, камеры.
В отличие от верхних этажей, где звуки разлетались эхом, стены темного этажа, казалось, впитывали шум в себя. Стук шагов вяз в потолке, полу и стенах. И от этого поглощения ритмов жизни кровь стыла в жилах
Мы заглядывали в одну слепую черную каморку за другой и шли дальше. Да, когда-то владельцы крепости держали здесь пленников. На стенах некоторых можно было обнаружить крюки или обрывки цепей от кандалов. На других к стенам крепились плети, розги, орудия пыток. Когда мы покинули седьмую или восьмую по счету камеру, безучастный ранее Гррых внезапно ожил, заверещал и рванул назад.
Нам с Лайной ничего не осталось, как вернуться за мелкозубом. Он порхал в дальнем темном углу, и я никак не мог понять, чего он добивается. Ну плеть-многохвостка на стене. Такие почти в каждой камере. Что его так возбудило?
— Кей, сделай огонек поярче, — неожиданно попросила Джелайна.
Я сделал.
— А теперь ниже посвети.
Я посветил.
В дальнем углу копошилось какое-то серое месиво. Сначала показалось, что это крысы. Но с чего бы мелкозубу так вопить про грызунов?
Я подошел ближе. Небольшие, размером с детскую ладонь, шерстистые птенцы сбились в плотную кучу и щурили глаза, непривычные к свету.
Джелайна присела возле них, протягивая открытую ладонь. Но тварята не спешили отвечать ей взаимностью.
— Они немые? — спросил я. — Гррых не мог их отсюда вытащить?
Для чего-то он же нас сюда привел?
Джелайна протянула руку к одному из мелкозубенышей, на что кучка еще более уплотнилась и послышался испуганный писк.
— Не бойся, малыш, я не буду тебя обижать, — ласково пообещала Лайна и ойкнула: один из «малышей» цапнул ее за палец.
Разумеется, мелкие (в сравнении с лютостужнем) препятствия не могли остановить Хольм в стремлении пообщаться с тварями, и она предприняла вторую попытку взять птенца. Она увенчалась успехом. На ладони Джелайны трепыхался твареныш… от которого вниз уходила цепь. Тонкий перезвон звеньев заставил меня поежиться.
— Они прикованы, Кей, — сообщила Лайна, будто сам бы я не догадался, и погладила тваренка по спинке. — Смотри, шрам, — сказала она, проводя пальцем по растопыренному крылу. — И у этого… — Она указала пальцем на птенца в куче. — И вот…
Недостающие части головоломки встали на место, и мы синхронно выдали:
— Тварь!
И это звание не имело никакого отношения к чешуйчатым, шерстистым и шипастым созданиям. Оно относилось к двуногому существу, которое истязало беззащитных птенцов, чтобы вырастить из их мамы лютостужня. И после этого оно могло улыбаться и рассказывать мне о даме, ради которой оно оказалось в здешних местах… Впрочем, если подумать, то самка твари — всё же не мужик.
— Нужно их освободить! — сообщила Хольм таким тоном, будто допускала другие варианты развития событий.
Я присел на корточки и принял тварь на ладонь. Немного пригревшись и успокоившись на руке Хольм, у меня тваренок разволновался и запищал. Гррых над нами заверещал что-то по-твариному и забился, как баба в истерике.
— Уймитесь вы все! — рыкнул я, и Гррых тут же юркнул на плечо Джелайны, прячась от агрессора. Я же принялся разглядывать птенца.
На маленькую лапку было надето крохотное кольцо-браслет, под которым виднелись натёртости. Я поколдовал (в прямом и переносном смысле) над ним и цепями.
Без толку!
— Может, в других камерах найдешь что-нибудь подходящее? — предложила Хольм.
Я кивнул и пошел искать. Конечно, глупо надеяться, что кто-то оставит здесь ключик от крохотного «налапника», но я шел. И даже нашел. Крохотную заговоренную булавку у себя кармане. Вот я косорыл!
Возвращался я как победитель. Наверное, поэтому я не заметил, что свет в камере с птенцами притух. А Гррых в очередной раз испарился.
И последующее стало для меня неприятным сюрпризом:
— А вот, Джелайна, и твой любимый голубок, — произнес практически над моим ухом очень знакомый голос. Очень.
75. Кей. В гостях у черного мага. Ну… может, не совсем в гостях.
Только после того как вошел внутрь, я смог оценить диспозицию. В ближнем углу, справа от меня, стоял весь из себя безупречный… Сукфуниэль лей Гроссо, чтоб его тыкалка больше никого никогда тыкнуть не смогла. Он элегантно прислонился плечом к стене и, изображая крайнюю степень скуки, выцарапывал что-то из под ногтей. Похоже, не воспользовался моим советом и собирал лабораторные пробы без палочки. И я бы мог его, скотину, о колено переломить, если бы не испуганный взгляд Лайны мне за спину. Вряд ли бы она стала меня разыгрывать, и я обернулся. Прямо зпозади меня сияли синим настороженные фонари лютостужня.
Или лютостужни.
Лютостужихи.
Чисто по-человечески я понимал ее настороженность. И, думаю, если бы Хольм не находилась сейчас в непосредственной близости от ее птенцов, я бы не переживал.
Уже.
Некому было бы переживать.
Я переступил с ноги на ногу. Очень хотелось развернуться к твари лицом. Но тогда я отвернусь от бабо-лея. А еще неизвестно, кто из них с большей легкостью ударит мне в спину.
— Лайночка, вот скажи мне, почему нельзя было просто отправиться со мной в Южные горы? — нудным тоном вопросил подонок, не отрывая взгляда от рук. — Зачем нужно было всё усложнять? Я ведь даже был готов поделиться с тобой своими открытиями. Неужели вот это, — он боднул подбородком в мою сторону, — это того стоило?
— Значит, вот чем ты занимался последние два года? — заговорила Хольм. — Ты подсмотрел это во время Семидневного конфликта, да? У лортландцев? Они тоже птенцов мучали?
Она неотрывно смотрела мне за спину, и со стороны могло показаться, что Лайна обращается ко мне. Если бы кто-то мог сейчас смотреть на нас со стороны. И если бы я имел хоть какое-то отношение к Семидневному конфликту.
— Нет, что ты, они их просто держали в клетках! — с жаром возразил под-лей Гроссо. — Это моя инновация! Понимаешь, оказалось, твари не рождаются с искусством телепортации, — развел он руками и изобразил на морде удивление, как актер на авансцене. — Птенцы обучаются ему под руководством родителей, которые вначале переносят их в новое гнездо за… шкирку, как котят. А потом выяснилось, что взрослые твари чем сильнее злятся, тем страшнее становятся.
— Ну ты и тва-арь, — не сдержался я.
— Не оскорбляй тварей, — возразила Лайна.
— Спелись? — с издевкой в голосе поинтересовался Мразоссо. — Вы найдете друг друга у смертехлада в желудке. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, — мерзко захихикал он.
— Лютостужня, — буркнула Джелайна.
— Так и быть, я назову его лютостужнем, — согласился гад. — В твою память.
Я не сомневался, что мне желудка не избежать, но Джелайну нужно было спасать. Эта дурочка лезет прямиком твари в пасть.
— Зачем же так бездарно терять ценный источник силы? — возразил я. — Резерв Лайны очень вырос за последнюю неделю. Где вы еще такую найдете? Ведь магии-то наверное на все эти перемещения, работу с тварями немало уходит.
Лайна смотрела на меня с ужасом. Ой, да и ладно. Пусть смотрит, как хочет. Главное, чтобы она выжила.
— Подсовываешь мне свою подстилку? — гаденько ухмыльнулся Паскудиэль.
— Как вы могли подумать! Я испытываю к лее Хольм глубочайшее уважение и исключительно платонические чувства, — настаивал я. — Она любит только вас. Только о вас и говорила всё это время.
— Ты дебил? — спросила у меня Джелайна.
— А осталась она здесь исключительно из-за тварей, — убеждал я. — Они здесь такие… особенные.
— Кей, ты заткнешься?! — попыталась она влезть в мужской разговор.
— Вот. «Кей», — ткнул меня носом Гнилоссо. — А ты говоришь: «Любит». Ланочка никого не любит. Она внутри холодная, как гадюка в мороз.
— Зато сколько силы! — упорствовал я.
— Чувствую себя на ярмарке. Надеешься откупиться ею, как сутенер? Не выйдет, — он почему-то обратился к Хольм.
