— Я хочу помочь вам. Всем вам, — только и сказала она, не зная, как выразить всю эту мешанину из сожаления, удивления, разочарования, завязавшихся узлом, да и стоило ли это делать? Легче всего было разрубить этот узел.
Клод лишь кивнул в ответ на её слова. Как много она знала и от кого? В его голове одно за другим рождались подозрения на этот счёт, но несмотря ни на что он чувствовал, как где-то рядом с сердцем появляется тёплый свет надежды, слабой, немного неуместной, но желанной, как единственная звезда в безлунную ночь. Он знал, что приближается к распутью, и почему-то не сомневался, что именно эта девушка поможет положить конец этому гротескному спектаклю, разыгравшемуся в стенах замка. Но концовка в равной степени зависела и от него самого. От этой мысли вес бремени, отяжелявшего его, сделался совершенно невыносимым, но дышать стало непростительно легко. Разгоравшаяся всё сильнее надежда окрыляла и оставалось только надеяться, что принёсшая её Анна не растворится и не исчезнет, оказавшись лишь сном.
17
Клод шёл на поправку: достаточно быстро для человека с ножевыми ранениями, но недостаточно быстро для самого Клода, поэтому убеждения Аннабелль в том, что через пару дней он будет вполне в состоянии передвигаться самостоятельно, а через неделю — ездить верхом, его не вдохновляли. Культурный шок вызывала и забота Аннабелль. Принц привык к тому, что в светлое время суток врач исчезал и ему не оставалось ничего, кроме как доживать до следующих сумерек, теперь же всё было иначе: Анна могла оказаться рядом в любую секунду, демонстрируя готовность помочь. Первый культурный шок вызвали её попытки накормить его с ложечки. Ещё долго принц думал, что это было: забота, насмешка или повод для выстрела в упор. Всё то время, что девушка водила перед его лицом ложкой, он сверлил её взглядом, без слов спрашивавшим: «Мадемуазель, Вы серьёзно?», но мимики Клода было достаточно лишь для того, чтобы вызвать у девушки весёлый смех. Подобного он не ожидал и, увернувшись в очередной раз, приказал Аннабелль как можно скорее «оставить» его и дождаться доктора, а до тех пор при желании девушка могла бы принести ему вина и мяса или, что было бы ещё лучше, прислать к нему кого-нибудь из слуг, чтобы ей самой не приходилось постоянно дежурить возле его дверей. Анна тактично извинилась, покинула его покои и не появлялась там до следующего утра.
Вечером, как приказал Клод, она не покидала своей комнаты и при необходимости передавала через слуг записки, надеясь, что они не попадут в ненужные руки. Тётушка стала часто интересоваться племянницей и за один вечер весь туалетный столик Аннабелль оказался завален записками от Иветты с бесконечными приглашениями прийти и названиями комнат, в которых они находятся. Между делом женщина интересовалась здоровьем племянницы и принца, выражала свою надежду на то, что они оба в ближайшее время присоединятся к возглавляемым ею светским вечерам. Теперь Анна не знала, как относиться к подобному вниманию, а нежелание Иветты узнать, через что пришлось пройти её племяннице, вызывали у девушки сильную неприязнь, неизбежную при встрече с человеческим безразличием.
Была ещё единственная записка от Ювера:
«Дорогая мадемуазель!
Благодарю Вас за то, что, имея все возможности уйти, остались верны данному обещанию и услышали мою просьбу. Я готов лично поручиться за то, что человек, с которым Вас свела судьба, какой бы она ни была, не причинит Вам зла. Когда перед Вами будет стоять непростой выбор, пусть Ваша смелость не изменит Вам и Вы примете правильное решение.
Ваш надёжный друг,
Ювер Лабель».
Прочитав её, Аннабелль тут же села писать ответ. Спустя несколько строк ответных благодарностей и надежд на благоприятное развитие событий она аккуратным почерком вывела: «Что мне делать?». Перед глазами тут же огненными буквами вспыхнули слова ведьмы. «Полюби его или обменяй его на другого».
Девушка разорвала письмо и выбросила обрывки в камин. Она взяла в руки книгу и принялась читать, не обращая внимания на записки, которые уставшие стучать слуги просовывали под дверь; тем не менее, Анна не могла понять ни слова и по нескольку раз перечитывала одну и ту же страницу. Мысли её спутались и метались в попытках разорвать связавший их узел, но только сильнее затягивали его. «Будь что будет», — подумала она с наигранным безразличием. Да, она не станет спасать человека против его воли!
Эта мысль должна была придать девушке уверенности и по возможности спокойствия, но волнение не утихло. Знал ли Клод, чего стоило освобождение от заклятья? «Скорее всего, знал», — подумала Анна, вспоминая выражение его лица и звук голоса, насмешливый, с ноткой горечи. Вдруг она поняла, что насмехался он не столько над ней, сколько над собой; но что ещё делать, когда рядом человек, которому придётся тебя полюбить? Невзирая на уродство и все ужасы, какие этот замок способен скрыть в своих стенах. Аннабелль расхаживала по комнате, думая об этом, и тяжесть на её плечах становилась ощутимее с каждым движением мысли, то бившейся, то успокаивавшейся, подобно птице в клетке, прекращавшей буйствовать только для того, чтоб через пару мгновений с новыми силами броситься на прутья.
Свечи сгорели, воск залил стол и добрую часть записок, лежавших на нём. Девушка видела это сквозь полудрёму, мысли, роем летавшие вокруг неё, отняли слишком много сил и далеко за полночь Анна, наконец, рухнула на кровать не в силах ни ходить, ни думать.
***
В то же время врач в присутствии Ювера обследовал раны принца. Он отметил вполне умело выполненный Анной шов и подтвердил каждое её слово, точно слышал, как девушка прописывала хозяину замка постельный режим и лёгкую пищу.
— Решили морить меня голодом и скукой? — спросил принц, скептично подняв бровь.
— Простите, Ваше Высочество, но это необходимость, — небрежно произнёс врач. — В Вашем состоянии я не могу рекомендовать ничего лучше полного покоя и… — он перевёл взгляд на Ювера, точно прося подсказки. — И общества прекрасной дамы.
— Если бы это было совместимо, — беззлобно произнёс Клод и жестом дал доктору понять, что более не задерживает его.
Ювер похлопал доктора по плечу и вместе с ним вышел в коридор. На секунду он обернулся и коротко кивнул Клоду, давая понять, что вскоре вернётся. Тот лишь закатил глаза и откинулся на подушки. Он был в одиночестве достаточно долго и думал, что делать дальше. Сейчас он был бы рад компании, чтобы поделиться своими мыслями, даже Аннабелль, хотя по его мнению она была последней, кому стоило бы слушать его размышления.
— Не могу поверить, — пробормотал доктор, когда дверь за ними закрылась.
— Тем не менее, — прервал его Ювер. — Я надеюсь, Вы никому не скажете, что наш принц теперь не так неуязвим, как раньше, — он внимательно посмотрел на доктора и демонстративно перевёл взгляд на украшавшую стену шпагу. Доктор проследил этот взгляд и, судорожно вздохнув, затараторил:
— Конечно-конечно, месье Ювер! Вы можете мне довериться, никто не узнает, ни в коем случае, конечно-конечно! — высокий шёпот срывался на визг. — Но мы ведь оба понимаем, что заклятье слабеет.
— Слабеет, но не исчезает совсем, — процедил архитектор.
— И что нам теперь делать? — с нескрываемым страхом пробормотал доктор.
— Вам я советую молчать, — он крепко сжал руку собеседника, — и позволить принцу самому определить Вашу судьбу, как и подобает верному слуге своего правителя.
Доктор вскрикнул и поспешил высвободить руку. Ювер и без того не на шутку пугал его. В отличие от принца он не стеснялся срывать свой гнев на окружении и не испытывал необходимости держать себя в рамках, объясняя всё своё поведение одной фразой: «Я человек творческий». Казалось, он испытывал эмоции за двоих, за себя и за принца, и мало кому нравилась такая близкая дружба. Архитектор посмотрел вслед удаляющемуся доктору и вернулся в комнату Клода. Тот без всякого интереса читал оставленную кем-то книгу. Это был достаточно неплохой приключенческий роман и Клод бы, несомненно, оценил его по достоинству, не будь его мысли заняты совершенно иной пищей, далёкой от чудовищ и путешествий. Его ум вился вокруг людей: существ сложных и куда более опасных, чем всё остальное, с чем он мог столкнуться.