Венто следовало расседлать, но конюх не спешил навстречу. С Цици на руках я ступил в конюшню и увидел распростертую на соломе фигуру.
По счастью, парень не был мертв. Он просто… спал в проходе, положив голову на сложенные крест-накрест руки. Мало того, конюх, все лошади в своих стойлах тоже были погружены в крепкий глубокий сон.
В замок я решил войти не через главный вход, а через кухню. Оказавшись там, застал поразительную картину: кухонные работники, точно так же, как и конюх, уснули прямо на своих рабочих местах.
Дородная кухарка, склонив голову, уснула прямо на стуле с ложкой, которой она помешивала соус, в руке. И даже пламя под маленькой кастрюлькой словно застыло в глубоком сне. Младшие кухонные работники спали, кто над доской с мясом, кто за ощипыванием птицы, кто над резкой фруктов…
Лица спящих были умиротворенными, дыхание глубоким. Значит, мара может насылать не только кошмары, но и обычные сны…
Вот только спокойнее мне от этого не стало. Наоборот, тяжелое, терзающее сердце предчувствие нарастало. При одной только мысли о том, что сейчас с моей дочерью, руки начинали дрожать.
Кто-то открыл твари проход в замок. В Трентоне был предатель.
Неужели… Неужели Цици была права, а я ошибался?!
Но перед смертью Чантэль заставила меня поклясться, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не выгоню бонну Зелиг…
Люди вповалку лежали в коридорах и переходах замка. Дворецкие, горничные, дворня…
Мой главный дворецкий обнаружился на третьем этаже. Верный Джьюд сидел, прислонившись спиной к стене, рядом с дверью в мой кабинет. На его коленях сладко спал черно-белый панда-фамильяр, а к плечу прикорнула камеристка Цицинателлы Колла.
Возможно, прежде, чем погрузиться в сон, Джьюд понял, что что-то происходит, и хотел попробовать со мной связаться, но не успел.
Распахнув дверь кабинета, с безвольной Цици на руках я вошел и уложил ее прямо тут же, на зеленом кожаном диване. Запечатав дверь могущественными рунами, под силу которые было снять только тому, кто их накладывал, я отправился на поиски Брианны.
В детской было пусто, лишь на ковре валялись изрезанные и выпотрошенные плюшевые мишки, которые шила Цици. Они были безжалостно уничтожены, все, до единого…
Безоглядный страх за дочь сжал сердце ледяной рукой. Что с Бри? Уснула, так же, как и другие обитатели Трентона? Или… Или целью изначально была она, а не Цицинателла?
Быстро поднимаясь по винтовой лестнице южной башни, я твердил про себя молитву богам, преисполняясь решимости.
Но священные слова про себя договорить не получилось. Что-то черное упало на меня сверху. Это была гигантская полу-женщина полу-ворона, уродливая, в стальных перьях. Они резали, как остро наточенные ножи, в то время, как пробить это «оперение» мечом было невозможно.
Тварь яростно хлопала огромными крыльями, верещала и разевала свой смертоносный, как коса, клюв. Она теснила меня, пытаясь столкнуть с лестницы, бешеная, как само исчадье ада…
Птица-переросток просто не представляла, с кем связалась, встав на пути между мной и моей дочерью. Одним четким и слаженным ударом меча я отрубил твари голову и она покатилась по лестнице вниз.
Вот только после смерти это была уже не птичья голова, а голова бонны Зелиг, верной гувернантки моей дочери…
Цицинателла оказалась права. Моя жена оказалась права — бонна была с марой заодно, а я ей не поверил.
Зарычав от гнева и распирающей меня изнутри ярости, я ворвался в мастерскую Цицинателлы и…
Да так и замер.
Бесчувственная Бри лежала на столе посредине комнаты, а над ней стояла женщина в черном бархатном платье с черными крыльями. От ее рук тянулись темные нити магии, которые опутывали мою дочь, словно коконом. Как будто злобная паучиха плела вокруг нее свою паутину.
Боясь даже вздохнуть от ужаса, я бросился к дочери, но был остановлен словами мары:
— Осталось совсем немного. Прошу, Тео, не мешай…
Он был знакомым, этот голос. До боли знакомым. Он парализовал мою волю.
Не в силах осознать и поверить, я тронул ее плечо.
И сердце как будто взорвалось кровавыми осколками льда, когда она обернулась, и я увидел ее лицо.
— Чантэль… — словно в забытьи повторил я имя, которое раньше приносило такую боль. — Ты жива?
— Это я, любимый… Я так люблю тебя, Теодор. Так скучаю… Я слишком сильно люблю тебя и Бри…
— Что ты делаешь с нашей дочерью, Чантэль?
— Ничего плохого, поверь, ненаглядный мой. Я всего лишь хочу раскрыть ее истинную природу. Это сделает ее счастливой. Мы все, втроем, отныне будем очень-очень счастливы. Просто поверь. Ты ведь всегда верил мне, полно и без оглядки.
— Ты умерла на моих руках. Кем ты стала, о боги? Кем ты стала? И кого ты выбрала в гувернатки нашей дочери?
— Зелиг присматривала за ней и следила, чтобы с Бри все было хорошо. Она докладывала мне обо все, что происходило в Трентоне. Так было нужно, Тео. Я всегда была тем, кем была. Эта наша природа, наша судьба. И судьба Брианны. Я дарю ей крылья.
— Черные крылья? Способность вторгаться в чужие сны? Наводить ужас? Ты подстроила свою смерть. Ты — мара, любимая. Я не хочу такой судьбы для своей дочери.
— Для своей дочери? — моя первая жена гневно сверкнула очами. — Я — настоящая мать Брианны, ты забыл? Она принадлежит мне! А ты… Как ты посмел привести в наш дом эту… злобную самозванку Мередит? Отдать ей мою мастерскую, где я плела кружева? Ты не нужен ей, а только лишь твои деньги! Она рассматривала тебя в корыстных интересах, и ни в каких других! Да что там, она заказала господину Гаррику зелье, которое должно было отравить тебя, Теодор! Мерзкая, лживая, гадкая дрянь! Предательница! Змея, которую ты пригрел на груди! Она заслуживает смерти, поверь мне, Теодор. Лишь я люблю тебя, одна я, я, я!
В прекрасных глазах Чантэль заблестели горькие слезы. Я никогда не выносил этого. Не могу терпеть, когда она плакала и был готов на все, лишь бы услышать ее чудный смех.
— Послушай, Теодор, я все придумала, — с милой улыбкой сказала моя первая жена. — Бри уже вступила в марий возраст, а я накопила сил. После того, как я инициирую ее и передам ей свою магию, мне будет необязательно питаться страхами так часто и много. Мы сможем все втроем уехать из этого надоевшего городка, путешествовать по миру… Бри будет постепенно учиться, наращивать свою силу и крылья. Никто не сможет нас заподозрить, потому что мы не станем нигде задерживаться надолго. Это будет чудесно! Мы снова будем семьей. На этот раз настоящей семьей, в которой ни у кого нет ни от кого тайн. Ты ведь до сих пор любишь меня, Тео. Я же чувствую, я знаю… Первая любовь не забывается.
Одной рукой продолжая опутывать Брианну своей черной паутиной, Чантэль протянула другую руку ко мне и с нежностью положила мне на грудь. Она улыбалась своей ослепительной улыбкой, нисколько не сомневаясь в том, что я подчинюсь ей и пойду за ней куда угодно.
Она просто не могла поверить, что будет по-другому
— У меня уже есть семья. Есть женщина, которую я люблю больше жизни, — медленно сказал я, вглядываясь в некогда родное лицо, которое на глазах становилось злобной маской. — А предательница и мерзкая злобная дрянь — это ты, Чантэль!
Я схватил ее руку с длинными когтями, что лежала на моей груди, и резко дернул. Она сопротивлялась еще более бешено и отчаянно, чем ее слуга Зелиг, выбрасывая путы своей дьявольской магии. Но всех их я нейтрализовал защитными рунами, щедро раскидывая их по всей мастерской. Одна из рун разрубила паутину, что тянулась от руки Чантель к Брианне. Разорвала связь инициации.
Не в силах это видеть, Чантэль завизжала так пронзительно, что мои барабанные перепонки чуть не разорвались от этого визга, полного темного отчаянья и недоверия.
Мара взвилась под потолок — она рвалась к потолочным окнам, подальше отсюда и от своих так неожиданно для нее рухнувших планов. Но я схватил ее за крыло, всей своей силой вербэра удерживая от бегства.
