спутанную массу. Опустив руки на край раковины, я уставилась на свое отражение.
– Что ты делаешь? – спросил Кастил.
– Я… выгляжу как раньше, – сказала я, отметив широкую бровь, линии носа и рта. – Но и не так.
Я потрогала шрам на левой щеке. Взгляд Кастила следовал за моим в зеркале.
– Тебе не кажется… что шрамы стали меньше? – спросила я, потому что мне так казалось.
Шрамы по-прежнему были отчетливо видны: и тот, что тянулся от линии волос и пересекал бровь, и другой, проходящий по виску и напоминающий, что я чуть не потеряла глаз. Шрамы уже не казались на один тон бледнее кожи, как раньше. Они были того же оттенка розового, что и мое лицо, не грубые на ощупь и не такие рваные.
– Я и не заметил, – сказал Кастил, и я встретилась с ним взглядом в зеркале.
Я… ощутила его удивление. Он говорил правду. Он в самом деле не заметил разницы, потому что никогда не обращал внимания на шрамы. Они для него ничего не значили.
Я влюбилась бы в него еще сильнее, если бы такое было возможно.
– Они стали немного бледнее, – продолжил он, склонив набок голову. – Должно быть, это из-за моей крови – из-за ее количества. Она могла исцелить некоторые старые раны.
Я опустила взгляд на свою руку и увидела ее – в самом деле. Кожа стала более гладкой.
– Меня поражает, что ты в первую очередь заметила шрамы.
– Потому что когда люди смотрят на меня, то видят в первую очередь шрамы, – заявила я.
– Не думаю, что в первую очередь, Поппи. Ни раньше. – Он перекинул прядь моих волос через плечо. – И уж точно ни теперь.
Точно не теперь.
Я опять подняла взгляд к зеркалу и перевела его от шрамов и рассыпанных по носу веснушек к глазам. Зеленые, как и у отца, насколько я его помнила, но они тоже изменились. На первый взгляд это было незаметно, но я заметила.
Серебристый блеск за зрачками.
– Мои глаза…
– Они стали такими после храма Сэйона, – ответил Кастил.
Я моргнула раз, другой. Глаза остались такими же.
– А когда они светятся, они выглядят не так, правда?
Он покачал головой.
– Тогда свет из-за зрачков просачивается на зелень. И становится сильнее.
– О, – прошептала я.
– Думаю, это из-за твоего итера. – Он слегка наклонился ко мне.
– О, – повторила я, подумав, что, наверное, эта же штука заставляет глаза Кастила и других атлантианцев сиять и переливаться.
Он выгнул бровь.
– Это все, что ты можешь сказать при виде своих глаз?
– Мои глаза… они ощущаются как раньше, – проговорила я, не зная, что сказать.
Он вздернул уголок губ.
– И они по-прежнему самые прекрасные глаза, какие я видел.
Я повернулась к нему.
– Тебя ничего из этого не беспокоит? Мое происхождение? То, чем я стала?
Его полуусмешка погасла.
– Мы коснемся этого, когда будем говорить о Малеке.
– Да, поговорим, но… когда ты со мной познакомился, я была Девой. Ты считал меня смертной, а потом узнал, что я наполовину атлантианка. А теперь знаешь, что я происхожу от бога, и тебе не известно, кто я вообще. Мой дар тоже не тот, что прежде. Я меняюсь.
– И?
– И?
– Когда ты со мной познакомилась, ты считала меня смертным гвардейцем, который поклялся защищать тебя. Потом узнала, что я атлантианец, а потом – что принц. Что-то из этого изменило твое отношение ко мне?
Поначалу да, но…
– Нет. Не изменило.
– Тогда почему тебе так трудно поверить, что это ничего не меняет для меня? Ты по-прежнему Поппи. – Он коснулся моей щеки. – Как бы ты ни менялась, в своем сердце ты по-прежнему будешь собой.
Я опять посмотрела в зеркало и увидела знакомое лицо, которое стало чуть-чуть незнакомым. В своем сердце я чувствовала себя собой… и надеялась, что это не изменится.
Глава 16
– Идем, – повторил Кастил, беря меня за руку. – Дай мне тебя осмотреть.
– Я же сказала, что в порядке.
Он увел меня от зеркала обратно в спальню.
– А я сказал, чтобы ты прекратила это твердить, когда я знаю, что ты не в порядке.
– Я даже не чувствую синяков, о которых ты говорил, – заявила я, пока он подводил меня к кровати.
Его глаза цвета охры уловили мой взгляд.
– Я знаю, что есть раны, невидимые глазу, и хочу, чтобы ты перестала скрывать их от меня.
Я закрыла рот.
– Думаю, нам много о чем нужно поговорить. – Он взялся за подол моей туники и потянул вверх. – Но есть кое-что по-настоящему важное, о чем нужно поговорить прежде, чем обсуждать что-то другое.
Он жестом велел мне поднять руки, и я подчинилась. Мои голые руки обдуло прохладным воздухом. Кастил отбросил тунику. Простая нижняя рубашка, оставшаяся на мне, была гораздо тоньше и больше подходила к местному климату, но эти тонкие бретельки и почти прозрачный облегающий лиф мало что скрывали.
Кастил провел пальцем по бретельке, впившись в нее взглядом, и просунул палец под тонкую ткань.
– Эти нелепые, тоненькие бретельки…
Он прикусил кончиками клыков нижнюю губу.
– Ты об этом хотел поговорить?
Мою кожу начало покалывать, когда он провел пальцем по лифу, по моим округлостям. Соски напряглись и затвердели. Кастил посмотрел мне в глаза.
– Эти бретельки очень важны и страшно отвлекают, но обсудить нужно не их, – ответил он. – Садись, Поппи. Я знаю, что ты вымоталась.
Я опустила взгляд на мои запыленные штаны.
– Я испачкаю кровать.
– Тогда тебе придется снять штаны.
Я вскинула брови.
– Пытаешься раздеть меня?
– Поппи, – промурлыкал он, убирая мне за плечо пряди волос. – Когда я не пытался раздеть тебя?
Я мягко рассмеялась.
– Сложно поспорить.
Я взялась за пуговицы на штанах, зная, что он дразнится и наслаждается этим – и доволен, что я по-прежнему получаю от этого удовольствие, несмотря на все произошедшее. Я расстегнула пуговицы.
– Сапоги, – напомнил он. – Вот. Держись за мои плечи.
Кастил опустился на колени передо мной, его вид сводил меня с ума – широкие плечи; спутанная копна волос с выбившимися локонами, падающими на лоб; бахрома густых ресниц. Он красивый. Смелый. Умный. Добрый и принимающий. Безжалостный.
И он мой.
Я положила чуть дрожащие руки ему на плечи, чтобы не упасть, а он быстро снял с меня сапоги. Штаны последовали за ними, и вот я стояла перед ним в одной нижней рубашке, едва прикрывающей бедра.
Кастил остался на месте, его взгляд поднялся по моим ногам, задержавшись не на старых шрамах, полученных в ночь нападения Жаждущих, а на тусклых синяках, которые взялись боги знают откуда. Затем он осмотрел меня всю – руки, груди, лицо.
Его глаза цвета покрытого льдом янтаря встретились с моими.
– Если кто-то из тех, кто причинил тебе хоть одну секунду боли, еще дышит, я разорву его на части, буду отрывать кусок за куском. Я надеюсь, что смерть, которую ты им принесла, была медленной и мучительной.
– Для большинства она не была медленной. – Мне вспомнилось, как они схватились за головы и кричали, а их тела корчились. – Но для всех – мучительной.
– Хорошо. – Он не отводил взгляда. – Ни на одну секунду не поддавайся чувству вины или жалости. Никто из
