них – а в особенности Аластир – этого не заслуживает.
Я кивнула.
– Обещаю, что если в этом еще кто-то замешан, эти люди будут найдены, и они заплатят. То же самое произойдет с любым, кто посмеет тебе угрожать. Кем бы он ни был.
Он говорил серьезно, и интуиция подсказывала, что никто не станет исключением. Даже его родители.
– И я пообещаю то же самое тебе. Я никому не позволю тебе навредить, – поклялась я, и мое сердце гулко заколотилось.
– Знаю.
Кастил взял меня за руки и потянул вниз, усаживая на край мягкой кровати. Наступило молчание.
– Я ведь твой муж, верно? – спросил он, сидя на корточках.
Я подняла брови, не ожидая такого вопроса.
– Да?
– Так вот, я мало что знаю о том, как быть мужем. – Он положил руки мне на колени, и я понятия не имела, к чему он клонит. – Знаешь, что вырезано на наших кольцах?
Я покачала головой.
– Это на старом атлантианском. На обоих одно и то же. «Навечно и навсегда». Это про нас.
– Да, – прошептала я, и мое горло сжалось. – Про нас.
– Конечно, у меня нет никакого опыта по части брака, но как бы там ни было, ты моя жена. Это значит, что мы больше не притворяемся, правильно? Что, навечно и навсегда, у нас все по-настоящему.
– Да, – кивнула я.
– Ни в чем не притворяемся. Даже когда ты не хочешь меня волновать. Я знаю, что ты сильная и невероятно выносливая, но ты не должна всегда быть сильной со мной. Это нормально, если ты не порядке, когда ты со мной.
У меня перехватило дыхание.
– Это моя обязанность как мужа убедиться, что ты чувствуешь себя в достаточной безопасности, чтобы вести себя естественно. Поппи, ты не должна притворяться, что ты в порядке после всего что случилось.
О…
О боги.
От его слов я не выдержала. Слезы подступили к горлу и навернулись на глаза. Я сделала единственный возможный взрослый поступок – шлепнула себя по лицу.
– Поппи, – прошептал Кастил, обхватывая мои запястья. – Судя по звуку, это больно.
– Да. – Мой голос прозвучал приглушенно. – Я не хочу плакать.
– А если бить себя по лицу, это поможет?
– Нет, – рассмеялась я.
Мои плечи дрожали, а ресницы стали мокрыми от слез.
– Я не хотел, чтобы ты плакала.
Он слегка потянул мои руки.
Я не отвела их от лица.
– Тогда не говори такие невероятно добрые слова поддержки.
– А ты бы предпочла, чтобы я сказал что-то злое и неподдерживающее?
– Да.
– Поппи, – протяжно произнес он мое имя, убирая мои руки от лица, и одарил меня кривой усмешкой, которая делала его лицо таким юным. – Плакать – это нормально. Нормально быть уязвимой. Это, наверное, самое худшее на свете возвращение домой. Последняя неделя была отвратительной, без всяких шуток.
Я опять рассмеялась, и смех перешел в рыдание. На этот раз я не стала бороться с эмоциями. Сломалась, и, как Кастил и обещал, он подхватил обломки меня и надежно держал до того момента, когда я смогла собраться. Я очутилась на полу вместе с ним, на его коленях, крепко обвивая его руками и ногами.
И прекратила притворяться.
Потому что я не была в порядке.
Я не была в порядке после всего, что произошло, я не знала, о чем это может говорить и что означает, – ведь я даже не знала, кто я теперь. И я не была в порядке после того, как узнала, что моих родителей предал человек, которому они доверились. Что они пытались сбежать из Солиса вместе с Йеном и со мной, рискуя жизнью ради меня – ради нас. Но у них не получилось. Это предательство ранило, и боль была сильной. Все, о чем я старалась не думать, грозило обрушиться на меня. Разве после такого можно быть в порядке?
Секунды превратились в минуты, минуты складывались в часы. От моих слез грудь Кастила промокла. Я так не плакала, даже когда потеряла Виктера. Тогда произошел резкий взрыв эмоций, но Кастил… в тот момент он тоже находился рядом. И теперь он обнимал меня, прижавшись щекой к моей макушке, поглаживал мою спину, и я не беспокоилась, что кажусь слабой. Он мягко покачивал меня взад-вперед, и я не боялась получить выговор за проявление эмоций. Я не позволяла себе такого даже с Виктером, хотя знала, что он не стал бы меня осуждать. Он позволил бы мне выплакаться, а потом сказал, что мне придется смириться. И иногда это было как раз тем, что мне требовалось. Но сейчас не такой случай, а с тех пор, как мои родители погибли, а Йен уехал в Карсодонию, я не чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы быть уязвимой.
Я знала, почему могу быть такой с Кастилом. И со всей полнотой ощутила это, когда открыла чутье. Я утонула во вкусе клубники в шоколаде.
Любовь.
Любовь и принятие.
Не знаю, как долго мы так сидели, но, казалось, к тому времени, как мои слезы закончились, прошла маленькая вечность. Глаза немного болели, но мне стало легче.
Кастил повернул голову и поцеловал меня в щеку.
– Не хочешь ли принять первый в твоей жизни душ? Потом мы немного поедим и в конце концов – к сожалению – найдем тебе одежду. А затем поговорим обо всем остальном.
Сначала я зацепилась за слово «душ», а потом зависла на «обо всем остальном». Все остальное означало встречу с его родителями, меня как королеву и… ну, все остальное.
– Или сначала можем поесть. Как скажешь, – произнес он. – Чего бы ты хотела?
– Наверное, мне бы хотелось принять душ, Кас.
Он ущипнул мой палец, и я ахнула.
Он открыл глаза – они сияли как цитрины.
– Прости. Когда я слышу, как ты это говоришь… со мной что-то происходит.
Я представляла, что с ним происходит, и мои вены затопило теплом. Я скользнула взглядом по его плечам, и во мне вспыхнуло воодушевление.
– Будет очень странно купаться стоя.
– Тебе понравится.
Кастил встал и легко поднял меня вслед за собой. Его сила всегда поражала, и я не была уверена, что когда-нибудь к ней привыкну.
Я пошла за ним в ванную. Из окна над скамейкой сочился слабый свет. Кастил включил лампу над умывальником, и по плиточному полу разлился мягкий золотистый свет. Я наблюдала, как Кастил кладет два пушистых полотенца на маленький табурет между ванной и душем. Прежде я этот табурет не заметила.
Кастил сбросил с себя одежду без малейшего смущения, что завораживало и вызывало зависть. Я не могла отвести от него глаз, когда он подошел к душу и принялся возиться с кранами на стене.
Из множества трубок над головой потекла вода, превратившись в ливень. Мне следовало сосредоточиться на волшебстве, благодаря которому это стало возможно, но я была заворожена Кастилом: редкими темными волосками на его икрах, шириной плеч и груди, тугими рельефными мышцами живота. Его тело служило доказательством того, что он и дня не проводил в праздности. Он пленял меня – всем, начиная порочной красотой его тела и завершая прожитой им жизнью, запечатленной на бронзовой коже
