Шкатулку герцог по-прежнему держал передо мной на вытянутых руках, а я чувствовала себя очень неловко. Это были совсем не те простенькие украшения с миленькими мелкими камушками, которые водились у настоящей баронессы Розер.
Эти камни отличались и размерами, и чистотой, и искусством огранки. Солнечный луч, попав под крышку, играл на камнях, заставляя из вспыхивать розовыми, алыми и бордовыми искрами. Если колечки Элен было вполне допустимо носить каждый день, то этот комплект требовал особой прически, роскошного бального платья и толпу восхищенных кавалеров.
-- Берите, госпожа Розер, от герцогских подарков не отказываются, – произнесено это было очень серьезным тоном, но я заметила, как в улыбке дрогнул левый уголок его рта.
Глава 42
Домой я вернулась пусть и не окрыленная, но в целом очень довольная результатом. До отъезда у нас с Лестой произошел довольно забавный разговор. Еще вечером в трактире она долго и с любопытством разглядывала украшения в шкатулке. Потом коробку захлопнула и полезла рыться в мешке с нашими вещами. Копалась недолго и вытащила кусок грубоватой, чистой, но уже не новой мешковины. В него она шкатулку и завернула, наставительно сказав:
-- Подальше положишь – поближе возьмешь! А лучше бы вы, госпожа Любава, никому не говорили про богатство. Такая красота не на одну сотню золотых потянет.
-- Леста, мне это и носить-то некуда. Разумеется, к домашнему туалету я такое не надену.
-- Понятное дело, госпожа Любава, что не наденете. А только я бы на вашем месте даже маленькой госпоже не показывала. Много ли малышка смыслит? Где-нибудь похвастается, ан сплетни-то и побегут…
Немного подумав, я согласно кивнула головой: Леста была полностью права. Пусть эта красота будет от всех спрятана, кто знает, как дальше сложится жизнь, может, она мне еще и пригодится.
И вот вроде бы домой я вернулась с победой и даже с наградой, но одна мысль, что весна уже достаточно близко и скоро приедет мой драгоценный «жених» изрядно портила мне настроение. Даже Элли вскоре заметила, что во время уроков я часто отвлекаюсь на свои думки. Однажды вечером, когда я рассказывала ей сказку перед сном, она неожиданно откинула одеяло, теплым комочком пристроилась мне под бок, тесно обхватив за пояс руками, и тихонько спросила:
-- Любавушка, ты меня разлюбила?
-- Ну что ты, малышка! Какие ты глупости придумала!
-- Раньше ты улыбалась всегда, а сейчас рассказываешь что-нибудь и замолчишь… И долго-долго молчишь… Вот я и подумала: может ты от меня устала.
В этот момент Элли напоминала не ребенка, а маленькую тихую старушку: такими недетскими были ее наблюдения. Слезы я сдержала с большим трудом, зато девочку подхватила на руки, прижала теплое крепенькое тельце к себе и так и носила по комнате, нашептывая на ухо разные ласковые словечки, пока малышка не начала задрёмывать у меня на плече. В дальнейшем в присутствии девочки я старалась контролировать себя: для всех грустных мыслей и переживаний оставалось время, которое я проводила в спальне.
Разговор с Лестой о моем будущем браке ни к чему серьезному не привел: она просто не видела проблем, которые были так заметны мне. Для нее это самое замужество казалось моей ступенькой вверх. Я вдоволь наслушалась всевозможных мыслей на тему «стерпится-слюбится». Для нее самой, выросшей в этом мире, договорной брак был нормой и обыденностью. То, что жених мне не нравился и даже вызывал отвращение, компаньонка моя считала плюсом:
-- Так оно и к лучшему получится, госпожа Любава. Раз уж ему не терпится замуж вас взять, значит, хотя бы первое время будет вам угождать всячески. А если вы себя умненько поведете, то он из вашей воли и вовсе никогда не выйдет. А что не любый он вам, – она небрежно отмахнулась рукой, – так это до поры до времени. А если Вседержитель еще и ребеночка пошлет – так и вообще замечательно!
-- Леста, ты не понимаешь …
-- Да тут и понимать нечего! Неужели хуже в замке жить госпожой над целым хозяйством, чем в огороде самой ручками белыми сорняки драть? Не придумывайте, госпожа Любава! И мыслей дурных в голове не держите, при вашем-то скромном состоянии такое замужество, как благословение Божье, – она «перекрестилась» на местный манер и потом, смягчившись, осенила этим знаком и меня. – Ступайте-ка вы спать, госпожа баронесса. Оно ведь точно говорят, что перед свадьбой все невесты волнуются! Ну так вы о дурном не думайте, и все у вас и сладится!
С Норой я на такие темы даже не пыталась разговаривать. Пусть она часть жизни и прожила в городе, но в целом была обычной крестьянкой. Вряд ли ее мнение как-то отличалось от Лестиного. Я просто постаралась больше никому не показывать раздражение, которое у меня вызывали мысли об этом браке.
Прошло больше месяца с момента возвращения, когда староста, в очередной раз собираясь в город, заехал за Лестой. В этот раз из погреба мы достали остаточки: несколько вязанок чеснока отличной сохранности, еще одну бочку огурцов: когда поняли, что уже не съедим сами. Немного подумав я добавила два мешка картошки и корзину капусты, а также по корзине яблок и зимних груш: за них должны были хорошо заплатить. Кочаны были не слишком крупные, но очень крепкие, плотные и отличной сохранности.
Прон, упаковывая наше добро и заботливо прикрывая его слоем соломы, чтобы не промерзло в дороге, сказал:
-- Ить об эту зиму последний раз катаемся. Недели через две уже можно и оттепели ждать, а там и дорога раскиснет. Дальше – только в объезд.
– Посмотрим, Прон. Может быть в этом году дорога так сильно и не будет раскисать: все же за осень часть воды слиться успела. Конечно, там тоже могут быть роднички небольшие, но все же, я надеюсь, что осенью так и будем по прямой ездить.
– Ваши бы слова, да Господу Богу в уши! – недоверчиво сказал Прон.
Отправив Лесту в город, я решила перенести занятие с Элли на после обеда: слишком уж хороша была погода с легким морозцем и розоватым зимним солнцем. Лучше мы с ней сейчас погуляем, пока нет ветра.
Я была права, что поторопилась с прогулкой: уже после завтрака, когда мы вышли, поднялся легкий ветерок, пока еще не слишком противный. Мы несколько раз скатились с Элли с горки, и вдруг раскрасневшаяся и румяная малышка замерла к чему-то прислушиваясь.
В Энкерте была пушка, которая стреляла ровно в полдень три раза. В хорошую погоду тихий звук выстрела долетал и до нас. Правда, больше это было похоже на тот хлопок, с которым пробка вылетает из бутылки шампанского. Но сейчас, во-первых, до двенадцати было еще далеко. А во-вторых, эти хлопки шли один за другим с какой-то пугающей частотой.
– Любава, что-то случилось? – девочка была не на шутку встревожена.
– Нет, малышка. С чего ты взяла? – я легкомысленно пожала плечами и попыталась усадить ее на деревянную дощечку, на которой мы катались, но малышка вывернулась и возразила:
-- Нет-нет, Любавушка... ты послушай сама!
Хлопки между тем все еще продолжались, а Элли, испуганно подняв на меня глаза, спросила:
-- А если война будет, то что…?
-- Элли, ну что за глупости! Какая война, с чего ты взяла?
-- На кухне старая Олица рассказывала, что если нападают на замок, то крестьянам сигнал подают из пушки. Стреляют много-много раз, чтобы они спрятаться успели и скотину увести.
