— В ремонте?..
— Калина Владимировна! — перебил Аршинов. — Вы должны это видеть! — с нажимом в голосе, добавил министр, взглядом прекращая неуместные шутки, потому что в отличие от майора подтекст он понял сразу. За гостями наблюдали бессмертные и внимательно слушали. А нравы у них другие и подобные шутки они могли и не оценить.
После краткого диалога с Аршиновым, журналистка вернулась на свое место и обнаружила — начальник безопасности смотрит из окна транспортера с отсутствующим видом. И не ясно, какие его одолевают думы.
— О чем задумались, капитан?
— О «калине»…
— Обо мне или ягоде? — уточнила журналистка.
— О машине, — задумчиво глядя сквозь стеклянную стену транспортера, отозвался Амир. — Полагаю, это было бы интересно. Никогда не катался на человеческом транспорте.
— Это у вас «человеческий транспорт», капитан, — присаживаясь рядом, признала женщина.
— И все-таки, на что это похоже? — поворачиваясь к женщине, спросил вампир.
— На что похоже?.. Вас когда-нибудь немилосердно трясло, беспощадно подбрасывая в процессе? Так чтобы потом некоторые места, подсказываю, близкие пятой точке, саднили и побаливали?.. Вот такое оно, близкое общение с «Ладой Калиной».
— А у меня тоже будет саднить и побаливать? Место близкое к?..
— Нет, это у людей, саднит и побаливает, а вампиры сразу рассыпаются в прах, — иронизировала женщина.
— Машина так плоха?
— Сложно сказать, ни разу не ездила на ней по нормальной дороге.
— А что вам мешало?
— В основном их отсутствие, — с постным лицом все шутила гостья. — Вы любите кататься на машине, капитан?
— У нас весь транспорт воздухоплавающий. Сухопутный водить не доводилось.
Помолчали. Неловкость длилась минуту, затем журналистка спросила:
— У вас богатый опыт, Амир?
— В смысле?
— Я оседлала своего первого жеребца в девятнадцать. А какой у вас рекорд?
— Что, простите? — растерялся капитан.
— Говорю, первый раз это случилось в девятнадцать. Лихие были дни, жаркие ночи. Так нарезвилась, еле оттащили.
Бессмертный смотрел на собеседницу сосредоточенным взглядом, и было очевидно, напряженно анализирует.
— Я не совсем понял, о чем именно вы меня спрашиваете, госпожа Проскурина?
— О первом опыте, капитан…
— О моем первом опыте? — не без удивления переспросил он, умышленно тихо. Сидящий неподалеку майор напряженно пытался уловить суть чужой беседы.
— Да, о вашем первом опыте.
— А вам… очень необходимо это знать? — поколебавшись, уточнил мужчина.
— Очень, — уверила Калина.
— Семнадцать лет.
— Вы были один или с вашим отцом?
— Ваш папа при этом присутствовал?
— А ваш, что, был рядом? — теряясь все больше, уточнил Амир.
— Нет, конечно!
— Тогда почему мой отец должен был это видеть?
— Вы же цивилизованный народ! Не то что мы. Все тайком, все украдкой.
— В этом вопросе, мы, позволю себе это слово — цивилизованы не больше вашего.
— Вы были один?
— Нет, почему же один?.. — стушевался капитан. — Вдвоем.
— А нас было трое! Правда, еще двое набивались, но мы решили, что нам будет тесно такой кучей. Слишком много впечатлений, знаете ли. Втроем как-то надежней.
— И как вам ваш первый опыт? — деликатно спросил Амир.
— Общее впечатление?.. Ужасно. Накаталась до одури! Резину стерла. Дома был большой скандал.
— Я могу узнать причину конфликта?
— Да. Отец не любит когда кто-то берет его машину. А я ее еще и разбила.
Проскурина силилась не расхохотаться. Амир держал себя в руках, лицо в целом не изменилось, но что-то такое было в его глазах, у Проскуриной руки чесались сделать пару кадров. Кажется, капитан до последней секунды думал, что речь идет совсем о другом «скакуне».
Путешествие завершилось, транспортное средство замерло возле огромного строения. Когда стеклянные стены транспортера исчезли в полу, делегаты по ступеням спустились вниз. Капитан шел перед журналисткой и внезапно предложил ей руку, опереться, когда оказался снаружи.
— Благодарю, — шепнула Проскурина. Капитан покорно кивнул и тут же отступил. Делегация между тем неторопливо втягивалась в здание.
Вначале осмотрели просторный холл, затем прошлись служебными помещениями, где тоже было что посмотреть. Просто бесконечная гостиница, ноги стоптали, но не увидели и меньшей части всего, что имелось в современном здании. Шкафы в комнатах открывались по команде, так же раздвигались шторы. По голосовому сигналу открывалась вода в кране и регулировалась ее температура.
Внутри было все — развлекательные центры, магазины сувениров, кинотеатры и спортивные центры. Номера большие и малые, для разного рода гостей. Для одиночек и больших семей. Но все одинаково благоустроены и комфортны.
— Внушительный размах. Целая инфраструктура, — оценила женщина.
— Нам хотелось создать максимально комфортные условия проживания, — пояснил гид.
— Думаю, после такой жизни никто не пожелает возвращаться домой, — намекая на непростую жизнь людей, подытожила Проскурина.
— Никто не возражает, если визиты станут повторяться. И длительность их никто не ограничивает никакими рамками.
— А если визит станет длиться неделями?
— Значит, мы создали то, что хотели. Настоящее гостеприимство.
— А где подводный камень? Он не может не существовать.
— Думаю, госпожа Проскурина подразумевает, нет ли подвоха? — пояснил капитан, поскольку Гринд смотрел на журналистку в недоумении.
— Думаю, госпоже Проскуриной тяжело будет найти то, чего тут нет, — ответил бессмертный и экскурсия продолжилась.
Делегаты задавали множество вопросов и получали более чем подробные ответы и вскоре от количества информации, а так же от простора и обилия осматриваемых помещений, утомились все. Экскурсия завершилась досрочно. Калина успела сделать множество снимков, на свой обычный фотоаппарат. Тут ей замечаний никто не делал. И фотографировать разрешили все без исключения. Вероятно, потому что это было в интересах вампиров. Что бы люди увидели, что их тут ждет. И пожелали приехать…
Но до окончания экскурсии был еще подъем на крышу. С которой город бессмертных просматривался как на ладони. Зрелище было завораживающее, все любовались видом в полной тишине. Здание гостинцы было практически той же высоты, что и государев дворец. Вторая наивысшая точка в городе. Но когда Проскурина поинтересовалась высотой обоих строений, оказалось, что высшая точка города — все-таки дворец. Выше его возводить ничего нельзя.
