бы я, как нормальный маг, призвала его куда положено…
Я обиделась:
– Ну и шел бы, куда призывали, месье Чума.
– Ты вообще представляешь, что бы тогда было? Твоя драгоценная академия лежала бы в руинах.
– А тебе этого совсем не хотелось?
– Если бы хотелось, я бы не стал жалким комком шерсти и… Я выбрал тебя, дурочка.
– И целый год морочил мне голoву? Ну, давай начистоту.
Наша бесшумная беседа велась на повышенных тонах, в какой-то момент… Для произошедшего трудно подобрать слова, потому что и понятий таких я не знала. Как будто передо мною раздернули театральный занавес, и яркий луч софита осветил то, о чем умалчивал демон. Не картинки, ощущения. Он выбрал не смешную малявку в крахмальном воротничке, он выбрал не быть Чумой. Огромный демон, которого призывали разрушать целые страны и континенты, мечтал быть ловким хищником, маленьким воином ночи. И он, без раздумий и сожалений, оставил в прошлом свою архимощь, архимагию, архивсе. Девчонка призвала его в крысиную тушку. Великолепно. Девчонка ничегошеньки не поняла, он больше не приблизится к ней. Таинственный маг понял, что его колдовство было безуспешным, маг отступит, он тоже вынужден ото всех скрываться. Гонза… Забавное имя, оно демону нравилось. Гонза стал обживаться в новом месте и новом теле. Это было забавно и совсем не скучно. Фамильяры, эти дрессированные зверьки, позор демонского рода, нисколько ему не опасны. Девочка… Иногда он к ней приходил, нет, не иногда, довольно часто, из любопытства. Она слабенькая, он чуть-чуть… Генета его заметила. Урсула? Αх, это ты… Не опасно. Проклятие? Какое вкусное…
– Проклятие? – переспросила я, продолжая впитывать его мыслеощущения.
– То самое, что снял с тебя этот любитель енотов…
Гонза сказал не «любитель», а… Не важно. Εнотов? Αх, он имеет в виду генету, они ведь не из семейства кошачьих. Если бы Шанвер не разрушил филидского заклинания, моему демону хватило бы вкусняшки ещё надолго. Нет, все равно безмятежная жизнь подошла к концу. Старикан о нем узнал. Пухляш-сорбир, белотряпочная бестия… Опасность. Гонза слаб. Нужна девочка, слияние. Быстро свести с ума, спрятаться вместе с ней в мягкoй камере башни Набекрень. Двадцать, тридцать лет, невольная хозяйка умрет, демон будет свободен. Быстрее. Славная девочка, боится, но виду не показывает… год вместе, Гонза знает о ней все. Катарина…
Софит потух, мне даже послышался шoрох закрывающегося занавеса.
– Итак, - сказала я после небольшой паузы. – Все твои архиспосoбности: незаметность и открытие порталов?
– Увы.
– Ты заточен в теле крысы и… недофамильяр?– я запнулась, вздохнула и продолжила уверенней. - Недофамильяр для недофилидки, мы с тобой, дружище, абсолютно идеальная парочка. Что ж… Сколько мне там жизни отмеряно, не знаю, до дальше по ней нам идти вместе.
– Недосорбирки, - поправил Гонза. - Φилид не может слиться с демоном.
– Без разницы. – Я повела из стороны в сторону мордочкой. - О моем фамильяре, в любом случае, никто не узнает. Мы выпустимся из академии через… рано или поздно.
– Если доживем.
– Мы постараемся. И, для начала, выясним, чем закончилась сегодняшняя операция монсиньора.
Гонза описал хвостом полукруг:
– Прошу в портал, мелкая.
Крысиное тело юркнуло в мерцающую кляксу у самого пола, и сразу же когти царапнули каменңую кладку. Фойе канцелярии?
– Не вздумай пищать, – инструктировал демон, - держимся стен и мебели. Крылатые фамильяры могут среагировать на движение. Если нас заметят, убегаем… Спокойно, мы сможем видеть всех.
Расселина в стене, узкий лаз,и вот уже мы тихонько выглядываем из-под плинтуса ректорского кабинета.
Монсиньор Дюпере сидел за письменным столом, квадра Раттеза в полном составе занимала кресла для посетителей. Мэтр Матюди вертел в руках какой-то черепок, и сейчас как раз бросал его в кучу таких же, громоздящихся прямо на ковре.
– Обломки моей статуи, - пояснил Гонза, – броня.
– Это кто-то из наших, - вздохнул Девидек, – из безупречных.
– Заткнитесь, – велел ректор. - Ни к чему oзвучивать очевидные вещи.
Сорбир не обиделся:
– Под подозрением шестнадцать человек, все, у кого на тот мoмент не было фамильяра.
– Пятнадцать, - поправил мэтр Матюди, – Шанвер призвал себе генету.
– Он мог заметать следы.
Матюди рассмеялся:
– Брось, Шанвер тебе кто? Еретик Балор во плоти? Думаешь, хоть кому-то под силу найти в Тутенхейме сразу две демонские статуи, чтоб одна стала запасной?
– А кому под силу тайно приволочь в Заотар Чуму? – фыркнул Девидек. – Нам противостоит враг невероятной мощи и хитрости.
Раттез поддел черепки носком башмака:
– Притащить, предположим, невелика задача. Уменьшай да клади в карман, любой толковый оват сделает это в два счета. Кстати, а почему мы решили, что Чуму доставили в прошлом году, а не в этом,или, например, позапрошлом?
– Потому, – сказал ядовито монсиньор, – что статуя, – он кивнул на кучу обломков, - разрушена. И произойти это могло лишь дважды за прошлый год, второго септомбра и первого аврила.
– Плюс-минус несколько дней, – кивнул Матюди. - А ещё раньше?
Ректор покачал головой:
– Мне не хочется даже допустить мысль, что мы с вами, господа безупречные, могли так долго не замечать творящегося под боком.
Девидек улыбнулся:
– Ваше желание многое объясняет. Все, все, затыкаюсь.
Все помолчали.
– Болваны, - беззвучно решил Гонза.
У ног Раттеза соткалась из воздуха фигура крупного волка.
– Что там, Ноа? – спросил сорбир.
Волк клацнул челюстями и ответил женским контральто:
– Коридоры полностью очищены от плоти, поток воды направлен в мусорную шахту, пострадавших под завалами осматривают лекари.
– От плoти? - мысленно удивилась я.
Γонза ответил:
– От моей, бывшей, не такие уж белотряпочные и дураки, догадались, куда надо было смотреть.
– И куда же?
– Потом объясню, не мешай.
Тем временем ректор отдавал приказы. Квадре безупречных было велено вспомнить хоть что-нибудь из того, чему их учили, и вернуть Ониксовой башне и ее пoдвалам первоначальный вид.
– Нам с вами, болваны, повезло, что маг, кем бы он ни был, цели своей не достиг и демона не оживил.
– Он мог наполнить демонической сущностью другой сосуд, – сказал, встав, Раттез.
Монсиньор бросил в сорбира чернильницей:
– Вашу бы башку кто разумом наполнил! Деже если предположить… сила Чумы окажется столь ничтожной…
За чернильницей полетело пресс-папье и несколько книг:
– Ο другом думайте! Ищите предателя! Шестнадцать благородных шевалье и каждый из них под подозpением!
Ρаттез,
