Арина не понимала, но кивнула, покрепче сжала веретено, скосила взгляд на верного Блэка – жди команды!
– А они отняли это у меня. Все, до последней капельки. Какая насмешка!
Он был одержим, этот стоящий напротив мужчина, но одержим не бесами, не злыми духами, а болезнью. Обычное сумасшествие…
– Что вам от меня нужно?
– А фиолетовый – это тоже кровь, только другая, венозная. – Бабай ее не слушал, рассуждая о прекрасном. Или ужасном. Это как посмотреть.
– Вы хотели меня предупредить…
– Да… Я затем и пришел. Ты мне нравишься. Понравилась еще тогда.
Арина не стала спрашивать когда.
– Но мир устроен очень жестоко. Самую сильную боль мы причиняем тем, кого любим. Вот этими самыми руками.
Узкие плечи поползли вверх, и руки выскользнули из карманов куртки. Изящные руки музыканта с обгрызенными ногтями и пятнами чего-то красно-бурого. Нет, нельзя себя обманывать! Руки Бабая были в крови. И ее собственная черная кровь всколыхнулась, с силой ударила в стенки сосудов, почти оглушила.
– Блэк, взять!
Призрачный пес, единственный верный друг, сорвался с места, врезался в грудь Бабая, и тот покачнулся. Арина видела это собственными глазами. Бабай чувствовал потустороннее, реагировал на него. Он отшвырнул Блэка с утробным, не отличимым от звериного рыком, в его правой руке оказался нож с тусклым, нечистым лезвием, с окровавленной рукоятью. И лицо, до этого спокойное, даже отрешенное, вмиг изменилось. Словно кто-то невидимый сорвал с него человеческую личину, обнажая самую суть, превращая в чудовище без лица.
Все, теперь уже точно все…
Арина выставила перед собой веретено, приготовившись защищаться и, если придется, убить. Анук ошиблась: легко решиться на что угодно, когда видишь близко такое лицо. Одержимый… Все-таки одержимый…
Черная тень, стремительная, как летучая мышь, соткалась из предрассветных сумерек, встав между Ариной и Бабаем. Марго пересекла разрушенную границу, ворвалась в дом изголодавшимся ураганом. Мгновение – Арине показалось, что целую вечность. Она всматривалась в ее лицо, выискивая слабые места, готовая напасть, вонзить черные когти в беззащитную плоть, и потом напала. Но не на Арину, а на Бабая. Грудью насадилась на нож, впилась когтями в лицо, прямо в бесцветные глаза. Бабай закричал, замахал руками, словно выпутываясь из невидимой паутины. Марго соскользнула с ножа, с шипением отпрянула к двери, к готовому снова ринуться в бой Блэку.
Они ее защищали! Мертвый пес и мертвая ведьма, которая, даже будучи неупокоенным духом, умудрилась остаться человеком. Им было тяжело, контакт с миром живых причинял боль. Арина не знала почему, но точно знала, что так и есть. Им было тяжело, они рисковали, но не собирались отступать. И тогда Арина сделала шаг навстречу Бабаю. Друзей надо защищать…
Острие грязного ножа уперлось ей в грудь. Острие веретена уперлось в грудь Бабаю. Вот так… Кто кого? И чем это закончится?
Лезвие пропороло ткань, царапнуло кожу. Острие веретена тоже пропороло, тоже царапнуло. Дуэль между безумцем и ведьмой, заведомо проигрышная для обоих…
Лицо без личины, лишенное признаков пола и возраста, дрогнуло, пошло рябью, как вода старого пруда. И белесые ресницы тоже дрогнули, чуть недоуменно. В бесцветных глазах сначала родилась боль, потом недоумение, и Бабай сказал сиплым, едва слышным голосом:
– Если ты станешь мне мешать, придется тебя убить.
– Я убью тебя раньше.
Острие веретена проткнуло кожу, ввинтилось в мышцы. Острие ножа дрогнуло, но осталось неподвижно.
– Ведьма… – Тонкие губы растянулись в улыбке, больше похожей на оскал. – Все вы ведьмы. И она была такой. Нет, не такой. И ты другая, ты отличаешься от них всех. Безвременник на стылой осенней земле. Такой красивый и хрупкий…
Острие ножа шевельнулось, оставляя на Аринином теле еще одну метку.
– Знаешь, как мне хочется убить тебя, надавить чуть сильнее, провернуть лезвие? Но мертвый безвременник – это уже не так красиво. Мертвый безвременник – вестник смерти. У нее много вестников, я научился видеть каждого. Каждую! Ты не должна мешать, маленькая, глупая ведьма. Не должна останавливать меня, менять мою суть. Она попробовала и поплатилась… Она тоже была безвременником, хрупким цветочком, вестницей смерти.
Бабай заскрежетал зубами так громко, так отчетливо, словно перемалывал камни, и Арина поняла: наступил его предел, сейчас он вонзит в нее нож. По самую рукоять…
– Не смей мне мешать! – Из-за скрежета она едва слышала слова. А потом боль и давление в груди вдруг исчезли. Бабай отшатнулся, соскальзывая с острия веретена, шагнул к столу, всадил нож в деревянную столешницу чуть ли не по рукоять. Выдернул, снова всадил. Он кромсал дерево, засыпая все вокруг щепой, солью и золой. А Арина с пугающей ясностью понимала, что всего мгновение назад этот страшный человек точно так же был готов кромсать ее тело. Не понимала она лишь одного: чего Бабаю стоило переключиться, перенести свою ярость с живого на мертвое. Колени подогнулись, будто ей перерезали сухожилия, и Арина сползла по стенке на пол, зажала уши руками, чтобы не слышать, зажмурилась, чтобы не видеть.
Тишина наступила внезапно. Ярость иссякла, ушла в изрубленный в щепу стол. На колени Арине упал цветок безвременника, а голос Бабая сказал:
– Я все равно ее убью. Я не могу не убивать.
– Кого? – Она так и не решилась поднять взгляд выше испачканных солью и золой брючин. У нее просто не хватило сил.
– Убивать тебя я не хочу. Но если ты еще раз станешь у меня на пути, сделаю это.
Арина не видела, как он наклонился над ней, просто почувствовала каждой клеточкой своего напуганного, измученного тела. И когда его губы коснулись ее макушки, не оттолкнула, а лишь еще крепче закрыла глаза.
– Ты вкусно пахнешь. Почти так же вкусно, как кровь.
Шаркающие, стариковские шаги, скрип половиц. Все, он ушел. Теперь уже точно.
* * *
– У-ш-ш-ел… – Голос-шипение доносился словно из другой Вселенной. Странный, незнакомый голос. – Мне плох-х-хо…
Арина открыла глаза, чтобы не только слышать, но и видеть, кому там плохо. Разве кому-то может быть хуже, чем ей, которая едва не убила и едва не умерла?
Марго жалась в угол. Беспомощная и яростная, готовая нападать и защищаться, не знающая, как поступить. Она не была похожа на себя прежнюю, но и от давешнего монстра осталось не много. Разве что черные когти и, наверное, язык. Если она так странно говорит…
