– Так, но это ничего не значит.
– Для специалиста значит очень многое. Поверь.
Он призывал Арину поверить, но у нее никак не получалось, все это просто не укладывалось в голове.
– А Софья? В лесу точно не было битых бутылок.
– Она воспользовалась веером. У него очень необычная конструкция, с чем-то вроде стилета, спрятанного в рукояти, как в ножнах.
– Софья не собиралась кончать жизнь самоубийством.
– Откуда ты знаешь?
– Мы были вместе, пытались найти тело Флоры. – Она не стала рассказывать о могиле в лесу и об Анук тоже. Однажды Волков ей не поверил. Где гарантия, что поверит сейчас? – Она была очень грузная, Софья. Мы торопились, и она отстала, остановилась отдышаться.
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь! И Альбина не собиралась кончать жизнь самоубийством. Там, у пруда, они с Софьей собирались вызвать дух Марго. Они могут… могли. Понимаешь? Софья опоздала, а когда добралась до места, Альбина была уже мертва. Их убили, Волков! Он убил их и обставил все, как самоубийства.
– Кто – он?
– А у Флоры не было глаз! – Арина уже не могла остановиться. – Кто может выколоть себе глаза? Как такое вообще возможно? Это же боль адская, смертельная…
– Кто – он? – повторил Волков с нажимом, и в голосе его Арине почудилось не беспокойство даже, а паника.
– Никто… Тот, кто их убил. Ведь кто-то же это сделал. И не говори мне про самоубийства! Я была там! И все видела!
– Подожди. Успокойся. – Голос Волкова преодолевал разделяющее их расстояние с трудом, словно пробивался с другой планеты или с обратной стороны земли. Но откуда ей знать, что он на самом деле так далеко? Может, Волков сейчас в Москве. Где-то совсем близко. Может, соврал. Зачем Волкову обманывать ее, Арина не знала. Теперь, когда жизнь ее в который уже раз стала с ног на голову, наверняка она знала только одно: верить нельзя никому. Даже Волкову. Рысь волку не подружка. И ведьма тоже…
– Я приеду, – сказал Волков чужим, совершенно незнакомым голосом. – Мне понадобится время, но я попрошу своего знакомого присмотреть за тобой. Он хороший парень, очень толковый.
– Нет! – Ей не нужны хорошие парни. В том, что происходит, не разберется никто, кроме нее и, может быть, Анук. Никто не поверит. Проще списать все на самоубийства.
– Мне понадобятся сутки. Слышишь ты меня? Чтобы вернуться, мне понадобятся день и ночь. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна.
– Я давно одна. Не переживай, со мной все будет хорошо.
Арина оборвала связь, для надежности выключила телефон и с отвращением посмотрела на недоеденный бутерброд. Есть расхотелось. Анук сказала – попробуй не спать этой ночью. И Арина не будет. Она сварит кофе и постарается все обдумать, проанализировать, как сказал бы настоящий профессионал Волков.
Самоубийства… Возможно ли, чтобы криминалисты ошиблись? Или, что гораздо важнее, возможно ли покончить с жизнью таким жутким, варварским, совсем не женским способом? Женщины выбирают яд. Или высоту, чтобы лететь, как птица. Она где-то читала… Арина не знала Альбину, но с Софьей общалась достаточно долго, чтобы понять: ничего такого… фатального та не планировала. Софья, так же как и она сама, хотела разобраться в происходящем, найти убийцу. И нашла его. Или, скорее, он нашел ее. Нашел и заставил покончить с собой? Как? Что может быть ужаснее такой смерти? Какая альтернатива? Почему никто из них не сопротивлялся? Почему подпустили его так близко?..
Сколько бы Арина ни думала, сколько бы ни ломала голову, ничего не выходило. Криминалисты ошиблись. Только так и никак иначе.
Часы прокуковали полночь, час ночи, потом два. Кофе не помогал, все четыре выпитые чашки. Усталость брала свое. В гостиной на тахте было бы удобнее, чем на жестком стуле, но Арина оставалась на кухне, глушила бесполезный кофе, разглядывала черное и белое кольца, даже не пытаясь понять, какая сила в них заключена.
Рисунок менялся. Кольца из золы и соли то расплывались, то делались четкими, как нарисованные фломастером. Черное кольцо то выходило за пределы белого, то возвращалось на прежнее место. И тогда Арине казалось, что перед нею мишень. И в центре ее – что-то фиолетовое, хрупкое. Из другого мира. Безвременник, давно сорванный, поникший, каким-то нездешним ветром занесенный на ее кухню, в самый центр черно-белого колдовского круга…
* * *
…Грозный рык раздражал, мешал любоваться фиолетовым чудом, тянул за собой, прочь, прочь из сна…
Рык…
Арина проснулась в одно мгновение, словно вынырнула из воды на поверхность, жадно глотнула прохладный, пахнущий дождем воздух, открыла глаза.
Черно-белый круг из соли и золы больше не выглядел идеальным. Обе линии, и белая, и черная, были прерваны, а в центре лежал безвременник – чахлый стебелек, поникшая головка…
– Красивые цветы, – тихий, вкрадчивый голос отодвинул на задний план рык Блэка, сдернув Арину со стула. – Я всегда любил такую вот обнаженную красоту, это трагическое увядание.
Он стоял в нескольких метрах от Арины. Из открытой двери тянуло холодом и ночной сыростью, а белой солевой границы больше не было. Арина отчетливо это видела со своего места. Не сработала защита. Ошиблась Анук…
– Ты не бойся. Не надо меня бояться. Пока… – Одежда с чужого плеча, кожаная куртка, мешковатые джинсы, растоптанные кроссовки, те самые, уже виденные. Короткий ежик белых волос, сизая щетина на впалых щеках и глаза – полупрозрачные, светлые, почти белые, безумные.
– Убери это! – В хриплом голосе – недоумение пополам с раздражением, и ищущий взгляд, направленный на готового напасть Блэка. – Я не знаю, что это, но чувствую его ярость. Ярость ведь самое яркое, самое живительное чувство. Я знаю. Мне ли не знать! Но ты не бойся. Я пришел поговорить.
– О чем? – В поясницу уперся край стола, рука потянулась за веретеном. Ему Арину так просто не взять. Не на ту напал.
Веретено удобно легло в ладонь, нагрелось, почуяв черную кровь, ту самую, которая не даст ее в обиду. Не должна дать.
– Я пришел, чтобы предупредить. – Только сейчас Арина поняла, что не видит его рук, которые он прячет в карманах куртки. – Не вмешивайся. Не лезь в это дело, если не хочешь стать одной из них. Кровь, девочка. Очень много крови… Кап-кап… Цвет крови успокаивает. Странно, правда? Быки не различают цвета, а им суют под нос красные тряпки. Какая глупость! А я люблю, когда кровь… Это музыка, только музыка цвета… Я начал понимать… давно, в прошлой жизни. Она бывает разная… Бывает море, бездонное море черной, застоявшейся крови. Вязкое, засасывающее, завораживающее. А бывает кровавый дождь над морем. Как-кап… Это тоже красиво, но другой, более светлой красотой. Ты понимаешь?
