Глава 20
В которой мои семейные дела идут в гору…
А за ними и военные планы
Надо внушить мужчине, что он замечательный – советовала Лиля Брик – или даже гениальный, но что другие этого не понимают. Ей легко рассуждать: её Маяковский был натурой поэтической, значит, весь в себе. А мой иновселенец весь во мне: шарит по мозгам круглые сутки и прощения не просит. Ходит туда, как к себе домой и, по-моему, даже не отдаёт себе отчёта, насколько это неприлично.
Как и не берёт себе за труд принимать к сведению мои протесты. Чёрт с ней: с загадкой – обойдусь и без неё, ибо во мне и так понапихано всяких причиндалов, от которых ум за разум. Но я ведь могу подумать и неприличное – с какой стати мне стеснять себя в этом невинном занятии? Да и Тармени способен запихнуть в голову всё, что ему заблагорассудится – и опять же, без спроса. Оно, понятно, полезно на работе, но в личной жизни извини-подвинься: мой мозг – моя крепость.
Он забросил мне в голову ориентир. И через мгновенье мы зависли над полом в каком-то большом помещении, с единственным предметом мебели по центру. Это был огромный прямоугольный каменный… Э-э-э…
– Алтарь, – беззаботно подсказал Тармени. – Это твой храм, Благодатная. Бывший храм. А теперь здесь располагается заведение, которое ты именуешь инкубатором.
– Они меня ещё и обокрали, – невесело пошутила я.
– Ты неправа. Культовое здание является необходимым, но вовсе не обязательным условием отправления религиозных ритуалов. К твоей милости вполне возможно взывать в любых других местах. Кстати, на сегодняшний день, милость Кишагнин не единственная, оставшаяся актуальной для местного населения. Они по-прежнему взывают к Лугалану, когда выходят на морской промысел. И к Энамахиду, прося не топить их в море. Молятся они и Кугудишуму.
– Естественно, раз оно солнце. А тебе, дорогой?
– А мне нет, – тоном лектора сообщил Тармени. – Они, видишь ли, обвиняют меня в том, что я не помог им победить уа-туа-ке-тау. При этом категорически не желают помнить, что сами спровоцировали нынешнюю ситуацию.
– Ты имеешь в виду, что они собственноручно нашли и откормили их матку? – вспомнила я, о чём всё забывала спросить.
– Не только. В тот момент, когда им нужно было объединиться для предотвращения распространения уа-туа-ке-тау, они этого не сделали. Зато упорно продолжали свои вооружённые конфликты. Когда уа-туа-ке-тау захватили на этом материке первые западные танаты, остальные не пришли им на помощь. А некоторые таны даже пытались заключить военные союзы для совместного выступления против своих недругов. Они оказались настолько глупыми, что собственноручно помогли уа-туа-ке-тау захватить весь континент.
– Да знаю я! – досадливо отмахнулась Кишагнин, заподозрив укор в свой адрес там, где его не было, и быть не могло. – Ты прекрасно знаешь, что поначалу я бухтела из-за политической безграмотности. А потом сплошь на эмоциях. Я бы на твоём месте тоже не стала возиться с придурками, что не помогли себе сами. Терпеть не могу бесполезный труд. А что там за идейки копошатся в твоей башке? И, кстати, почему только ты копаешься в моей, а я в твоей не могу? Раз мы пара, ты не обязан ещё и раскрыться передо мной книгой?
– Не обязан, – преисполненным снисхождения голосом отшил меня супруг. – А копаться в моей башке у тебя не получится, поскольку я отлично владею ментальной защитой. Ты же не считаешь это чем-то необходимым и не желаешь освоить. Конечно, здесь нас только двое. И у тебя нет потребности закрываться от множества иных сородичей. И всё-таки…
– И всё-таки пока не до этого. Научусь, когда мы закончим воевать, и я заведу любовника. А пока что мне удобно, что ты всегда в курсе моих дел. Так что ты задумал, дорогой? Неужели какой-то коварный военный план?
– Ну, не знаю, насколько он коварный, – искренно растерялся Тармени, не понимая, где это меня угораздит завести любовника, если оно физически невозможно. – В принципе, вполне логичный выход из создавшейся ситуации. Думаю, мы сможем обезопасить себя от внимания местного гарнизона.
– Как?! – аж подпрыгнула я.
– Это, как раз несложно. Уа-туа-ке-тау, как чрезвычайно прямолинейные последователи дисциплины, исполнят любой приказ.
– И мы сможем отдать местному генералу приказ, чтобы тот отдал приказ?
– Конечно, – удивился Тармени. – Уа-тууа значительно превосходят уа-туа-ке-тау в…
– А отдать приказ всем сразу, чтобы они утопились, мы не можем?
– Не можем, – усмехнулся супруг на этакую шалость. – Подобные приказы противоречат принципу целесообразности. Для внушения же такой… необычной мысли всем, кто тут находится, нас двоих мало. Одновременно ты сможешь взять под контроль не более двух десятков примитивнейших организмов. Тех, кто стоит на следующей ступени интеллектуального развития, будет меньше процентов на тридцать. Стоящих ещё выше…
– А сколько примитивов способен подчинить ты?
– Одновременно примерно сотню. Но я не стану этого делать. Потому что они рассредоточены, и сделать это одновременно со всеми не выйдет. Узнав, что одним поступил такой приказ, другие быстро сообразят, что происходит. Передадут сигнал тревоги на следующую точку передачи в соседней крепости и дальше по цепочке. Я говорил, что информационная сеть у них работает превосходно.
– Ну, и бес с ними, – легко согласилась я с неосуществимостью мечты. – Их командиру ты сможешь заморочить голову? Вот и ладушки. Умаршируем их куда-нибудь ненадолго из крепости. Там прикончим командира, и пусть тащатся назад. А нартии тем временем прошмыгнут мимо.
– Слишком сложно и неконструктивно, – обозвал меня дурой муженёк. – Достаточно сконцентрировать весь личный состав в закрытом помещении. А вот с командиром согласен. Не стоит оставлять в живых того, кто окажется свидетелем нашего воздействия. Но, для этого придётся прибегнуть к помощи твоего сына.
Я ожидала чего-то подобного. Но упорно отбрыкивалась от поганеньких мыслей, которые мне категорически не нравились. Просто свинство какое-то, что наши уа-тууа такие чистоплюи. Конечно, засели в бункере и в ус не дуют. А ты тут из кожи вон лезешь, сыном рискуешь, чтобы победить общего врага. Общий-то он весьма относительно – рискнул влезть со своим уточнением Сли. И тут случилось невероятное: мы с Тармени шикнули на него дуэтом. Ничто так не скрепляет брак двоих, как наличие в семье третьего: убогого дурачка-вовседырочника.
Это слегка наладило настроение. А супруг его укрепил, пообещав, что будет рядом с Вейтелом и ни за что не попустит. Хотя, по большому счёту, мальчик вовсе в этом не нуждается. Ибо способен на многое по оценке старейшего естествоиспытателя этой планеты. Который не вполне естественно испытывает её терпение – мысленно продолжила я и вздохнула: тут уж ничего не поделать. Нельзя же, в самом деле, загонять в гроб целую планету, чтоб избавить её от этого горба.
Тармени весьма по-человечески хмыкнул и перенёс нас в гарнизонную крепость. Стараясь не привлекать внимания, мы аккуратно прошвырнулись по ней от ориентира к ориентиру: прыг-скок, прыг-скок. Прикинули, как безопасней доставить сюда Вейтела, чтоб научить моего мальчика убивать.
Я очень быстро поняла, что никак, и плевать хотела на все справедливые резоны. У любой матери есть одна справедливость по отношению к своим детям: дай Бог им здоровья, а те, кто на них злоумышляют, пусть сдохнут, как собаки. Ишь чего выдумал? Самому-то не приходится рисковать шкурой своего приведения. А бедного мальчика толкает рискнуть моим здоровьем – я же мигом окочурюсь, если что. И тогда уж целуй меня в саркофаге, облизывай – хоть загрызи – ни за что не восстану.
Тармени терпеливо принял на себя все залпы моего визга. И велел Сли немедля успокоить психопатку, раз уж ему оставили права на вмешательство и собственное мнение. После этого мой добрый муж согласился отменить неугодный пункт плана. Но моя голова уже заработала в духе конструктивизма.
