Красивая, могущественная, великая и… Слабая. Дети стали её слабостью и проклятием.
Девочка пощупала свои волосы, отросшие почти до плеч. Грязные, спутавшиеся и короткие. Скоро мама опять отрежет их, чтобы сжечь. А что сейчас она делает с Арамом? Пытается стереть с него следы её ядовитого дара?
Мора вздохнула и прислонилась щекой к прохладной стене.
Холод убаюкивал, забирал боль и печаль.
Как забирали их и сны.
В них они с Люси и Арамом были вместе. Завтракали в саду, плели венки из цветов и собирали букеты маме. Арам побольше, а Мора столько, сколько стеблей могли ухватить ее маленькие ладони. Иногда стебли были с незаметными шипами, тогда Люси заботливо усаживала Мору на колени и лечила её раны: щедро наносила на пальцы мазь и забинтовывала — к вечеру не оставалось и следа. Мора носила на себе лишь один шрам.
Тот, который было уже поздно лечить маминым амулетом из Древесного дома.
Девочка прислонила ладонь к стене, мечтая слиться с её холодом. Прикрыла глаза и зашептала песню, которую Люси напевала ей перед сном.
Цвети, как чудесные в поле цветы
Цветут от зари до зари.
Цвети и люби от заката к закату,
Рисуя во снах своих детских мечты.
Любовь отдавай, непременно бери,
Озаряя улыбками свет.
И после сумрака ночи мы встретим яркий рассвет.
Мелодичный голос Люси звучал в её голове так отчетливо, будто няня пела где-то рядом. Её голос был тёплым, как объятия.
Мора приоткрыла один глаз, когда пальцев её коснулось холодное покалывание. Коснулось изнутри и начало расползаться, будто ища путь к свободе. Как разводы на воде, когда на неё опускается упавший лепесток. Что-то блеснуло.
Блеснуло и поползло по стене, завоёвывая себе пространство, чтобы развернуться во всей красе и засиять в темноте подвальной камеры. Холодное. И прекрасное. Девочка отняла руку от стены с едва слышимым треском — её пальцы примёрзли к камню.
И отползла назад, чтобы получше рассмотреть, что она натворила.
Цветы из инея чудно закручивались на темной стене, формируя собой нечто чудесное. Огромные бутоны, каких не бывает не свете. И сейчас они были прямо перед Морой. Расцвели для неё из-за её магии. Мора несмело потянулась к своему творению рукой.
— Это… — прошептала девочка, и облачко пара вырвалось из её рта, — жаль, что ты не увидишь этого, Люси. Ты бы нашла эти цветы прекрасными.
Мора широко распахнула глаза, когда слова вырвались из неё. Слова, мысли, цветы — всё это было преступно. Девочка отдёрнула руку и зажмурилась, шепча про себя молитвы. Пусть всё исчезнет.
Когда Мора открыла глаза — цветы из инея начали лишь расползаться сильнее, пуская свои стебли с шипами дальше по стене, распахивая голубые лепестки миру и стараясь дотянуться до потолка. Словно в насмешку.
Да, они насмехались. Теперь Мора не видела их чудными. Они — само зло. Даже её дар не слушался её, проклятый и ужасный.
— Нет, — покачала головой девочка, кусая губы. — Нет. Прочь! Прочь!
Она принялась стирать иней со стены, кидаясь на него почти всем своим детским телом, оттирая мороз со стены рукавами изношенного платья.
— Убирайтесь! Чтоб вы сгнили! — ногти впивались в стену, ломались об неё, а платье очень быстро стало мокрым. Теперь рисунок был похож на уродливый холст, который попал в руки несмышленому ребёнку с чашей краски. Лишь части его были стёрты, а в промежутках проглядывались созревшие бутоны. Гадкие, совсем не прекрасные.
— Нужно всё убрать, — шептала девочка, судорожно стирая плоды своего проснувшегося дара и мимолетного мечтания о былом. — Убрать… Мама накажет меня. Праотец Драххар накажет меня.
Мора стиснула зубы и пыталась дотянуться до цветов на самом верху стены, когда земля под ногами пошатнулась. Где-то снаружи прозвучал такой грохот, что отдался дребезжанием даже в стенах этой камеры, находящейся глубоко в подземельях их дома. На миг всё затихло, а уже в следующую секунду грохот ввернулся, земля начала дрожать, словно готовилась разверзнуться и поглотить в себя Мору за её грех. Стереть с лица Сферы и Мору, и её проклятый дар, и эти холодные цветы.
— Праотец Драххар, — горячо зашептала девочка, цепляясь руками за стены и боясь даже смотреть вниз. Она лишь чувствовала, как земля ходит ходуном, слышала приглушённые крики снаружи, слышала как что-то рушится, но не хотела быть причиной этому. Не хотела умирать, несмотря на то, как тяжело ей было. Она хотела, чтобы мама спасла её. — Пожалуйста, Милостивые Праотец и Праматерь! Я не хочу умирать, не хочу!
Тряска лишь усиливалась, и Мора начала горько плакать, цепляясь за плиты.
— Я не хотела прогневать тебя! — закричала она отчаянно и облизнула губы, прежде чем посмотреть на оставшиеся цветы. Кинулась оттирать последнее и больно ударилась плечом, когда земля вновь пошатнулась. Зашипела сквозь стиснутые зубы и встала, опираясь одной рукой на стену. Стало страшно. Очень и очень страшно.
— Мама! — крикнула девочка, с надеждой смотря на дверь. — Арам! Праотец, я прошу прощения, прости, прости, я не хотела!
В следующий миг Мора уже не знала, где был пол, а где потолок, потому что всё завертелось с бешеной скоростью, перевернулось и сделало последний рывок с оглушающим громоподобным звоном, прежде чем девочка почувствовала как голова её бьется обо что-то твёрдое. Голова, плечо и вся правая сторона тела пульсировали от боли, но недолго. Через секунду Мора уже не чувствовала ничего. Всё провалилось во тьму, лишь мелодичный голос Люси звал её откуда-то издалека, будто из-под толщи воды.
Мора попыталась улыбнуться, но совершенно не чувствовала своего лица.
Силуэт мамы был расплывчатым. Последние недели Мора видела лишь приносящую еду служанку. Точнее, её руки. Она приоткрывала дверь и быстро засовывала тарелку в проем, не заходя внутрь. Чтобы тут же закрыть её с громким хлопком и быстро убежать по коридору, пока девочка не начала просить её выпустить.
Лицо её было осунувшимся. Некогда горящие огнем глаза потухли, под ними залегли темные тени. Кисть, трясущая Мору за плечо, выглядела тонкой-тонкой, пальцы сжимали её, но слабо.
− Доченька? — шептала мама, когда Мора открыла глаза и села. Она помнила, что во время тряски ушибла всю правую часть тела, но боли не было. Прикоснулась рукой к лицу и попробовала пошевелить челюстью.
− Всё в порядке.
− Я рада, − отозвалась женщина.
Мора ждала, что она будет ругать её, но мать молчала. А девочка вдруг подумала, что не считает себя виноватой. На всё воля Праотца.
− Зачем ты пришла, мама? — спросила девочка, и голос её был ровным. Удивление отразилось в лице матери.
− Разве ты не хочешь выйти отсюда, искорка?
− Я хочу покоя. Сейчас мне спокойно.
Между ними повисло молчание. Мать смотрела в лицо Моры и, казалось, что лицо её становилось серее с каждой прошедшей секундой. Наконец она указала трясущейся рукой на сверток, лежащий справа от Моры. Она не заметила его.
− Надевай платье. Я принесла тебе платок.
Глава 34. Огонь — это свобода и искупление
В обеденной зале пахло древесиной. Массивный стол посреди комнаты, стулья, рама с гобеленом, где был вышит красными нитями символ их рода. Мора думала о том, как легко здесь всё вспыхнет, если мама захочет. Но это были просто мысли, лишенные страха или еще каких-либо эмоций. Факт.
На гобелене дракон спал, свернувшись кольцом вокруг императорского трона, по бокам от него струились языки пламени, но это не тревожило его сна. Так же обманчиво была спокойна и мама. Она привела Мору сюда и села во главе стола, непринужденно пила травяной чай и следила за тем, как жадно ест её дочь.