Черт. Прости, Кевин, но я не вижу другого способа помочь, подумал Эрик.
— Слишком слаба, — прошептал он, печально качая головой.
И просто так ее не вытащить из-за той черты, которую Селена так неосторожно уже успела переступить.
Вздохнув, он неторопливыми шагами направился к ней. Подойдя вплотную, он протянул одну руку и, крепко обхватив ее подбородок, резко запрокинул ее голову назад, чувствуя, как сильно натягиваются мышцы ее горла, причиняя ощутимую боль. Но только так Эрик мог вырвать ее оттуда, где она спряталась ото всех, быстро угасая. Буквально на несколько мгновений, прежде, чем она уйдет обратно, однако этих мгновений ему хватило, чтобы донести до нее, то что он хотел.
Заставляя смотреть ему в глаза, Эрик заметил, как сверкнули ее зрачки, фокусируясь на нем, и именно в этот момент выдохнул ей в лицо с долей насмешки и презрения:
— Поражаюсь, как такая хилая девчонка смогла стать женой Кевина. Признайся, что ты сделала для того, чтобы стать его Избранной? Как ты смогла обмануть его?
Зрачки ее на миг расширились, пока до нее доходило услышанное. Эрик видел оттенок растерянности, вспыхнувший глубоко в них. Это ему и нужно было, чтобы она была здесь целиком и полностью, осознавала, о чем он говорит.
Не теряя времени, он продолжил, опускаясь на корточки перед ней так, что их лица оказались на одном уровне, все тем же бархатным голосом, полным насмешки:
— Ты даже не смогла его защитить.
Контур зрачков дернулся, растерянность сменилась болью, потом виной, но лицо ее оставалось практически недвижным, только скулы сильнее заострились, вырисовывая хрупкость черт, да кожа приобрела еще большую бледность.
— Такая слабая, — шептал он дальше, добивая ее, — ненадежная. Так быстро сдалась, без борьбы, без воли к жизни… Нет, Кевин никогда бы не выбрал себе такую Избранную сознательно.
Голова Селены дернулась, вырываясь из захвата. Быть может еще не все упущено. Зрачки слабо всколыхнулись, слегка вытягиваясь под наплывом слабого отголоска ее чувств. Давай, давай, черт возьми! Вылезай из своей скорлупы! Ну же!
— Нет, — голос был еле слышен, полный мучительной тоски и безнадежности.
— Да, — промурлыкал Эрик ей в лицо, — я слишком хорошо знал его, чтобы сомневаться в своих словах. Печально, ты не находишь, всю жизнь попрекать отца за то, что сейчас делает его жена?
В комнате повисла тишина, не напряженная, злая по своей сути, выворачивающая нутро наизнанку, стелющаяся мрачными густыми тенями по углам. Даже шум дождя, пробивающийся сквозь закрытое окно, отступил на время, заглушая свою тяжелую дробь.
— Что? — непонимание отразилось на ее лице.
Слишком жестоко, но по-другому нельзя. Как бы Эрик хотел найти другой путь, но слишком хорошо понимал, что его просто напросто нет. Иначе не выйдет, а экспериментировать он права не имеет. Не тот случай.
— Думаешь, я не знаю, что бродит в твоей головке? — даже тени притихли, замирая по углам живой теменью, прислушиваясь к гипнотизирующему своей лаской мужскому голосу, что так разительно отличалось от смысла, который вкладывался в слова. — Только уверяю тебя, Кевин не похвалит свою Избранную за то, что она оставила их ребенка одного в чужом, опасном, особенно теперь для него мире. Не потому что не было шанса, а потому что не смогла себя заставить жить ради него. Поэтому ты слишком слаба.
Мучение затопило ее глаза, зрачки вытянулись вдоль по горизонтали, влажно блестя наворачивающимися слезами. Эрик знал, как старательно она сейчас отторгает от себя сказанные им слова, абстрагируется от них, пытаясь не допустить их в себя, в свое нутро. И при этом они разъедали ее в эту минуту живьем, не оставляя на ней живой плоти. Живая, утопающая в своих мучениях. Теперь оставалось обратить ее страдания в злость, которая послужила бы толчком ко всему.
Склонившись над ней вплотную, он проурчал у самого ее лица, насмешливо, словно издеваясь, улыбаясь:
— Скажу даже больше, он буквально ненавидел отца. Поэтому мне как-то слабо верится в то, что ты могла быть его настоящей Избранной.
Да. Именно этого он и добивался. Жгуче разгорающегося пламени, сжирающего на своем пути ее страдания и таявшие остатки равнодушия. И дело было не только в словах, которые он произнес, а в том, как он это сделал. В издевке, в усмешке, во всем, что сопутствовало этому. Такие четко выверенные, скрупулезные шаги, успех которых был так мал, что даже он сомневался в достижении положительного результата… и все-таки у него это получилось. Глаза Селены ярко сверкнули, наполняясь вихрем эмоций, таких разнообразных в своей зарождающейся глубине.
— Я его Избранная, — зашипела она яростно.
Мужчина невольно залюбовался всполохами глаз, пока что блеклыми, белесыми, но с каждым мгновением набирающими все большую силу в своей ярости. Чувство облегчения, едва ощутимого забрезжило в нем.
— Насмешка судьбы, — протянул Эрик, выпрямляясь и, не обращая внимания на ее злость, равнодушно взирая на нее.
Пальчики ее заскользили под ладони, сжимаясь в кулачки, не сильно, но чувствительно пройдясь ноготками по коже внутри, оставляя складки на поверхности постели, будто по ней неосторожно проходились гребнем. Эрик чуть отошел в сторону, любуясь картиной, именно этого он и добивался. В его памяти до сих пор было живо воспоминание о том, как Кевин переживал потерю обоих родителей, какое влияние на него это оказало, и для его ребенка он не хотел той же участи. Пусть даже она и не будет после этого испытывать к нему особо теплых чувств.
— Посмотрим, что будет делать твоя человечка, когда не станет тебя, — гневно отвечала она, гневно отвечая на его взгляд.
Знает. И старается как можно больнее ударить в ответ, к чему Эрик был готов, поэтому спокойно отреагировал на ее выпад:
— Моя человечка, как ты говоришь, вряд ли оставит своего ребенка одного и убьется от отчаяния.
Эрик говорил спокойно, без оттенка ехидства или издевки в голосе, больше не было необходимости в этом. Он вытащил ее из скорлупы, за которой она спряталась, отгородившись от всего мира, тихонько ускользая из него. Разбудил ее. Вернуться обратно в свое состояние… сможет, вот только не так легко, слишком сильно он разворошил ее изнутри.
— Как сильны ее чувства, — насмешливо протянула она, а на лице смесь ярости и отчаяния.
— Просто у людей все немного по-другому, — возразил он, чем еще сильнее разъярил ее.
— Ну да, — выплюнула Селена с горечью, — конечно. Что еще ждать от рода людского.
— Слишком сильно развиты материнские инстинкты, — не обращая внимания на ее реплику, продолжал он свои объяснения. — Так что не списывай все на малость чувств. Нам многому стоит у них поучиться.
