Меня тошнило от этого типа.
Натянув поглубже на голову капюшон, я почти бежала по Шестой в сторону дома. Только у поворота на Ирвинг старый «понтиак» отстал. Его владелец отчаялся заполучить меня в пользование на ночь и прекратил преследование, отправив в спину поток брани, в которой изредка проскальзывали и обычные слова. Что-то про глупых баб, которые корчат из себя недотрог, а потом дома, за закрытыми дверями с каким-нибудь парнем (он сказал другое слово, но пусть лучше будет «парень») вытворяют тако-о-ое…
Больше я там не ходила.
Проще было обойти, свернув на Четвертую, с Четвертой на Коммонуэлт, и уже с Коммонуэлт на Шестую, откуда до Ирвинг-стрит рукой подать. Именно так я всегда и ходила. Поэтому и знала нервного темнокожего парня в репперских штанах. Даже помнила, что, несмотря на приглушенные серо-коричневые тона одежды, кроссовки он носил яркие. Чаще всего массивные, белые, с яркими, фосфоресцирующими в темноте полосками красного и синего цветов. Иногда черные, но с широкой кислотно-зеленой блестящей полосой. Он никогда не обращал на меня внимания и взглядом не провожал.
Не клиент.
Этим все сказано.
Добравшись домой без приключений, я закрыла за собой дверь квартиры и задвинула засов. От осознания, что теперь сюда никто не войдет, стало немного легче. Горячий душ помог успокоиться и согреться. Постель с продавленного диванчика с утра была не убрана, и я завалилась спать.
Во сне я не видела его лица. Чувствовала безграничную тоску и пустоту одиночества, страшную, холодную и беспросветную, как могила, мучившую того, кто смотрел на меня из темноты. Его душа болела и молча плакала, но взгляд, обращенный на меня дарил живое тепло, обещал защиту и спокойствие. Ласкал и убаюкивал. Звал. Молил. Я силилась разглядеть того, кто смотрел из темноты, но монотонный зудящий звук ввинчивался в мозг, отвлекал.
Не открывая глаз, я шарила рукой по полу рядом с диваном. Да где же этот мелкий кусок пластмассы? Телефон гудел где-то над самым ухом, надрываясь низким дребезжащим гулом. С усилием разлепив глаза, я стала оглядываться в поисках сотового и попутно думала, что надо бы отключить вибрацию. Так ведь и с ума сойти недолго. Телефон нашелся на спинке дивана. Двигающийся под воздействием вибрации и собственного веса, сотовый плавно скользил к краю наклонной поверхности, на которой лежал, норовя нырнуть за диван и скрыться там навек в клубах пыли. Подхватив его в последнюю секунду, я рявкнула в трубку недовольным тоном:
— Да.
Звонить было не кому, кроме как Сьюзен и то только для того, чтобы вытащить меня на работу в законный выходной.
— Ты еще скажи мне, что забыла про вчерашний уговор! — раздался в трубке голос Мисси. — Живо поднимайся и топай в душ, — приказывала она тоном, не терпящим возражений. — Я буду у тебя минут через сорок. Где там на этой чертовой Ирвинг ты живешь?
Я назвала номер дома и квартиры.
— Поторопись. Чтоб я приехала, а ты уже была в порядке. Оденешься и поедем. Не хочу опаздывать, — тарахтела Мисси. — И достань свои шмотки. Надо одеть тебя так, чтобы ты была похожа на девочку, а не на мальчика, как обычно. Поняла?
— Да поняла, поняла, — морщась, отвечала я и вспоминала, что, да, действительно, обещала Мисси сходить с ней на кастинг. Деваться было некуда. Пришлось спешно выбираться из-под одеяла и топать в душ.
Стоя под теплыми струями, я вспоминала сон, прерванный звонком. Он не отпускал, манил своей недосказанностью, хранил тайну. Почему-то казалось, что разгадка этой тайны нужна мне больше, чем воздух, вода и пища. А еще казалось, что если я дотянусь до того, кто смотрел на меня из темноты, то он перестанет грустить. Боль и тоска отпустят. Его душа больше не будет стонать, а я получу покой и защиту, которых так не хватает в моей пустой, неправильной жизни. И будет тепло. То самое живое тепло, которое шло от его взгляда во сне.
Тепла тоже не хватало. Стоя босыми ногами на стылом кафеле ванной, я поджимала пальцы от холода и сушила волосы феном. С мокрыми волосами точно не согреешься.
Торопливо заглатывая йогурт, я косилась на часы. Мисси должна была объявиться с минуты на минуту. Вот и отлично. Будет неплохо развлечься и впервые в своей новой жизни провести выходной не в одиночестве.
Дверной звонок взорвался квакающей трелью, которая по всей видимости должна была имитировать птичье пение. Я хмыкнула и отправилась открывать дверь.
Мисси стояла на пороге во всем блеске своего очарования. Платье, плащ и туфли на высоком каблуке. Вот как нужно одеваться, чтобы выглядеть великолепно зимним утром в Лос-Анджелесе. Мисси небрежным жестом поправила выбившуюся прядь и решительно шагнула в квартиру. Скинув у порога туфли, она прошла в комнату и остановилась оглядываясь.
— Ну и дыра, — радостно поделилась впечатлениями подруга. Я закрыла дверь и прошла за ней в комнату.
— Квартира, как квартира.
— Сколько платишь? — Мисси выжидающе смотрела на меня своими ярко-синими глазами. Я назвала сумму.
— Ско-о-олько? — переспросила девушка, удивленно задрав брови. Пришлось повторить погромче.
— Грабеж! — уверенно изрекла Мисси. — Такая конура стоит вполовину меньше. Забери у хозяйки предоплату и переезжай ко мне.
— Ты живешь дальше, — попробовала было возразить я, но споткнулась об укоризненный взгляд подруги.
— Ага. Не два квартала от работы, а четыре. И в другую сторону. Большая разница. Зато у меня под боком нет бардака. Так. Тащи свои шмотки, будем думать, во что тебя одевать.
Мисси расправила одеяло, застелив им диван как пледом, и уселась, вытянув свои длинные гладкие ноги. Я притащила сумку с одеждой. Темно-синюю, до отказа забитую предметами гардероба. Вытянув её на середину комнаты, я принялась выкладывать вещи. Розовая шелковая пижама была отложена на стул, туда же отправились шейные платки и белье. Джинсы, брюки, юбки, блузки, свитеры полетели в руки Мисси. Она внимательно разглядывала каждую вещичку, цокала языком и поводила бровями.
— Оливия Тернер, какого черта ты ходишь в обносках, когда у тебя есть дизайнерские шмотки? Откуда такая роскошь? Ты что, дочь миллионера в бегах? Живешь в дыре, вещи нормальные прячешь. Подозрительно это все, подруга. Обувь есть?
Я выудила со дна обширной сумки две коробки с туфлями, попутно размышляя над тем, как бы половчее соврать, чтобы показаться убедительной.
— Да это не мои вещи, вообще-то. Мама работает в доме у состоятельных людей. Хозяйка узнала, что я собираюсь ехать сюда и отдала то, что было не жалко. Поэтому и надевать не люблю. Не моё.
Мисси только вздохнула.
