ведь? Идеальную девушку создаёшь?
Как же он отвратителен мне сейчас. Я злюсь и ничего не могу с собой поделать. Он словно богом себя возомнил и решает за меня, что мне положено знать, а на что я не имею права.
– Ты и так идеальна, Нана. Я мог бы махнуть рукой. Завоевать тебя вновь. Я люблю тебя безусловно. Ты это всегда ты. Даже со стертой памятью, даже когда копируешь этого чёртового сноба Майера, это все равно ты. Милая и по-детски непосредственная. Вспыльчивая, отважная. Ты была и осталась моей бунтаркой. Я и не собирался тебя перекраивать. Мне жаль, что ты так подумала. Мне хотелось поделиться тем счастьем, что у нас было, чтобы ты вновь пережила те моменты. Наш первый поцелуй, наши игры в лесу, наши общие мечты. Если ты против, я перестану. Мы начнем все сначала, я напишу новые песни.
На щеках стало мокро, а глаза стремительно застилало слезами. Как же он бесит! Минуту назад я ненавидела его всем сердцем, и вот он говорит мне все это. Признается в любви, и мотивы его мне понятны, а я… Я реву, потому что никто и никогда не говорил мне такого. Отец был холоден, не смотрел в моё сторону, потомк что я напоминалу ему маму. Да и дядя видел во мне свою рано ушедшую из жизни сестру. Меня оберегали, баловали, но так редко рассказывали о своих чувствах. А я хотела любви!
– Не надо сначала, – не говорю, а булькаю. – Веди меня, Винсент. Я хочу пережить все это вновь. Ты же, правда, губу проколол, чтобы поцеловаться со мной?
– Я много чего сделал из-за твоих пошловатых комментариев, Нана, – смущённо улыбнулся он.
– Это я-то пошлая? А ты кто тогда?
– Невинный мальчишка, влюблённый в тебя до одури и превращающий каждую твою фразу в недвусмысленный намёк. Я развалюху-то эту купил из-за тебя.
– Серьёзно? У меня были такие мечты? Старый ржавый фургон?
Я оглядела его по-новому. Приборная панель в мелких царапинках, разные боковые зеркала, потрепанная обмотка на руле, уютный салон, в котором, кажется, кто-то недавно жил и живет до сих пор. По полу катаются консервные банки, а на заднем сидении лежит плед и подушки.
Винсент покусывал свою серьгу, решаясь сказать мне что-то, или нет. Затем он поманил меня к себе, наклонился к уху и прошептал своим хрипловатым соблазняющим голосом:
– Ты сказала, что потеряла бы невинность на заднем сидении старого фургончика с панорамной крышей.
Я настолько растерялась от этого откровения, что единственный вопрос, который взбрёл мне в голову, был ужасно глупым.
– А тут есть панорамная крыша?
Винни подмигнул и добавил.
– Ночью покажу.
Какое теперь к черту эссе?! Сейчас мне очень интересно, выполнила ли я своё обещание, когда он купил эту развалюху? Прислушивалась к своему телу, пытаясь понять, на месте ли моя невинность, или я таки оставила её на заднем сидении. Спросить такое я точно у него не решусь, и вряд ли он пел о чём-то подобным. Отец бы убил его ещё до официального релиза трека. Едва Винни карандашом первый куплет в тетради набросал, его уже забрали бы спецслужбы в неизвестном направлении.
Но я всё равно полезла в Эфир. Пока Винсент трогался с места, показывая в окно другим водителям непристойные жесты и ругаясь с ними сквозь на трех известных ему языках, я упорно искала.
“Соль и металл” о поцелуе, с этим мы разобрались. Листать. Листать. “Звезды смотрят за нами”! Панорамная крыша, ночь. Всё сходится. Меня аж пот прошиб. Это оно самое? Сердце колотилось, как безумное, палец дрогнул и первые аккорды песни зазвучали в салоне, заглушая шум колес по асфальту. Быстро выключила. Поздно. Винни все понял, и теперь громко смеялся, наблюдая за моей паникой.
– Курочка, ты хоть представляешь, что твой отец сделал бы со мной, если бы я спел, как мы развлекаемся в моей тачке? Я не настолько отчаянный. Эта песня о другом, но да, звёзды сквозь окно на крыше действительн прекрасны и, кажется, что они следят за тобой.
Спросить его у меня духу не хватило. Вместо этого, я на пальцах прикидывала, когда это самое могло произойти между нами. В школе? Сколько лет мне было? Ничего не сходилось, зато разыгралась мигрень.
На полпути мы решили перекусить. Винни сделал кофе в термосе. Такой крепкий, что один его запах сшибал с ног. На языке жутко горчило, а мятежный ум стал работать ещё усерднее.
Бутерброды я жевала как-то механически, даже не чувствуя вкуса, все сжег раскалённый ядрёный кофе.
Зато Винсу было весело наблюдать за моими страданиями. Он-то все знает. Знает и ржёт. Я, может, и была пошлячкой в прошлом, но спросить о таком в лоб я просто не смогу, я ещё от его признания в любви не отошла и не знаю, как на все это реагировать.
– Вот это аппетит, – похвалил меня Вестерхольт, когда я незаметно для себя доела третий бутерброд.
Смахнула с себя крошки, обтёрла рот и вернулась к своему эссе. Мне срочно нужно отвлечься, потому что тело начало жить своей жизнью. Уже и подушка стала неудобной.
Да и тема эссе совершенно не соответствовала моему настроению. Я грызла ногти, тыкала ручкой в блокнот, и там уже целая клякса появилась.
– Просто спроси меня, Курочка, – не выдержал Винс, наблюдая за моими страданиями.
– Чего спросить? Не понимаю, о чем ты, – я сделала только хуже, он уже даже смешков не скрывает. Забираю я свои слова обратно. Он отвратительный тип. Змея в человеческом обличье!
– Я честно тебе отвечу, просто спроси меня. Юлить и шутить не буду. Клянусь!
Это какой-то тест на смелость, что ли?
– Думаешь, легко спросить такое? Нет уж.
– А думаешь мне легко говорить? Я смущаюсь не меньше твоего, поверь.
Значит, было. Это же просто…
– …охренеть…– сказала я вслух, хотя леди моего положения такого себе не позволяют. Да, что там! Леди моего
