в комнате. Не ходил на охоту, Фан уже вовсю тебе моет кости и хочет занять твое место во главе группы…
– Да. Да, все хорошо.
Рейв кивает на крыльцо Академии, не отвечает толком на вопросы и пропустил половину слов мимо ушей. Они с Листаном идут к высоким дверям.
– А девчонка сегодня опять будто светится, видел? – шепчет Листан, кивая на – ну конечно – Брайт Масон, стоящую на верхней ступеньке.
Та как раз в эту минуту отворачивается от скачущего перед ней Энграма, смотрит прямо на Рейва, и он может поклясться, что розовое золото ее глаз становится темнее и теплее. Губы чуть шевелятся, будто она хочет сказать «привет». Пальцы подрагивают, будто хотят… потянуться к Рейву? Помахать в знак приветствия? Она отворачивается почти сразу, а в груди еще долго жжет послевкусие этого мимолетного контакта.
– Ты что, за ней следишь? – холодно спрашивает Листана Рейв и спокойно проходит мимо Брайт Масон, впрочем, слегка задев рукой ее сумку, будто не может без этого обойтись.
– А если и так? Знаешь, о ней все время говорят парни! Вчера между третьей и четвертой партией в картишки мы рассуждали на ее счет… – Он многозначительно подмигивает.
– Вы говорили о сирене? Серьезно? – Рейв хорошо знает, что это за разговоры. Обычно парни собираются в гостиной и болтают о делах, быстро перетекающих в рассуждения на тему девчонок и игры в карты. В список не попадают иные, грязные истинные или те представительницы новых истинных, в чьей чистоте есть сомнения.
А тут… сирена?
– А что? Знаешь, с тех пор как она тут крутится, многое изменилось, – тянет Листан. – Три недели прошло… Все как‐то попривыкли, что она не совсем человек… посмотрели на дело под другим углом. Она все еще иная, но… экземпляр‐то оригинальный, м?
Листан уже набирает в грудь воздуха, чтобы продолжить, как под ноги ему попадает белоснежное облачко – Лю Пьюран. Летят тетрадки, учебники. Она громко вздыхает и начинает собирать свои вещи, склонившись к ногам Листана будто в поклоне, а он растерянно за этим наблюдает, даже не пошевелившись.
– Ты поцарапал мои очки, – тихо бормочет Облачко, едва разогнувшись.
– Что, прости? – В голосе Листана ледяная насмешка.
– Ты… брал мои очки на прошлой неделе и поцарапал.
Он хмурится, уголки его губ дрожат, брови ползут вверх.
– Ты что несешь, иная? Какие очки?
– На старостате. Ты схватил мои очки, а потом бросил их на парту, и они поцарапались. – Белая кожа Пьюран идет пятнами, она решительно смотрит на Листана. Похожая на воробья смелая дурочка.
– И что? Хочешь, чтобы я заплатил? – Листан коварно улыбается, а Пьюран идет пятнами еще больше. Теперь она просто пунцовая до самой шеи. – У-у-у, кто‐то разволновался, – напевает он, нависая над Лю как коршун. – Топай отсюда, Пьюран. Мне дела нет до твоих очков.
А потом делает одно короткое «бу», и воробышек улетает, мигом цепляясь за рукав Брайт Масон, которая снова вперивает взгляд своих розовых глаз в Рейва. Она смотрит поверх очков-кругляшек, и это очень комично. Будто стена между ней и обществом есть, но уже чуть приоткрылась дверь. Брайт поднимает бровь: мол, что? Рейв качает головой: мол, ничего.
– Смелая какая, – оценивающе цокает Листан, рассматривая Лю почти плотоядным взглядом.
Ох уж этот запретный плод. Рейв видит со стороны, как в Прето поднимается волна возмущения и интереса, борьба на его лице почти очевидна.
– Идем уже, а то Гаджи нас порвет, – ворчит Рейв, утаскивая друга подальше от иных во избежание очередной вспышки. Теперь Листан не упустит шанса подколоть бедняжку Лю. А она не упустит шанса напомнить ему о величине долга. Старая добрая песенка.
* * *
Лекция по нейромодификации – скучнейшее, что может быть, если ты дипломник-шестикурсник. Да, это профильный ключевой предмет, но, когда на носу защита и свобода, это все уже кажется чушью. И только в Рейве Хейзе энтузиазма хватит на всю группу, потому что ему еще более отчаянно хочется стать лучшим. Может, это и не поможет, может, не будет никакого спасения от Траминера и Ордена, но мысль, что Рейв делает хоть что‐то, приятно греет душу, и, заполняя длинные таблицы сложных значений, он может вволю мечтать о несбыточном будущем.
Все остальные присутствующие так не думают, это легко читается по их лицам. Половина спит после бурной воскресной ночи. Четверть пытается что‐то записывать, зевая и капая слюной на тетради. Остальные тихонько занимаются своими делами, скрывая это от преподавателя с разной степенью успешности.
Рейв пишет, и это успокаивает ровно до того момента, как мысли окончательно не сворачивают от лекции к мечтам. Его сосредоточенности хватает на десять минут, и вот уже в глазах – пустота и розовые волосы сирены. Он даже водит рукой, даже царапает тетрадный лист, но там только каракули. Очередной пункт лекции: «Ментальная ловушка…» – и то не целиком. На первом же слове Рейв споткнулся и понял, что больше не сможет сосредоточиться на занятии. Его отвлекло слово «ловушка».
Ловушка. Он чувствует себя в ней. Ловушка. Интересно, что чувствует Брайт? Как у нее дела? Рейв истосковался за три дня окончательно, и встреча на крыльце сорвала все пломбы. Выходные прошли в пустых фантазиях, теперь жизненно необходимо добыть больше информации. То, как Масон уложила волосы и оделась, – ерунда. Но чувства? Рейв сосредоточен как никогда, он ищет хоть что‐то, чтобы узнать, что там на душе у девчонки. Пустота… Гнетущая, будто они и правда больше не связаны. «Давай же… или я пойду на крайние меры!» Он не собирается увлекаться. Просто подсмотреть самую каплю. Понять, что она в безопасности, что с ней все хорошо. Но мысль об этих крайних мерах и о том, как это вообще можно реализовать в сложившейся обстановке, тут же отключает мозг, и он начинает самопроизвольно подсовывать нужные картинки. Обнаженные плечи, поцелуи, колени, кожа, покрывшаяся мурашками.
Да-а… то, что нужно! Ну? Не будь равнодушной… Это всё заводит с пол-оборота, и Рейв усмехается, осознав, что творит. Почему вообще он не может оставить ее в покое?! Он, черт возьми, помолвлен вот уже час как! Ну давай же! Я должен понимать, что ты еще там… Это важно! Острый укол в сердце. Еще один. Еще. И по венам начинает стремительно бежать раскаленная кровь. Какого черта, Масон? Что с тобой там происходит? Еще один укол. Сердце начинает колотиться, как от концентрированной эйфорийной микстуры.
Следующие пятнадцать минут он еле сдерживается, чтобы не сорваться с места и не броситься на поиски Масон. Она делает что‐то, от чего он
