И саднило в груди разрушенными чаяниями, которые Рарог уже успел в себе взрастить. Безумные все какие-то, несбыточные. Ну, точно мальчишка, впервые ощутивший всю силу Ярильной весны. Когда в голове аж шумит от возбуждения, когда едва не каждую ночь — сны яркие, а девицы в них одна другой краше. Вот и он — все Грозу видел каждый день, точно в сновидении. И сам не верил, что этот огонек до сих пор рядом горит, а может — почему нет? — и что-то из того получится.
Но не получилось. Потому как пока он из рода своего изгнан, ему о такой девице, как воеводова дочь, только издалека вздыхать. Не замарается связью с находником. Разве что с князем. Не обезумит настолько, чтобы бросить все. Да и было в ней что-то темное, что она скрыть хотела, но пыталась от того всех оградить. Говорили о ней, что дочь вилы, а значит, на многие недоли обречена, как и тот, кто с ней рядом пожелает жизнь провести. Только когда Рарог о том думал, не остывал ничуть. Ни капли не убывало в нем тяги к ней, горячей, разрушающей, что нарастала с каждым днем.
Наверное, и хорошо, что вот так все оборвалось. Заживет быстрее.
Теперь осталось пристать к берегу под весью Пороги и забрать еще одну лодью, за которой присматривал Делебор, давний знакомец еще Тихобоя, что раньше ватагу Рарога по рекам водил. Гибели своего соратника старого он, кажется, ничуть не опечалился, согласился перейти под руку нового старшого с той же частью добычи, что была у него раньше. Да вот пришлось задержаться этой весной, а Делебор тому, верно, не обрадовался и уж тревожиться начал, как бы не ушли на промысел без него. Были у него и свои ребятки, что жили в окрестностях Порогов. Люди, верно, знали о них, но находники простой люд не тревожили, а потому и те соседство такое терпели. Мужи, некоторые из которых со временем потеряли даже постоянные дома, свой род, зимовали в лесах, охотились и добывали какие-никакие меха, чтобы купцам продать по весне.
Ходу по воде до Порогов было от Белого Дола три дня, и Рарог хотел бы бить в щит быстрее, чтобы ватажники загребали веслами более споро, да сдерживался. Ждала его в веси той отдушина большая, о которой он — странно — последние седмицы вспоминал не так и часто. Других забот хватало. А вот теперь, как очистился разум от всего, что занимало его полностью, снова заколотилось в груди горячо от предвкушения встречи с Милонегой.
Видно, Недолей ему нить такая спрядена — с мужними женами ложе делить. Хотя кого обманывать, чего винить богов, если сам так решил? А с Милонегой его связывало многое, от чего он хотел бы избавиться, что хотел бы забыть. И ведь почти получилось этой весной, и все равно дорожка вывернула к ее порогу.
Добрались на сей раз так, как и задумали, не случилось в пути больше никаких заминок, не повстречалось руси на реке или еще где. Потому пристали к берегу в месте давно облюбованном, где останавливались не раз. Приходилось часто дневать. Отсюда вывернуть можно было на разные пути. Край озерами и реками богатый, а оттого издревле здесь добывали много рыбы и лядины в этих местах родили много хлеба, несмотря, что тепла видели не больше, чем в Белом Доле.
— Сам в Пороги к Делебору пойдешь? — больше для порядка спросил Волох. — Или отправишь кого не такого приметного?
Знал он хорошо, что Рарог, коли уйдет в весь, то его до самой ночи можно не ждать. Тот посмотрел в ясное небо, словно от того, что там творится, могло что-то зависеть.
— Сам, конечно, — усмехнулся. — И чего я, разве приметный? Такой же, как и другие.
Жизнь перехожая тем и хороша, что в лицо находника мало кто знает. Нигде надолго он не задерживается, а потому затеряться среди других гораздо легче.
— Такой же, — махнул рукой Волох и взялся за другой конец сложенного шатра, который надо было на берегу, чуть в лесной глубине расставить. Вместе они подняли его и потащили из лодьи. — Чем дольше я тебя знаю, тем больше понимаю, что ты, Рарог, слишком другой, чтобы остаться в тени находничьей жизни. И это либо прославит нас, либо ославит до того, что нигде появиться не сможем спокойно. Всюду на нас будут охотиться.
Рарог дернул плечом, не зная, что на это ответить. И сам понимал, что в последние седмицы влез он порядком туда, куда не надо. Ватажники, конечно, не слишком пока ярились, но случись такое еще раз, то могут и взбунтоваться. Надо быть осторожнее: а иначе неровен час и впрямь окажется на месте Тихобоя, которого сам же за опрометчивость и порешил.
Скоро вытащили все на берег, что было нужно для устройства стана на несколько дней — и Рарог отправился уже в Пороги, чтобы и с Делебором повстречаться, и с Милонегой увидеться, если получится. Молодая знахарка с мужем и детьми жила ближе к окраине веси, но встречались они в большом овине, что стоял совсем в глубине леса, подальше от людского жилья. Чаще всего там никто не появлялся, если не было поры сушить зерно, а потому встречи эти редкие оставались в тайне от мужа Милонеги уже какой год. А уж отлучиться по неотложным делам женщине, что травы ведает и собирает их часто в самых разных местах, большого труда нет.
Идти пришлось пару верст — и до того этот путь, не слишком-то далекий, а все ж непривычный в последние дни, что пришлось постоянно проводить на воде, показался необычным, что аж внутри все переворачивалось. Уж настолько сросся Рарог со своими лодьями, с качанием палубы под ногами, что неровности твердой земли, корней и шуршание подросшей травы остро отдавались во всем теле, словно перекраивали заново.
Скоро показалась и околица Порогов, веси не слишком большой, но лежащей на пути из Волоцкого княжества в соседнее, Долесское. И было здесь родичей много с тех и других земель. Рарог и сам жил, помнится, в такой граничной веси не так уж давно, а как будто много десятков зим прошло. Эта дорога вливалась после в большак, что вел в сам Волоцк, а потому переезжих людей здесь всегда встречалось много — с весны до зимы. Местный старейшна Бирук даже гостиный двор поставил, где принимал путников, купцов, которым было удобнее добираться по земле, а не воде, и имел с того неплохой доход.
Сразу по другую сторону веси лежал, протягиваясь едва не до самого окоема, большой пал. Лядины, уже подернутые нежной зеленью подросших всходов. Ярое Око поднялось уже высоко и припекало макушку ощутимо — и Рарог то и дело прикладывал к затылку ладонь: не спасала и зыбкая тень, что бросали на тропку сомкнутые над головой кленовые ветви. В Порогах было почти тихо и умеренно людно: в разгар утра все заняты делами, нет времени праздно шататься по улице и точить язки без дела.
Изба Делебора стояла дальше, вглубь веси, и пришлось добираться к ней путями окольными: давала о себе знать привычка не мелькать слишком много на глазах у людей, если в том нет надобности. Хотя обычно весечане не слишком рьяно обращали внимание на незнакомые лица: они к тому привыкшие.
Делебор оказался дома и только вышел из своей мастерской, где выделывал кожи людям для разных нужд — как раз навстречу Рарогу. Сородичи считали его бирюком и человеком если не опасным, то хранящим в голове неведомо какие мысли — точно. В общем-то немного они и ошибались. В схватках Делебор всегда был впереди многих, топором и кистенем владел так, как иные собственной рукой не владеют, а потому Рарог ценил его и рад был, когда тот поддержал его во время кровавой стычки в ватаге Тихобоя. А то еще неведомо как могло бы все обернуться.
Но неожиданно была у Делебора малая дочь Мила, которую тот, уходя на находничий промысел, оставлял под пригляд сестры, что жила тут же, да на другом конце веси. Сейчас девчонки, видно, дома не было, потому как навстречу Рарогу, к которому сразу прониклась, однажды увидев, незамуненной детской любовью, она нынче не выбежала.
— Рарог, — с укором в голосе протянул Делебор, как завидел его еще издалека. — А я уж думал, что ты обо мне нынче забыл.
Тот сильно пожал ему запястье и по приглашающему взмаху руки прошел в небольшую, темноватую и не слишком-то тщательно прибранную избу. Да кому ж там порядок и уют наводить особый: как почила у Делебора жена, другую он в дом не поспешил брать, хоть мужиком был видным. Может, просто не хотел связывать себя с этим местом еще сильнее, чем связывала его дочь, а может, просто нрав его тяжелый не очень-то привлекал охотниц до вдовца.
