угол. Все по книжке. Я не сама придумала! — уверила я. — Но, на всякий случай, у меня получается?
— Нет. Ты несешь полную чушь.
И верь после этого дурацким книгам! Уверена, это руководство по приручении мужчин в домашних условиях написала старая дева. Она, как Лидия, только читала о чужих мужьях и слышала от подруг, а потом взяла и написала бесполезный в нормальной семейной жизни опус.
С другой стороны, только искренний оптимист назовет нашу с Филиппом семейную жизнь нормальной. Три дня прошло, а единственное нормальное закончилось обнаружением разгрома. Полное безумие!
— Знаю, но ты сейчас от чуши не шалеешь? — осторожно спросила я. Вдруг сработало?
— Шалею, — с неожиданной иронией согласился он. — И у меня нет слов.
— У меня тоже слова закончились, — поспешно поддакнула я, — только больше не отправляй меня в холл к гостевой стойке.
— Зачем, ради бога?
— За словарем. Слова подобрать.
Некоторое время Филипп помолчал и вдруг вздохнул:
— Иди-ка ко мне, моя дорогая супруга. — Он действительно вознамерился перетянуть меня на свою половину, видимо, чтобы обнять, но остановился: — Хотя не надо ко мне. Здесь помойка.
— Иди ты ко мне! — быстро предложила я и шустренько откатилась на край. — Здесь еще много места, даже больше, чем на моей кровати в пансионе, а там-то, поверь, койки были узкие! Вдвоем тесно. Не то чтобы в пансионе я спала с кем-то вдвоем …
Одарив меня насмешливым взглядом, Филипп аккуратно передвинулся на мою половину. Он пристроил голову на подушку, а потом требовательным и, определенно, отработанным жестом прижал спиной к своему крепкому телу. У меня неожиданно случилось головокружение: комната поплыла перед глазами и пришлось крепко зажмуриться, иначе возникало ощущение, будто нас качало на волнах в каюте хлипкого суденышка.
Некоторое время мы лежали в освещенной комнате, где в полную яркость разгорелись все магические светильники: люстра на потолке, четыре ночника на стенах и лампа на столике. Филипп не шевелился, дышал спокойно и размеренно, но я притаилась, каждый изгибом ощущая его крепкое твердое тело. Теплая ладонь мужа, лежащая у меня на животе, словно жглась через тонкую ночную сорочку, как наполненный раскаленными углями утюг.
— Тереза, — тихо проговорил Филипп мне затылок.
— Да? — тоненьким голосом прошептала я.
— Ты потушишь наконец свет?
— Да-да! Немедленно потушу.
Пошевелившись, я вытащила из-под подушки порядком затекшую руку и хлопнула в ладоши. Комната погрузилась в темноту.
— Ты еще злишься? — тихо спросила я.
— Спокойной ночи, — отозвался он.
— Да или нет?
— Леди Торн, позвольте пережить эту ночь в тишине, — скомандовал он.
Словно издеваясь, в корзинке заскребся леймар. Он как бы тонко намекнул, что тишина этой ночью понятие весьма относительное. В конечном итоге я пригрелась в уютных мужниных объятиях, перестала мечтать о разных глупостях и провалилась в глубокий сон.
И все глупости — да просто чудовищная чушь! — происходили уже в нем. Сначала мы жарко целовались. Филипп страстно сдирал с меня кружевную сорочку. Дурацкая вещица все время цепляла за плечо, трещала по швам и не слезала. Я же пыталась жестом фокусника сдернуть с его бедер полотенце, но оно точно бы оказалось приколочено к бедрам гвоздями.
— Да драконью ж мать, паршивая белка! — громко ругнулся он мне на ухо.
От возмущения я проснулась и вдруг осознала, что ругался муж вовсе не во сне, а наяву. Горел верхний свет, яркость огней заставляла морщиться. Филипп со свернутой трубочкой газетой стояла посреди комнаты и ястребиным взглядом разглядывал кого-то на кровати. Как будто гонял комаров.
— Что… что ты делаешь? — сумела открыть только один глаз, промычала я и повернула голову. На соседней подушке сидел леймар и недобро поглядывал на Филиппа в ответ. — Он выбрался?
Без особого пиетета я сгребла звереныша в охапку и неуклюже начала выбираться с кровати. Леймар мгновенно обмяк в руках, как кот, попавший в теплые хозяйские объятия. Странно, что не урчал.
— Сейчас засуну его обратно в корзину.
— Я его три раза в корзину возвращал. Бесполезно. — Филипп зажал газету под мышкой и потер лицо ладонями. — Ложись. Я пошел на диван. Он все равно мне не даст поспать.
— Возьми меня с собой! — выпалила я. — Вдвоем спать приятнее. В смысле, веселее… Уютнее!
— На диване мы не сможем заснуть.
— И не надо. Просто развлечемся!
Филипп иронично выгнул бровь, я примолкла и вытянула губы трубочкой, понимая, что ляпнула страшную двусмысленность, но полотенце, крепко-накрепко сидящее на его бедрах, до сих пор будоражило воображение. С другой стороны, если бы оно все-таки упало, то взбудоражило бы еще сильнее.
Я смущенно кашлянула и, чуток покраснев, а заодно проснувшись, проговорила:
— Знаешь, Филипп, не бери меня.
— Уже не надо?
— Нет. — Поерзав, я спустила ноги на пол и попыталась нащупать туфли, но они оказались потеряны где-то под кроватью. — Ложись ты в кровать, а я пойду на диван. Иначе ты к нему привыкнешь и отвыкнешь от нормальных простыней.
— Не планировал.
— Я тоже сегодня не планировала заканчивать ночь на диване, но что теперь поделаешь, — проворчала я и торжественно объявила, чтобы не думал, будто что-то делается не по зову сердца, а из меркантильного желания выглядеть хорошей женой: — Подушку тоже оставлю тебе.
— Зачем? — искренне заинтересовался он.
— Чтобы в полной мере испытать лишения. Леймар этой ночью тебя больше не побеспокоит.
— Этот вымирающий вид что-нибудь доломает в гостиной, — предположил муж. — Оставайся. Он явно благоволит к тебе и к нашей кровати.
— К тебе он тоже благоволит! — зачем-то заспорила я, хотя дураку было очевидно, что звереныш уже не любил моего мужа. Возможно, похлеще, чем своего прошлого хозяина. И всеми возможными способами пытался доказать, что он сильнейший хищник.
— Спи, Тереза, — распорядился Филипп и, резко щелкнув пальцами, окунул комнату в темноту.
На секунду показалось, будто я ослепла.
— К тебе вернулась искра?
— И дар совершенно бесполезен, — отозвался он, тенью двигаясь к двери. — Твой вымирающий подарок не чувствителен магии.
— Возьми мою подушку, — решительно предложила я, поворачиваясь к нему всем телом. Быть щедрой и справедливой, так уже до самого конца!
— Давай, — неожиданно по-простому согласился он, чем, признаться, сильно удивил.
Но стоило Филиппу
