Тимира снова пытается вызвать в себе ярость, подобную той, что она испытала у малых конюшен, но хотя в груди и клубится комок огня, страх, обида, уверенность, что она разорвет в клочья всех, кто посмеет причинить вред ее близким, не переплавляются в силу стихии.
Лишь один раз нервно и болезненно дернуло горло привычным ограничением. Но и только. Золотой ошейник, в отличие от того, что ей надевали в изгнании, не просто блокирует магию, он ее высасывает. Так вот что Тойво чувствовал на болотах.
Бессилие.
Отчаяние от невозможности спасти тех, за кого чувствуешь ответственность.
Сейчас для Тимиры это — она сама, потому что еще важнее всего спасти ее нерожденного сына.
— Тимира Эссен, урожденная Майро, приговаривается к казни по древним традициям империи!
Ряды стражи расступаются так красиво и четко, словно не раз отрабатывали это на парадах — казнь аристократки по древним традициям империи, и Тимира видит перед собой сотни любопытных лиц. Ее ноги примерзают к мраморному полу, Тойво, который уже сделал шаг вперед, оборачивается, протягивает руку…
Но в этот момент двое стражников подхватывают ее под локти и не церемонясь перетаскивают в центр зала, к черному камню, возвышающемуся там.
Большой тронный зал открывают редко, на памяти Тимиры это делали только один раз, в далеком ее детстве, когда праздновали рождение у императора младшей дочери. Внуки уже не удостоились такой чести. Маленькая, лет пяти, Тимира тогда была поражена высоченными белоснежными колоннами, которые терялись где-то под потолком, скользким как лед зеркальным полом, обилию цветов и позолоченных украшений, а потом и вовсе увлеклась фонтанами с розовой шипучей водой, расставленными вдоль стен. Камень ее не впечатлил.
Тогда.
Сейчас она гораздо больше знает о стихийном камне — минерале, который откликается на силу магов. Из него сделаны черные стены Экзаменациума, помогающие тем, кто пришел сдать экзамен, легче выпустить свою стихию наружу.
Из него сделан камень, что стоит в самом сердце империи.
Говорят, правители прошлого обращались к нему при угрозах войны, и тот являл свою силу, воздвигая на границах страны пляшущие стены огня, тугие стены воды, ревущие стены вихря и глухие стены земли.
Но то дела давно минувших дней. В нынешних же камень использовали как последний оплот правосудия.
Виновного приводили к нему, и камень раскалывался на две половины, выпуская силу той стихии, которая должна была забрать несчастного. Иногда сила его была достаточно велика, чтобы он смог защититься даже от такого нападения. Поэтому стали использовать глушащие магию ошейники. Сначала незаметные, вроде тех, что носила Тимира в Ильдауме, но потом перестали стесняться, и ошейник был виден всем. Как гарантия того, что преступник не нападет на невинных — так это объясняли.
Все ради народа.
Этот народ смотрит сейчас на Тимиру, и она кожей чувствует все эмоции, что сейчас испытывают в толпе. Горький страх, липкое злорадство, острую жалость, вялое смятение, пресноватое сожаление, сладкое презрение, гнетущее любопытство.
Любопытства и предвкушения больше всего.
Публичных казней не было уже лет двадцать, поэтому придворным до безумия интересно, как все пройдет.
Где-то там, среди одинаковых белых плоских лиц должны быть те, кто считался ее близкими людьми.
Гиния, Армина, Тайша — ее фрейлины, которые провели с ней бок о бок полгода.
Алира, Зейна, Шаршши — дворцовые подружки, которые учили краснеющую Тимиру премудростям семейной жизни, когда они с Тойво только перебрались во дворец.
Алессо, Дейн, Халиб — молодые маги, добровольно взявшие на себя опеку и защиту жены советника, пока тот занят. Вместе с Дейном они спасали котенка, застрявшего на дереве — Тимира не нашла ничего лучшего, как позвать его, когда сама отчаялась влезть даже на самую нижнюю ветку в праздничном платье на кольцах.
Мюир, Оди, Лионелла — ее недоброжелатели, те, кому советница была как кость в горле. Лионелла даже пыталась флиртовать с Тойво, но он даже не заметил.
Друзья, враги, приятели, случайные знакомые — и совершенно незнакомые люди, появившиеся при дворе, пока они путешествовали. Все смотрят на Тимиру жадно, не отрываясь. Молодая, красивая придворная дама в оковах — тут-то и вспомнишь ту историю с ее экзаменом, тот скандал со смертью ее отца. Нет, не зря ходили слухи — она не жертва, спасенная советником, она — преступница, которая абсолютно заслуженно была в ссылке. Только посмотрите — говорят, она ранила генерала Тотха, поэтому его привезли с южных рубежей при смерти. И убила еще кого-то — кажется, какого-то пустынного варвара.
А потом напала на императора.
Бешеная девка. Такой изгнание и даже тюрьма не помогут. Слишком опасна.
Все это Тимира читает в их глазах, безуспешно ища среди них хоть один сочувствующий взгляд. Нет — она слишком интересное развлечение. Ей слишком многие завидовали. И никто не посмеет пойти против воли императора.
Кроме…
Тойво поспешно выходит вперед, становится рядом с ней и оборачивается к императору:
— Я хочу взять на себя вину своей жены и отдать себя власти стихий вместо нее.
Толпа ахает.
Шушуканье становится громче. Одно дело — какая-то девка, пусть и жена советника. Другое — сам советник, самый сильный маг, правая рука императора…
— Нет.
Голос императора спокоен, будто он ожидал этого.
— Почему? — Тойво нервно дергает полу мундира, будто забыв, как его расстегнуть, начинает закатывать рукава из толстой плотной ткани, стоящей колом. Не получается.
— Потому что это не пафосная церемония прошлого и преступление твоей жены, Тойво, — очень ласково говорит император. — Не просто дерзость или оскорбление выдуманной чести. Она пыталась меня убить. Как твоя смерть поможет мне избежать этой опасности?
— Тогда я хочу отдать себя стихии вместе с ней, — говорит Тойво.
Толпа ахает еще громче, откуда-то из задних рядов вдруг раздается девичий плач.
Тимира усмехается краем рта.
Конечно, юные девочки любили ее мужа и мечтали, чтобы она однажды куда-нибудь пропала. Она знала об этом и совершенно не беспокоилась, доверяя Тойво. И вот, за минуту до того, как он стал бы вдовцом…
— Нет.
Двое самых крепких стражников перехватывают Тойво, когда он уже рядом с Тимирой — и оттаскивают его в сторону. Она остается один на один с черным камнем. Равнодушным, как стены Экзаменациума.
Это у Тойво его его саламандра — воплощение стихии, которая согласилась поговорить с ним. А у нее ничего нет, кроме смертельной волны, скованной сейчас ошейником. Стихиям на нее плевать.
— Признаешь ли ты, Тимира Эссен, в девичестве Майро, что имела явное и недвусмысленное намерение причинить вред правителю страны, используя свою магию стихий? — Скрипучий голос императора разносится по залу, толпа затихает, словно наконец поняв, что это не очередное бальное развлечение, а всерьез.
— Убить, — уточняет Тимира, задирая голову и глядя на камень. — Я собиралась вас убить. Размазать тонким слоем по навозу, которого в конюшнях с избытком.
Только она слышит сухой смешок императора.
А вот гром его заявления — уже все:
— Виновна!
И раскалывается высокий черный камень.
И вспыхивает между его половин алый огонь.
— Приговор — сожжение.
Жар опаляет лицо Тимиры.
Машинальным жестом она кладет ладонь на живот, укрывая того, кто еще не рожден, от неизбежной судьбы.
Из огня ты появился, огонь все завершит.
Глава 46
Император молчит. Тимира медлит.
Разве не должны ее схватить и бросить в огонь?
Или она сама должна туда войти?
Ну нет!
Пока она жива — она будет надеяться.
Тимира оглядывается по сторонам.
Лица, лица, лица.
Застывший ужас на них.
Застывшая скука — у стражей императора.
