и не вполне человеческого корабля. Волны поднимались высоченные. Яростно пенясь, они обрушивали на яхту тонны воды, словно желая её потопить. А Пелагея спала беспробудным сном, и Кю никак не мог её растолкать.
Когда же она наконец изволила открыть глаза, ей дали знать, что судно, того и гляди, затонет.
И она вышла из каюты в рёв ненастья, под дождь и вспышки разъярённых молний. Вгляделась в хмарь, оценила мощь волн, а потом заметила в небесном мраке очертания корабля.
Он плыл уверенно, напролом и тащил всю эту бурю с собой. Он был поистине огромен, а тот, кто им управлял, был отнюдь не жив. Впрочем, и не мёртв тоже. Не живой и не мёртвый, он вёз на борту существ, которых за морем прозвали Инычужами. Существа не имели конкретной судьбы, зато отличались множеством диковинных особенностей и скверно ладили с людьми. А сейчас им пришла охота отправиться в круиз.
— Эй, капитан! — сложив ладони рупором, прокричала Пелагея. — Угомони свой шторм! Иначе мои пассажиры окончат дни на дне морском!
— Ась? — проорал капитан с недоступной верхотуры. — Что ты там глаголешь, смертная?
— Не такая уж и смертная, позвольте заметить! — парировала Пелагея. — Бурю выключи, хмырь болотный!
— А-а-а, сейчас, — широко заулыбался болотный хмырь (его имя стоило бы писать с заглавной буквы, потому как это именно Болотный Хмырь и был), и от его улыбки Пелагея чуть не ослепла. — Сию секунду!
Он остановил бушующие волны и сбавил мощность ветра, после чего, не переставая сиять своей улыбкой, повёл гигантский корабль дальше. И в иллюминаторах корабля Пелагея, а вместе с нею Кю и Юлиана, разглядели лица, руки, хвосты и крылья Инычужей, которые тоже без зазрения совести пялились на яхту.
И Юлиана подумала, что если раньше она как-то выдерживала натиск необычного, то вот теперь ей точно понадобится свой менеджер, только не простой, а по связям с реальностью. Проще говоря, психотерапевт.
Кю пребывал в шоке, и это ещё мягко сказано.
— Дальше будет страннее, — зловеще посулила ему Юлиана. — Сильно рот не разевай, а то туда какая-нибудь нежить залетит.
Глава 30. Падающие звёзды
Мокрые с ног до головы, они отправились переодеваться и сушить одежду — в каюту, которую, по счастью, не затопило. Юлиана вызволила из заточения Кекса с Пирогом, и те развили небывалую прыгучесть. Высунув языки и капая слюнями на всё подряд, они атаковали хозяйку, Пелагею и даже великолепного принца осени. А ведь его в былые времена попробуй обслюнявь — и в лучшем случае загремишь в участок.
Кю уже почти забыл, что он из себя представляет: воспоминания словно ураганом выдуло из головы. Величие и популярность перестали что-либо значить. Теперь он был обычным человеком. Настоящим, немного сонным и уютным, как домашний плед.
После того как буря улеглась и корабль с Инычужами уплыл восвояси, яхта осталась в тиши и слабом ветре под скупым закатным солнцем зимы. Да, берег страны Жёлтых Полей был уже близко, и там безраздельно царила зима.
У Юлианы от холода зуб на зуб не попадал. Она перерыла сундук, вверх дном перевернула шкаф, но так и не нашла ни шубы, ни зимней куртки.
— О чём я только думала! — сокрушалась она. — Мы же замёрзнем до смерти!
Обняв себя за плечи, Кю стоял перед ней в трёх свитерах, переминался с ноги на ногу, и из его рта вырывались облачка пара.
— Что, ничего нет? — спрашивал он с опаской.
— Ничего, — едва не рыдала Юлиана. — Мы погибнем во цвете лет, и я буду виновата. А я не хочу быть виноватой!
С наступлением ночи, под мёрзлыми звёздами и заледеневшей луной, её отчаяние достигло пика. От безысходности она вознамерилась было устроить на палубе костёр из подручных материалов, но тут в небе вдруг показалась стая летучих мышей. Не таких, как в Нимерии, а громадных, устрашающих, с перепончатыми крыльями в половину человеческого роста. И свёртки у них в лапах были им под стать.
Каждая мышь сбросила на яхту по свёртку и убралась прочь, с шелестом взмыв к лунному диску. Пелагея, у которой руки окоченели до кровавых трещин, оставила штурвал, выбежала из рубки и бросилась к свёрткам. Всего их было три, и в каждом обнаружилось по паре теплейших варежек, шапке-ушанке, шарфу и тонкой эльфийской накидке, которая согревает даже в лютые морозы.
Эти накидки не намокали и в них невозможно было вспотеть. Они пользовались большим спросом в краю Зимней Полуночи, где начальствовал Ли Тэ Ри. Видимо, именно он и распорядился доставить их на яхту. Как знал, что из Юлианы никудышный координатор, чей горизонт планирования — пара дней.
«Никудышный координатор» снова чуть не плакал — теперь уже от счастья.
— Спасены! — тихонько выла Юлиана. — Спасены-ы-ы… — И тянулась к своим пыхтящим меховым вредителям, чтобы запустить пальцы в их шёрстку.
Кю облачился в накидку, обмотался шарфом, по достоинству оценил шапку-ушанку и вдруг вспомнил, что у него в портфеле завалялась губная гармошка. Однажды он играл на ней во время своего сольного номера на концерте. Но всё это казалось сейчас таким далёким и невозможным, что начинали возникать сомнения: а вправду ли был концерт?
В одном осенний принц был уверен: этому безжизненному ночному миру однозначно не хватает музыки.
Он сел, свесив ноги над водой, и заиграл на губной гармошке, извлекая из неё аккорды заученной когда-то песни. Он играл — и с неба срывались звёзды. Они падали, с мелодичным звоном ударялись о морскую гладь и исчезали в толще воды, расщепляясь на маленькие фейерверки.
На мгновение Кю замер, не веря своим глазам. Но Юлиана ведь обещала, что дальше будет страннее. Так чему уж теперь удивляться?
Он играл — и звёзды падали. Эльфийская накидка излучала тепло. Каким-то неземным светом лучился взгляд Пелагеи. А Юлиана набралась смелости, вытащила на палубу скрипучий шезлонг, разлеглась — и к ней на колени сразу же забрались Кекс с Пирогом.
— А если снова шторм? — закончив играть, высказал опасение Кю.
— Значит, такова моя горькая доля, — невесело усмехнулась та.
Пришла пора укладываться на ночлег, и Пелагея решила бросить якорь: измотаны были все, и вторую смену не осилила бы ни она, ни Юлиана. А принц осени — личность творческая, к суровостям жизни не подготовленная. Что с него возьмёшь?
Он вернулся в каюту, и ему наедине с Пелагеей за закрытой дверью было почему-то неудобно, словно он себе не доверял. Словно он не доверял ей. Зато она отлично доверяла и себе, и остальным. Переодевшись в ночную
