Мои худшие предположения не оправдались — в Джене нас ожидал корабль, который через семь дней плавания прибыл в морской порт Берн. Под покровом ночи меня перевели на другой корабль и так же ночью началось плаванье.
Спустя двадцать суток, наполненных для меня отчаянием и заунывными молитвами сестер, я услышала звон колокола, который невозможно было ни с чем спутать — Этан, столичный порт. Корабль подошел к пристани и бросил швартовые. Сидя у закрытого наглухо ставнями окна, напротив сестры Дэаллы, я отчаянно прислушивалась к происходящему, поражаясь тому, что монашки не предпринимают никаких попыток к сбору вещей.
А затем слух различил быстрый перестук маленьких острых каблучков, и сердце замерло. О том, кто войдет в каюту, я догадалась еще до того, как распахнулась дверь и матушка Иоланта воскликнула:
— Ари, девочка моя, как же я беспокоилась!
* * *
На могиле Бусика все так же цвели ромашки, но помимо них уже появились и сорняки. Аккуратно присев, чтобы не испачкать серое монастырское платье, я принялась вырывать сорную траву, невесело размышляя о своей судьбе. С момента моего возвращения в монастырь Девы Эсмеры прошло два дня. Два до безумия наполненных ложью, притворством и попытками манипулирования дня! И пытка не прекращалась:
— Я очень горжусь тобой, моя девочка. — Матушка Иоланта сидела на скамье, в тени дерева, под которым и был похоронен Бусик. — Суметь удержать на расстоянии известного сластолюбца и бесстыдника, это подвиг, дитя мое!
Первое, чем озаботилась матушка Иоланта, это выяснением того, удалось ли мне сохранить невинность. Нет, это никоим образом не влияло на ее планы, но почему-то доставляло настоятельнице монастыря истинное удовольствие.
— Воистину, ты не зря всегда была моей любимицей, Ариэлла, — продолжала матушка.
Помимо гордости за мою стойкость в отношении чар проклятого герцога, а чары, как старательно меня пытались убедить, несомненно наличествовали, мне также поведали, что брак с лордом Грэйдом не действителен никоим образом. А в качестве доказательства был предъявлен указ короля, объявлявший единственной законной формой брака — церковный. Указ был датирован двадцатью днями назад, соответственно был подписан уже после моего похищения.
Устало поправила:
— Леди оттон Грэйд.
Каким бы ни был новый указ императора, он оказался обнародован после того, как я и его светлость заключили родовой брак, что свидетельствует о законности нашего союза, о чем я уже неоднократно говорила настоятельнице.
— Ари, ты благородное дитя, но не упрямься, — жестко отрезала матушка Иоланта.
Информация о том, что мой брак не был консумирован, убедила настоятельницу в том, что никаких чувств и привязанности я к супругу не испытываю, и мое негодование по поводу обращения «леди Уоторби» сестры относили к чрезмерному благородству, избыточной ответственности и необоснованной верности данной под принуждением клятве. Спорить и что-то доказывать? Я не осмелилась бы, особенно теперь, когда так много стало известно о церкви, ее методах борьбы за господство в умах паствы и грязных играх. Ко всему прочему факты заключения брачного союза говорили не в пользу лорда Грэйда.
— К тебе гости, — внезапно произнесла матушка Иоланта.
Подняв голову, изумленно взглянула на настоятельницу. Гости? Мне запретили писать родным, не выпускали из вторых ворот и не допускали даже до общения с лицеистками, так откуда гости?!
В следующее мгновение сердце забилось втрое быстрее, едва мелькнуло предположение — Дэсмонд! В это сложно было бы поверить, ведь я уже догадывалась, какую сделку предложит матушка Иоланта в отношении меня, и в то же время отчетливо понимала — его светлость никогда не отдаст рудники Истаркана. А значит, надежды нет, но… Но сердце забилось быстрее, а надежда… Надежда была крохотной и теплилась словно огонек, но она была.
Однако следующие слова матушки Иоланты не оставили от моих надежд и следа.
— Его высочество крайне беспокоился о тебе, Ари. Организовал миссию по спасению и прибыл в крепость Гнездо Орла лишь на несколько дней позже. Увы, к этому моменту ты находилась в лапах врага в центре его мерзкой армады.
Опустив голову, я в отчаянии посмотрела на надгробный камень могилы Бусика, пытаясь сдержать слезы. Именно в этот миг я поняла, что матушка не отказалась от того будущего, что ранее мне уготовила. Они ни на йоту не изменили планы. Более того — если я заключу брак с его высочеством, дети Дэсмонда от других браков в Элетаре будут считаться незаконнорожденными и церковь с легкостью оспорит их притязания на наследие рода Грэйд. То есть фактически мое похищение господином Иреком сыграло на руку храмовникам. Пресвятой, как мерзко!
— Матушка Иоланта, — мой голос дрогнул, и говорила я, продолжая вырывать стебельки сорняков из земли, — двоемужество грех, на который я никогда не соглашусь.
Настоятельница улыбнулась. В этой улыбке было и нескрываемое снисхождение ко мне, убогой, и слегка прикрытое превосходство, и уверенность в том, против чего лично я буду сражаться до последнего.
— Все в руках Пресвятого, Ари, — произнесла матушка Иоланта, — все в руках Пресвятого…
И поднялась со скамьи, приветствуя гостя, чьи шаги я уже слышала. И воспитание не позволило и далее игнорировать особу королевской крови. Стянув испачканные землей перчатки, я поднялась, развернулась и склонилась в реверансе.
— Матушка Иоланта, моя дорогая леди Уоторби, — поприветствовал нас его высочество ненаследный принц Генрих, — искренне рад видеть вас в добром здравии и полной безопасности.
— О, мы также бесконечно рады видеть вас, ваше высочество, — ответила настоятельница.
И повисла пауза, требующая реплики непосредственно от меня.
Выпрямившись, взглянула на его высочество. Принц стоял в нескольких шагах от меня, облаченный в светлый костюм из сукна высочайшего качества. Вся его поза выражала уверенность, лицо хранило невозмутимое выражение, голубые глаза смотрели прямо и с нескрываемым ожиданием, светлые волосы были собраны в хвост, и лишь одну прядь, что словно пересекала правую часть лица Генриха, трепал ветер. В целом его высочество производил впечатление уверенного в себе, сильного, смелого, положительного и мужественного молодого человека. Невольно сравнив его с наследным принцем Теодором, я не могла не признать, что внешне Генрих на роль главы государства подходил гораздо лучше, и уверена — монеты с его изображением люди охотнее бы рассматривали, не пугаясь жестокого выражения лица истинного наследника.
