– Страдай, ничтожество! – отчаянно, мучительно звенел её голос над площадью, клеймя тех, кто убивал её любимого, не давая ему умереть, день за днём, ночь за ночью в течение долгих месяцев ставя его перед жутким выбором – отказаться от надежды и закончить свою жизнь, умерев от голода, или столкнуться лицом к лицу со страхом, который выворачивал и убивал его душу, и Аяна кричала, не ведая, что страшнее, и от этого хотелось кричать ещё громче.
Она сошла с помоста, отрешённо поручив Ригрете её судьбу, слепо остановилась, склонив голову и тяжело дыша, и стояла, пока Харвилл не вытащил её за руку по двум ступенькам лесенки на общий поклон.
Она отдала всё, всё, что было в ней, но оно восполнится. Она знала это. Отчаянная радость вдруг захлестнула её, будто прилив в полнолуние Габо, бурлящий, полноводный, заполняя всю свербящую пустоту, все щели и ямки её души, которые она исчерпала, заставляя кемандже плакать и обличая со сцены. Толпа орала и свистела, и её металлический обруч сиял в закатных лучах солнца, полыхавших красным в окнах, выходящих на площадь Телидро.
Аяна спустилась и обогнула сцену, подходя к фургону, волоча за собой плащ, а Ригрета поспешила за ней.
– Что? – спросила Аяна, немного неловко засовывая скрученную рубашку обратно под струны и осторожно закрывая защёлку короба. – Что такое?
– Ты блистала, – восхищённо сказала Ригрета. – Как тебе самой-то?
– Потрясающе, – призналась Аяна. – Правда, боюсь, завтра будет паршиво...
– О, понимаю. Бывает. Но это мы ещё посмотрим, – сказала Ригрета, вдруг выпрямляясь и разворачивая плечи. – Ох, каков! Чур, мой!
35. За взмахом крыльев белых в закатной пене дня
Аяна обернулась, с изумлением отрывая взгляд от заблестевших, как залив на рассвете, ярких глаз Ригреты, и проследила за направлением её взгляда.
– Добрый вечер, уважаемые, – сказал Конда, подходя к ним откуда-то сбоку. – Вы впечатлили меня.
Аяна взглянула ему в глаза, и его зрачки расширились, будто приглашая окунуться в знакомую ей искрящуюся звёздную бездну.
– Кир не желает представиться? – подняла она бровь, и он повторил это движение, склоняя голову к плечу в зелёном бархатном камзоле.
– Пока не желает, – сказал Конда. – Всему своё время, о дева ондео, прекрасная и безжалостная, как силы природы.
– Кир видел всё... представление? – не теряя надежды, спросила Ригрета, обнажая в улыбке белоснежные зубки.
– Всё и даже больше. – Конда не моргал, не отводил взгляд от Аяны. – А что, я могу рассчитывать на продолжение... представления? – спросил он вдруг, с интересом поворачиваясь к Ригрете.
– Всё возможно! – потанцевала Ригрета плечами. – Кир заинтересован?
– Более чем, – хмыкнул Конда, возвращаясь к Аяне. – Более чем.
Ригрета следила за ними с ужасом в глазах, нараставшим, как нарастает высота приливов по мере ежегодного приближения Габо к миру.
– Эй, что ты творишь? – прошептала она, тревожно глядя, как Аяна вкладывает свои ладони в ладони Конды, которые он протянул ей.
– Кира ондео, составишь мне компанию сегодня вечером? – спросил Конда, и глаза его мерцали над зелёным камзолом, как мерцает невозмутимое древнее полуночное небо над зелёной расписной повозкой, продолжающей бесконечное движение по прекрасным арнайским ухабам.
Он поглаживал кисти Аяны большими пальцами, и она дерзко задрала подбородок.
– Твоё предложение заинтересовало меня. Но я должна знать, на что соглашаюсь. Не хочу тратить вечер на пустые разговоры.
– Я тоже не намерен тратить время на разговоры.
Рука Конды обхватила талию Аяны, притягивая к себе так резко, что та выдохнула со стоном.
– Ты тоже впечатлил меня, кир. Я уезжаю с ним, – сказала она, не сводя глаз с Конды, когда тот наконец оторвался от её губ. – Увидимся завтра, Ригрета.
Аяна обернулась на Ригрету, замершую, потерявшую дар речи, и еле сдержала смех от суеверного ужаса, что плескался в глазах той, а Конда развернул её и притянул к себе, целуя в затылок, прижимаясь подбородком к её виску.
– Это... это... – выдавила Ригрета. – Ты... Ты подшутила надо мной?! Вы двое... вы...
– Хотел почувствовать себя ненадолго актёром, – рассмеялся Конда. – Приятно познакомиться. Я Конда. Наслышан о тебе и об остальных.
– Не обижайся, Ригрета, – сказала Аяна, почёсывая висок о пробивающуюся щетину на подбородке Конды.
– Мне следовало раньше догадаться, – буркнула Ригрета. – Просто вспомнить твоего... вашего мелкого. Теперь я понимаю, почему он такой... Такой.
– Хорошенький, – улыбнулась Аяна. – Я помню, как ты назвала его.
Конда вдруг напрягся, и Аяна всем телом почувствовала это. Она встревоженно обернулась, поднимая глаза, и проследила за его взглядом.
– Кейло, – тихо сказал он. – Опять следит. Вон он, спрятался в толпе.
– Мне нужно отойти? – спросила она шёпотом. – Он же... камьер Ормана?
– Останься. Да. В любом случае, он уже видел достаточно.
– Ладно, не буду вам мешать, – сказала Ригрета. – Мне ещё выступать. Аяна, а ты та ещё штучка.
Аяна проводила её глазами и завела Конду в фургон.
– Так вот он какой изнутри, – сказал Конда, озираясь с любопытством. – О, у них тут оружие.
Он вытянул из ножен один из клинков, что стояли в высокой корзине в углу, и взвесил его в руке. Аяна с любопытством смотрела на его движения, на то, как пальцы цепко обхватили рукоять под лепестками чашеобразной гарды.
– Я впервые вижу тебя с оружием, – сказала она тихо.
– Да?
– Да. Харвилл сказал, что оно есть у всех.
– У меня тоже есть. Показать? – улыбнулся он. – Всегда с собой ношу.
– Конда, – смутилась Аяна.
– Я шучу. У меня такой же клинок, и кинжал для второй руки. Хотя, знаешь, в этом относительно мирном болоте, которым стал Арнай, хватило бы и ножа. Сейчас клинки встречаются и узкие, четырёхгранные, но они... скорее для красоты, чем для боя. Те впечатляют, а эти – просто делают то, для чего их ковали. Прямо как твой боевой пропуск.
Он убрал клинок в ножны и прикрыл их полотенцем, свисающим откуда-то с крючка.
– Что будем делать с этим Кейло? – встревоженно спросила Аяна.
– Ничего. Что теперь поделаешь? Пусть скажет, что я связался с актрисой. Это несравнимо лучше, чем если бы я связался с Анвером. Актрисы не сильно вредят репутации, это даже... Айи, ты будешь жить на Венеалме, пока меня не будет?
– Вряд ли. Кимат будет у Иллиры, там Кидемта нам помогает.
– Я так и думал. Добрый вечер, – повернулся он ко входящему. – Я Конда. Полагаю, ты Кадиар.
– Да. – Кадиар вежливо кивнул. – Я глава и создатель этой труппы. Приятно познакомиться.
– К сожалению, мне пока нечем отблагодарить вас за то, что вы проводили мою жену через большую часть Арная. Но, если ты с труппой желаешь сэкономить на постоялом дворе, можешь пожить в доме Нелит на Венеалме. Матрасы мы найдём. Там очаг, на улице есть фонтан, а в конце улицы старая конюшня. Завтра сможете поставить там фургон, я договорюсь. Я вернусь не раньше первой недели сентября, зачем дому простаивать, правда, Айи? – прижал он её к себе. – Тем более что очаг ты уже затеплила, когда грела воду для ачте.
– Обычай? – весело спросила она.
– Да. Сейчас его мало кто соблюдает, потому что жену редко приводят в пустой дом.
– Мы с благодарностью примем твоё предложение, – кивнул Кадиар.
Аяна смотрела, как по очереди заходят в фургон друзья, как Конда тепло приветствует их, пожимая руки и расспрашивая, и её сердце замирало от счастья и одновременно от грусти.
– Рад наконец познакомиться, – сказал Конда, тряся упитанную руку Харвилла. – Ты подарил Аяне родовое имя. Откуда ты взял его?
– Пришло в голову, – рассмеялся Харвилл, и Аяна вспомнила жёлтый кокон света, окружавший их двоих в Чирде, и все остальные минуты их пути, все вместе и каждую по отдельности.
– Я благодарен тебе, – сказал Конда. – Думаю, мы ещё увидимся. А теперь позвольте откланяться. Я уезжаю сегодня. Харвилл, я оставляю тебе один из ключей, раз вы решили воспользоваться домом. Вы легко найдёте его, просто спросите у мальчишек. Айи, я на экипаже. Пойдём, проводишь меня.