Пока тетя обсуждала с Сургутом какие-то тонкости взаимодействия паразитов и симбионтов с человеческим организмом, непонятные простым смертным, я то и дело искоса поглядывала на мужчину и пыталась понять, а почему меня, собственно, так волнует отношение этого типа? Влюбиться-то в него я не могла за такой короткий срок!
А потом поняла и совсем загрустила. Сур до подозрений в клонировании был похож на пресловутого капитана из моих девичьих грез. Строгий, решительный, собранный и невозмутимый. И, что характерно, в самом деле спас меня от гибели, разве что на руках не носил. Я же, получается, вместо того, чтобы покорить его умом, красотой и стойкостью, закатывала истерики, предъявляла претензии и вообще вела себя не самым умным образом.
И хотелось бы отмахнуться расхожей фразой: «Так на моем месте было бы с каждым», – но я и сама в нее не верила. Потому что первым попавшимся «каждым» был сидящий напротив Василич, и я отчетливо осознавала, что уж он-то психовать точно не стал бы. Может, только выругался бы грубо. И дядя сохранил бы спокойствие. А Ванька, боюсь, и вовсе обрадовался бы такому приключению. Даже странно, что он до сих пор не начал клянчить себе такого вот квартиранта. Разве что тетя Ада тоже обиделась и рассердилась бы, да только она как врач прекрасно понимает, что лечение часто – неприятная процедура, поэтому быстро взяла бы себя в руки.
– Алечка, ты спишь, родная? – ласково тронула меня за плечо героиня моих мыслей.
– А? – Вздрогнув, я очнулась от задумчивости, обводя внимательным взглядом комнату. Кажется, все собрались уходить и ждали только меня. – Мы куда?
– Точно спит, – хмыкнул Василич. – С учеными знакомиться! Наш профессор, оказывается, среди счастливчиков: мозг слишком крупный, съесть не успели.
– А Владычица? И пегас?! – опомнилась я.
– Какая Владычица? – растерянно нахмурившись, уточнил Сур.
– Дунивиэль, – пояснила я. – Такая молоденькая светловолосая девушка со странным разрезом глаз и острыми ушами. У нее еще лошадь летающая была!
– А, та. Увы. – Он слегка качнул головой. – Все начинается с помутнения рассудка, а органические изменения тела – последняя стадия, здесь ничто не способно помочь.
– Органические изменения? – переспросила я.
– Иногда подобное происходит: изменение внешнего вида некоторых органов. У человеческого тела богатый потенциал восстановления, самовосстановления и изменения. На последних стадиях заболевания воздействие паразита начинает серьезно искажать информационное поле носителя, а вслед за ним подстраивается и физическая оболочка, поскольку она вторична. Та девушка либо оказалась наименее стойкой, либо заразилась первой: когда мы ее нашли, спасать было уже некого – пустая оболочка.
По спине пробежал мерзкий холодок, и я поежилась, поборов желание подхватить под локоть дядю или Василича. Стало жутко и гадко. Получается, мы смеялись и шутили над эльфийкой, а она в тот момент была уже почти мертва. Страшная ситуация: человек выглядит здоровым и даже довольным жизнью и кажется, что все хорошо, а на самом деле ему осталась всего пара дней.
С другой стороны, может, уж лучше так, чем долго мучиться? Она, по крайней мере, умерла счастливой, перед смертью почувствовав себя тем, кем, может, всю жизнь мечтала стать.
На этом фоне мои собственные тревоги и проблемы показались особенно мелкими и незначительными, стало стыдно за предъявляемые претензии. Вновь шевельнулось возмущение со своим последним аргументом: могли бы предупредить сразу, но споткнулось о все то же возражение. А мы бы поверили? А если бы поверили, может, вышло бы еще хуже. Страшно лететь в никуда, ожидая опасности снаружи; но куда страшнее прислушиваться к своему телу и ожидать подвоха от него.
К тому же нельзя забывать, что патрульные являются не вполне людьми и действуют по инструкциям, в которых просто невозможно предусмотреть душевный комфорт вынужденных пассажиров. Да и вряд ли они могли объяснить нам все, если бы даже у них возникла такая мысль: Сур вон с трудом слова вспомнил, и то для этого потребовался мощный стимул. И, кстати, как только они узнали о дискомфорте, тут же поспешили все исправить.
– И все-таки, куда лошадь-то делась? И откуда взялась? – вставил Ванька.
– Паразитами были заражены люди, еще нескольких мы поймали на свободе. Никаких больных животных не обнаружили. – Сургут развел руками. – Спросите у своих сородичей, может, они что-то помнят.
– Очень странно. – Тетя озадаченно нахмурилась. – Если этим паразитам не обязательно кормиться людьми и они могут жить на животных, почему так мало пострадавших? А вторая база, вы ее не нашли?
– Очевидно, паразиты попали на эту планету совсем недавно, – спокойно пояснил Сур. – Может быть, с каким-то случайным кораблем.
– С пиратами, – вставил Василич. – Или пираты его сбили.
– Вполне возможно. В любом случае это должен выяснить экипаж оставшегося там корабля.
– Надеюсь, с нашими они не подрались, – качнул головой дядя.
Разговаривая, мы покинули квартиру. Правда, лифт в этот раз поехал не вверх, а вниз; похоже, наша цель находилась в этой же «сосульке». Комната, куда мы прибыли, мало отличалась от той, которую только что покинули. Разве что цветовая гамма преобладала теплая, коричнево-оранжевая, а планировка и наполнение повторялись почти полностью.
Здесь находилось всего четыре человека, все – мужчины, двое из них оказались нам знакомы: профессор и вчерашний Андрей Калинин. Атмосфера царила оживленная и деловитая, стол был завален невесть откуда взявшимися бумагами (или чем-то вроде), разнокалиберными обломками белого минерала и небольшими банками, в которых что-то шевелилось.
– Профессор! Живой! – весело присвистнул Василич, и Кузнецов вскинулся, видимо, он был единственным профессором среди присутствующих.
– Прошу прощения? – Землянин удивленно вскинул брови, озадаченно разглядывая нас.
– Они весьма смутно помнят события, сопровождавшие болезнь, – пояснил Сур, последним вошедший внутрь и оказавшийся прямо у меня за спиной.
– Здравствуйте, – первым вспомнил правила приличия дядя. – Мы – экипаж «Лебедя», который вез для вашей базы оборудование.
Тут уже опомнились все и некоторое время потратили на знакомство и взаимные расшаркивания.
Молодого человека, моего ровесника или даже моложе, представили как младшего научного сотрудника Вадима. Он имел очень серьезный и подчеркнуто независимый вид, что при несолидно торчащих во все стороны русых вихрах выглядело скорее забавно, чем внушительно.
Замыкал компанию темноволосый, коротко стриженный мужчина крепкого телосложения, с узким лицом, тонкими бескровными губами и злыми, темными, глубоко посаженными глазами. Вараксин Анатолий Егорович, «ответственный за все, кроме науки», то есть – начиная со снабжения и заканчивая безопасностью. Этот тип производил странное впечатление: с одной стороны, безусловно, обаятельный и интересный мужчина, привлекающий внимание, но с другой – обаяние это казалось темным и жутковатым. Он, по-моему, производил еще более тягостное впечатление, чем Сур с его каменной физиономией в первое наше знакомство, даром что разглядывал нас как будто вполне дружелюбно, и объяснить подобное впечатление было нечем.
