Лотанари одарила Повелителя долгим взглядом и рассудительно произнесла:
— Мне кажется, что вы меня щадите.
— Возможно, я не озвучиваю некоторые неизящные ходы, предпринятые моими ирлиданами, — согласился Повелитель. — Но я и не могу их озвучить.
Сосредоточенно кивнув, Лотанари подвела итог:
— Папа вывел семью из-под удара, отнял у храма земли и деньги, а эльфхиирские ирлиданы не дали храмовникам совершить переворот. Иных подробностей не будет?
— Это слишком кровавые подробности, — спокойно ответил Повелитель.
— Жаль, что вам из-за этого всего придется жениться. Или вы отмените отбор?
— За всю историю Эльфхиира не было такого, чтобы Отбор был отменен, — с горечью произнес Повелитель.
Лотанари стало жаль его — он ведь, бедный, даже толком ни к кому и не присмотрелся. Но жалость, как правило, унижает, а потому Лота спокойно кивнула.
— Да, я знаю. Значит, больше вы мне ничего не расскажете?
Повелитель развел руками:
— Вы знаете суть. Или вы хотите знать, как именно выбивались показания из самых упертых и самых фанатичных последователей Храма? Политика — очень грязная вещь, — милорд Ллинос в упор посмотрел на Лотанари.
Принцесса некоторое время подумала, затем отрицательно покачала головой:
— Мне уже не доведется вращаться в высоких кругах, так что, пожалуй, не стоит.
— Отчего же не доведется? — спросил милорд Ллинос.
— Я никогда не вернусь в Нерис, — мягко напомнила Лотанари.
— Но вы останетесь в Эльфхиире, — так же мягко произнес милорд Ллинос.
— С чего бы? — удивилась леди Шан Нейрин. — Здесь меня ничего не держит.
— И каковы ваши планы? — нахмурился Повелитель. — Я отвечаю за вас, леди Шан Нейрин.
— Только пока длится Отбор. А так… У меня есть карета, есть верная подруга и абсолютная свобода. И я никогда не видела Шахрию, как, впрочем, и Лематран. Это намек Судьбы, милорд Ллинос. Я бы даже сказала — пинок Судьбы.
— Вы могли бы присмотреться к окружающим вас эльфам и…
— Я уже насмотрелась на Эльфхиир и на эльфов, — грубо прервала Повелителя Лота. — Простите мне мою дерзость, но… Мне плохо, милорд Ллинос. Я бы хотела уйти в свою комнату.
— Я могу вас проводить.
— Не стоит, из вон тех кустов торчит рыжий хвост моей вер-диир, — покачала головой Лота. — У вас много дел, милорд Ллинос. Осталось два этапа отбора, и вам предстоит сделать самый важный выбор в жизни. Из трех девушек. Это нелегко.
— Да, это нелегко, — кивнул Повелитель. — Эсфи ар эльфэль.
Золотые искры телепорта, и милорд Ллинос исчезает. А рядом с Лотой появляется лисица.
— Ты все слышала?
Перевоплотившись, Лимаатрис ловко оделась и со смешком ответила:
— А ты сомневалась?
— Что думаешь?
— Твой отец хороший правитель. Люди счастливы в Нерисе. А теперь, когда храмовники получили по носу, станут еще счастливее. Ты так бесстрашно говорила с Повелителем, почему ты не спросила про Идриса?
— В смысле?
— То есть тебя не смущает лицо твоего возлюбленного? Почему оно такое же, как у Повелителя? — поразилась лисица. — Я так не могу перестать об этом думать!
— А что тут думать? Мой Идрис отвлекает на себя внимание. Ведь если бы он не приехал за нами в Нит, то я бы подумала, что это Повелитель так хитро всех дурит. Как бы на виду, а как бы и нет. Но Повелитель вряд ли бы…
— Но твой отец был в Ллитари, инкогнито, — тихо напомнила Лима. — Что, если Повелитель был в Ните по делам и заодно проводил тебя до Ллитари? Чтобы, так сказать, избежать всяческих накладок?
— Идрис сказал, что только с нами он провел так много времени, — едва шевеля губами, произнесла Лотанари. — Что с остальными он провел день. Или два? Я уже не помню. Но… Но тогда у меня нет шансов? Он сказал: «Тебе нельзя меня любить». Значит ли это, что Идрис — это Идрис Эйлог Ллинос и мне нельзя его любить, потому что он Повелитель Эльфхиира, а я человеческая принцесса?
Лисица развела руками и бесхитростно сказала:
— Это самое логичное объяснение. Хотя в роду Повелителя были люди. Иначе бы откуда узнали о свойствах Малой Короны?
— Но тогда почему мне нельзя его любить?
— А может, тебе нельзя любить просто Идриса? Как ты говорила, он у тебя просил прощения взаймы?
В груди Лоты расцвел яркий цветок надежды. За всеми этими переживаниями она совсем забыла про ту странную просьбу Идриса.
— Тогда что мне делать? — тихо спросила она.
— Ничего. Ты сделала самое важное — сказала ему о своих чувствах, — серьезно произнесла Лимаатрис и неожиданно разразилась смехом.
— Ты чего? — нахмурилась Лота.
— Если Идрис — это Повелитель, то сейчас он где-то там, — лисица махнула рукой в сторону замка, — переживает о том, что его возлюбленная собралась в Шахрию!
— Он не признавался мне в чувствах, — напомнила Лотанари.
— Он предпочел умереть, лишь бы ты жила, — мягко произнесла Лимаатрис. — Если это не признание… ну тогда я комок пуха, а не страшный хищник. Давай-ка вернемся в комнату и распотрошим кремы. Клянусь, из-под крышек вылетают иллюзорные бабочки, и это первые иллюзии, которые пришлись мне по нраву.
Лота посмотрела на свои руки, которые, если по-честному, не были похожи на нежные ручки принцессы, и согласно кивнула. В ее жизнь вернулись яркие краски.
«И ведь на поиски Идриса бросились кто? Его друзья и соратники — лорд Гилрин и леди Дьердре. И лечили его в главном ритуальном зале, — припоминала по дороге Лотанари. Припоминала и начинала чувствовать себя идиоткой. — Но Идрис такой простой и общительный — как в нем можно было заподозрить Повелителя?»
А через пару мгновений до Лоты дошло, что жить ей придется с бесцветной версией Идриса. Но это не сильно огорчило леди Шан Нейрин. Главное, что Идрис выжил. Остальное как-то меркнет.
Вернувшись в комнату, подруги до самого обеда забавлялись с флаконами и тюбиками — как и сказала Лима, при каждом открытии колпачка вылетала крошечная бабочка. Причем иллюзии не повторялись.
— Ты сейчас на обед опоздаешь, — выпалила Лима. — И я.
— Угу, — сосредоточенно отозвалась Лотанари. — Это восемьдесят шестая бабочка. Потрясающе.
На самом деле леди Шан Нейрин пыталась привыкнуть к мысли, что ее возлюбленный оказался… Мог оказаться Повелителем. Наблюдая за иллюзорными бабочками и втирая крем в огрубевшую кожу, Лота просеивала воспоминания через воображаемое сито и убеждалась, что да, он мог им быть. Даже не так. Он не мог им не быть.
Принцесса не знала, злиться ли ей на него, или отпустить гнев заранее, до того, как он испросит прощения?
«И придет ли он вообще? Быть может, он одумался, вспомнил о государственных обязанностях и…» Тут Лоте становилось больно и страшно. Она ярко представляла, как в конце отбора стоит среди отбракованных невест и смотрит, как на голову победительницы укладывают Малую Корону.
— Лота, я есть хочу, — настойчиво произнесла Лимаатрис. — Очень сильно. Ты меня слышишь?
— Да. А если в конце отбора мне придется смотреть, как мой Идрис целует другую?
Лисица на мгновение опешила, проследила взглядом за очередной бабочкой и, пожав плечами, сказала:
— Будешь смотреть, что тебе еще останется? Просто загодя надо будет накачать тебя успокоительным. И на случай радости — чтоб не зарыдала, и на случай горя — чтоб не зарыдала, опять же. Будь проще, сестренка.
Фыркнув, Лота кивнула и встала. Времени на переодевание уже не оставалось, так что на обед принцесса пошла в том же, в чем была на завтраке. Ну и ладно, что ж теперь.
— Ты заметила, что на обеде, как правило, происходит что-нибудь интересное? — шепнула Лима, прежде чем пойти к лестнице, ведущей на балкон наблюдателей.
— Я надеюсь, что все интересности закончились, — содрогнулась леди Шан Нейрин.
— А я бы понаблюдала за чем-нибудь скандальным, — подмигнула подруге Лима и исчезла на лестнице.
Лота же, войдя в зал, села за их с Эйтин стол. И сразу отметила, что эльфийка совсем скисла — сгорбилась, уперлась локтями в стол и не отрывает взгляда от пустой тарелки. Глядя на раздавленную эмоциями Тин, Лота вдруг подумала, что некоторые все-таки стоят второго шанса, и негромко произнесла:
