Просто, по-братски, не осуждая, не оценивая и ничего от неё не желая. И эта тишина чувств — он очень сильно за неё переживал. Всё. Больше ничего.
— Прости меня, прости, я не знаю зачем. Всё хорошо. Со мной ничего плохого не случилось, — запричитала белая как в горячке куда-то ему в грудь.
— Просто тяжёлый день, — парень погладил её по спине, по голове и, взяв на руки, занёс в комнату Роара.
Там Брок очень бережно уложил её на кровать и накрыл одеялом.
— Вообще это не то место в доме, — прошептал он и присел перед ней на корточки, — которое я хотел тебе показать, но думаю сегодня и так сойдёт. Завтра разбужу тебя до того, как сюда навалят домашние или серые, убирать. С пустых комнат они обычно начинают. А сейчас спи.
— Почему Брок? — шепнула Милена, не отпуская его.
— Что ”почему”? — спросил он.
— Почему ты не поцеловал меня? — совершенно дурной вопрос, но она задала его словно не сама, словно внутри было нужно услышать ответ. Как поговорить с самой собой, но не совсем.
— А надо было? — кривовато улыбнулся Брок из-за побитого лица. — Ты в следующий раз, тогда скажи мне, что к чему, ладно? Но лучше без следующего раза.
Милена хотела что-то сказать, но он выставил руку в останавливающем жесте:
— Не все всех хотят, знаешь ли. Если тебе очень надо, то я могу это для тебя сделать. Но тебе не надо, — повёл головой юноша. — До утра, Милена.
Она лишь кивнула, всхлипнула, окончательно потерявшись.
И всю ночь ей снилось, как она блуждала в жутчайшей, непроницаемой тьме, но потом голос Брока позвал её и она пошла на свет, который пришёл с его голосом, открыла глаза, встретилась с утром и ясными глазами сына ферана. И несмотря на то, что с ней вчера произошло и что она сама натворила, ей показалось, что теперь станет намного легче. Милена улыбнулась.
Глава 10
Хэла стала плохо спать.
Последнее время наваливалась раздражающая головная боль. Это было странно. Вроде вот всё хорошо, а потом схватывало в тиски и выворачивало. Но ведьма списала это на безумие последних дней.
Пропустив через себя боль несчастных детей, Хэла не испытала никаких сожалений, наблюдая за казнью Тэля Ганли. Хотя внутри что-то говорило, что право на суд нужно всем, даже самой последней твари, говорящей, что она человек, но при этом творящего бесчеловечные поступки.
Но вся мораль, в которой была воспитана Хэла, отступила, нет, рассыпалась в пыль, когда в ней так сильно и отчаянно билась боль той несчастной девочки. Она сидела около её постели и пела ей песни, понимая, что скорее всего девочка ведьму уже не слышит, потому что душа её уже ушла за грань.
Ная Ганли умерла, тихо выдохнув воздух, и Хэла не сдержалась и расплакалась. К ней подошёл Брок, ему было так тяжело, но он держался из последних сил.
В мальчике было всё понятное и Хэле, и бессильная, жестокая ярость, не присущее здешним людям сожаление, бездонная печаль. А ещё в нём было мужество, твёрдость характера, которую он унаследовал от отца, которую воспитал на его примере, и примере Тёрка, Миргана и которую закалил в военной, полной жестокости жизни.
Хэла нежно любила этого парнишку и, когда он просто сел рядом и обнял её, делясь с ведьмой непоколебимостью своего внутреннего огня, благодарности к нему в ведьме было через край.
Больше женщина уже не плакала. Тьма теней поглотили её чувства. В ней всколыхнулось чёрная ведьмовская сущность. Тяга к убийству. Тяга к смерти. Тяга к тому, что стало теперь её природой.
Общение с серыми после казни, немного её успокоили.
Хотя состояние Милены тревожило, несмотря на все шутки, которые отпускала Хэла — девушка была на грани и надо было что-то с этим делать.
Понятно, что Роару жизненно необходимо было выпустить пар где-то у чёрта на кульках, несмотря на то, что Хар-Хаган находился всего в паре мирт пути от Зарны, но сейчас его присутствие было бы спасительным для находящейся в совершенном раздрае Милки. И конечно Хэла никогда не скажет об этом Рэтару, да и прав он был, прав, что отправил митара махать мечом, потому что внутри у Роара назревала буря.
Ещё бы Элгора куда-то вот так, чтобы тоже выпустил пар…
В ин-хане Хэла отчаянно пыталась найти ответ на вопрос, что делать. И решение на самом деле было, но насколько оно было рабочим для Милены?
Это сработало на самой Хэле, когда её вот так же начало рвать на части от эмоций, которые лились на неё, как из рога изобилия, потому что вокруг были люди, и отбиться от их чувств не было никаких сил.
Хэла пропускала всё это сквозь себя и казалось тихо сходила с ума. Помогало только напиться и залезть на башню, но привет бессонница, усталость и последствия постоянного отравления организма алкоголем. В какой-то момент подумалось, что она вылезет из этого запоя и будет у неё “белочка” — вот всем тут станет весело.
Хэла стала пить реже, отпуская себя в моменты опьянения, бессильно беззвучно рыдая, как привыкла, сидя на башне.
А потом она нечаянно напилась с Тёрком. Как-то так получилось. И вот тут прям отлегло. Потому что его внутреннее спокойствие было фундаментальным, основательным настолько, что ничто кажется не могло бы его расшатать. И в лице мужчины она нашла друга, с которым можно просто побыть рядом и всё приходило в норму. А всего-то не хватало — именно возможности привести мысли в порядок. Тёрк стал её якорем.
Хэла порой думала, а почему она не сказала ему это проклятое “да”, когда на праздник блага Тэраф все перепились и понеслась жара…
Тёрк и Хэла тогда уже были такой вот парочкой, Шерачка с Машерочкой — ехидные, циничные, полные злой иронии. Они подкалывали друг друга нещадно, а ещё окружающих, доводили до исступления всех вокруг. Шутки их были невыносимы и почти всегда ниже пояса.
Хэла так ясно помнила этот нестерпимый жар от желания, потому что так хотелось просто мужских рук, сильных, властных, хотелось этой тяжести внутри и выключить рациональное и вообще голову к чёртовой матери. И Тёрк никогда не скрывал от неё своего желания и было невыносимо терпеть порой.
Они сидели во дворе Зарны, костры, песни, пьянка, куча народа… Хэлу била наотмашь полная гнева сила Рэтара, но ей искренне казалось, что он с ней так жёстко, потому что она вот накрутила всех мужиков вокруг, его братьев, командиров. Потому что в целом чёрная ведьма понимала, что чёртово “да” может сказать не только Тёрку, но и Роару, Миргану, да и доброй половине всех присутствующих старших и средних командиров, или тех же воинов. Всех, кто был старше тридцати, можно было утащить в тёмный угол и сделать так, чтобы ей немного полегчало. Она могла и тех кто младше, Гира, например, но это было бы, как ей казалось, совсем неприлично.
Хэла тогда сидела на коленях у Тёрка и они в очередной раз горланили какую-то изарийскую солдатскую песню, и ведьма спиной чувствовала, как достопочтенный феран её хочет придушить, и в какой-то момент он просто встал и ушёл, а она наконец выдохнула, потому что вот уж рядом с кем ей невозможно было даже дышать. И когда смогла-таки добраться до дома по нужде, то была поймана Тёрком.
И желание, тяга к мужчине, его силе, запаху, так взвыло, потянуло, что хоть убейся. Прям иди и сигай с башни, потому что всё, нет больше мочи… но Хэла сдержалась и Тёрка сдержала. Внутри что-то говорило ей, что она тогда потеряет его как друга, как человека, с которым хорошо. Его фундамент пойдёт трещинами, их близость всё испортит.
И очень страшно было, что он не поймёт её отказ, не примет его.
Но хоть в своём якоре, камне, нет — скале, за которую держалась тогда, не ошиблась. Потому что ушёл раздосадованный отказом, а потом вернулся, обнял и “ты же знаешь, что я всегда рядом?” И… Да, Тёрк, да…
И, если бы Хэла знала, что Рэтар мучился от ревности, если бы у неё в голове хоть мысль могла возникнуть, что его тянет к ней не как убийцу к жертве, а как мужчину к женщине… Но он был для неё так недосягаем. Даже то расстояние между ними на башне — от двери до зубцов, где она сидела… словно сотни километров.
