− Вечная принцесса Драмия, одинокая в веках и оплакивающая своего жениха, − грустно улыбнулась старуха, ставя склянку с приправой на место. — В тот день я совершила самую страшную ошибку в жизни, и даже мои глаза на уберегли меня от неё.
− Вам не поверили, − сглотнула я, вспоминая слова Агнесс. Взбалмошная принцесса пыталась сорвать божественную волю и спасти возлюбленного. — Там… Там был ваш…
− Сын повара и служанки, − ухмыльнулась старуха, облизнув потрескавшиеся губы. — Долгие годы мы лишь бросали друг на друга взгляды украдкой, а когда решились − стало слишком поздно. У богов есть для тебя лишь одна истинная судьба, и в этом я убедилась. Не утеряй свою, вестница.
− Так вы отпустите меня? — я с надеждой посмотрела на неё, но Драмия была уже где-то далеко в своих воспоминаниях. Настолько далеко, что мне пришлось потрясти её за плечо. — Поможете найти выход из леса?
Она нахмурилась и внезапно стала серьезной:
− Для начала ответь, как ты попала в день разделения миров?
— Я не знаю. Я была там с маленькой девочкой… Её мама состояла в Совете.
— Как её звали? — спросила Драмия, и я облизнула губы.
— Мора. Мать истязала её, хотела вытравить из неё особый дар, держала в огне и пыталась проникнуть им под её кожу, — я поёжилась под спокойным взглядом старухи. — Я видела, как слабеет разум девочки, я была ею, её глазами, я знаю всё. Её заставили думать, что она ущербна. Что её ледяной дар проклят.
— Лёд? Мора? — Драмия на секунду задумалась, а потом покачала головой. — Я не знаю никого с этим именем. А подобный дар… Мои глаза бы увидели его, девочка.
— Я не придумала это! — закричала я. Будто сомнения старухи могли повлиять на существование Моры. — Её брата, как и вашего жениха, изгнали в Низший мир. Или и вовсе убили Блэдрейны.
— Блэдрейны стремились защитить бездарных, а не убивать их, — махнула рукой старуха. — Ты бы знала, если бы была там.
− Боги, я не знаю! Я видела то, что видела она! А Мора была ребёнком, она еще не понимала всего! Просто маленькая испуганная девочка! Я… Я знаю, что Совет заставил императора Драххтариуса разделить миры и сослать туда бездарных, но…
− О нет, − покачала головой Драмия, нахмурив выцветшие, почти прозрачные брови. — Совет желал вовсе не этого, дитя.
− Но ведь…
− Разделение — воля моего давно унесенного пламенем отца. Его сердце было слишком мягко, а быть может, слишком любило меня, чтобы сделать то, что они планировали. За это я ему благодарна.
Я уставилась на неё, пытаясь понять. Очищение… О нём говорила мать Моры.
− Они хотели искупить грехи, − сказала я неуверенно, покосившись в сторону комнаты, в которой хранился камень. — Вернуть расположение Праотца…
− Как, глупая вестница?
Я сглотнула, а потом с ужасом вспомнила слова Агнесс, что Мора подслушала на самом последнем Совете. Прямо перед тем, как бездарных вместе с её братом сослали вниз, а её мать сожгла себя.
− … зажгут Сферу подобно солнцу и вернут расположение богов. Во славу Праотца следы греха должны быть стёрты с земли, в которую посеял он плоды своей крови. Огонь — это свобода и искупление!
− Огонь — это свобода и искупление! Огонь — это свобода и искупление! Огонь — свобода и искупление!
− О нет, − простонала я, осознавая весь масштаб трагедии. — Тогда они захотели сжечь их, убить невинных людей! Не просто переселить их… Детей, стариков!
− Всех потомков богов, в которых больше не течет их кровь. Разве достойны они называться детьми Праотца? Высшие Дома полагали, что обрати они всех в пепел — и Праотец вернется в Сферу.
− Тогда император Драххтариус не смог пойти на злодеяние и создал Низший мир. Не для изгнания, но для спасения… − пролепетала я. — И бездарный, что был вашей парой, тоже смог выжить…
− Мой брат не предавал идеалы отца долгие столетия. А сейчас император сменился, − улыбнулась старуха. — И стал им вовсе не император.
− Что?
− Императором стал не император, − повторила она так, будто это должно было всё прояснить. А потом вздрогнула и резво, совсем не по-старушечьи быстро сорвавшись с места, схватила склянку с приправой. — Паприка! Совсем голову мне забила.
− Милостивая Праматерь, погодите! — закричала я, стараясь удержать её на месте, но старуха уже выпорхнула из кладовки и отправилась в другую комнату. — Если они хотели их всех убить, но император не позволил, то сейчас…
− Позволил! — захохотала она внезапно, крутанувшись на месте, закутываясь в белоснежные волосы и рассыпав на свое платье почти всю склянку красной приправы. А потом чихнула, стряхивая всё на пыльный зеленый пол. — Сейчас позволил! Супчик будешь?
− И это они назвали вторым этапом! Если сразу всех уничтожить не удалось, то они просто разделили казнь на этапы! Первый — разделение и изгнание, второй этап очищения — сожжение! Они хотят сжечь Низший Мир! — завизжала я от ужаса, цепляясь за кряхтящую от моих воплей старуху.
− Бескрайние моря сверкающего пламени, − прошептала она, взглянув на меня своими мутными глазами. На одно мгновение в них загорелся тот самый огонь, о котором она говорила, но так же быстро погас под молочной паутиной, − пылающих красных столбов до самого неба. Зовущих богов назад домой. Молящих богов о прощении и благословении. В мир, очищенный от бездарности и грязи, полный огня и величия. В такой же, каким был он создан Праотцом.
Я отпустила старуху и отняла от нее дрожащие руки.
− Вы видели это? — спросила я тихо, чувствуя подкрадывающееся сзади отчаяние. Её глаза видят всё.
− Я видела это, − сказала Драмия. — Видела в глазах, что похожи на твои.
Глава 38. И взмыла она ввысь
Я выскочила из комнаты и понеслась по пыльному полу, скрипящему под ногами. Паутина свисала с потолка и едва ли не стелилась по земле, и я завизжала, когда один свежий клочок приземлился прямо на лицо.
Если старуха видела что-то у кого-то в глазах, это еще не значило, что там было будущее. Это могли быть образы, мысли, мечты, да что угодно! Хоть обрывки воспоминаний. Еще можно было остановить второй этап, Кайонел ведь не собирался сдаваться.
− Как мне выйти отсюда и найти его? — спросила я у Драмии, когда она вальяжной походкой устремилась за мной, на ходу помешивая бульон в большой круглой миске.
− Из леса Брошенных душ? — спросила старуха, вновь напугав меня. — Я давно не выходила.
− Я не спрашиваю, выходили вы или нет! — рявкнула я. — Помогите мне!
Драмия пожала плечами, а потом медленно пошаркала к едва не разваливающемуся стулу.
− И кто вообще придумывает все эти названия?
− Кто ж его знает, − ответила она. — Когда я заселялась, это был еще маленький лесок без имени и истории. А сейчас в нём пропадают люди, − шепнула она, поделившись. — Жуть. Наверное, это из-за моих деток.
− Ваши детки убивают людей?!
− Праотец с тобой, дитя, они ж неживые! Название такое у леса из-за них, говорю. Может, кто силуэт увидит, кто голос услышит, к пятой сотне я перестала контролировать свой дар, недавно вот только перелила его в камушек. Вот кто бы ему название дал…
Старуха отставила миску бульона в сторону и потянулась к выцветшей желтоватой бумаге и ободранному перу, которое представляло собой подобие тонкой палки, голое с одной стороны и будто поклеванное Мартой с другой. Драмия выпрямила спину, насколько это было возможно, и прокашлялась, смахивая со стола остальную кипу бумаг.
− Итак, дитя… «Магический древний всевидящий артефакт могущественной Драмии», как тебе?
− Безвкусица, − фыркнула я, а потом хлопнула себя по лбу, опомнившись. — Мне нужно за Кайонелом, перестаньте! И добраться до замка императора, он наверняка отправился туда. Милостивая Праматерь, ему, должно быть, так тяжело сейчас. И он совсем один!
− Он сильный мальчик, − махнула рукой Драмия. — Я видела его боль, но он справится, она не поглотит его. В том есть и твоя заслуга.
