Крупная слеза выскользнула и покатилась по его щеке. Боль? Или отчаянье?
Лан…
Нет, я так не могу.
Я не готова принять такие жертвы.
Я остаюсь.
А значит, я должна спасти его. У меня получится.
Единственный шанс.
Я могу.
Я крепко зажмурилась, пытаясь почувствовать все магические связи, все нити. Я же чувствовала их.
Тонкие серебряные нити. Хорошо, что я знала, что Лан сказал, иначе бы первым делом попыталась порвать. Порвать проще. Но это убьет его.
Ему и так плохо.
Я не знала, можно ли вытащить из-под кожи нити, не поранив Лана еще больше. Но я поняла, что можно лишить их магии. Я заставляла магию нитеи растворяться, уходить в землю. Я поняла, что и сами нити растворяются вместе с ней. Миллиметр за миллиметром, все эту страшную сеть. Она исчезала. Я старалась не думать, что это невозможно, старалась не думать — как. Просто верить, что я это сделаю. Миллиметр за миллиметром.
Мне казалось, прошла целая вечность.
Я почти не понимала, что творится вокруг, у меня раскалывалась голова и дрожали от напряжения руки.
Главное — не упустить, довести до конца.
Но даже справиться с сетью еще не все. Я боялась — Лан умрет… нужно помочь ему… нужно… все будет хорошо…
* * *
— Соле!
Я очнулась. Лан сидел рядом.
Весь красный и опухший, под кожей один сплошной синяк, и красные глаза, но он пришел в себя, и это уже хорошо.
Я улыбнулась.
— Как ты? — хрипло спросил он.
— Нормально.
Голова раскалывалась, стоило шевельнуться, и темнело в глазах.
— Как ты это сделала?
— Не знаю, — честно сказала я. — Просто сделала.
— Нужно идти, — сказал Лан. — Скоро они будут здесь.
Лану пришлось найти крепкую палку, чтобы хоть как-то держаться на ногах. Я тоже шла с трудом, меня подташнивало, и кружилась голова.
И все же, мы шли весь остаток вечера и почти всю ночь.
Лан пытался как-то спрятать наши следы, чтобы найти было не так уж просто. Главное — больше не использовать магию, ее слишком легко засечь, куда проще, чем просто людей.
Я все еще не могла поверить.
К утру пошел холодный дождь. Мы решились развести костер, устроившись в овраге. У Лана были спички и армейский клинок, тот самый… Он нарубил веток, устроил небольшой шалаш.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, пытаясь согреться.
Я смотрела на Лана и понимала — той серебряной ниточки больше нет. Совсем нет. Неужели я правда смогла?
— Что будем делать? — спросила я.
— Попробуем добраться до гор, там спрятаться проще всего.
Лан ужасно выглядел, да и чувствовал, наверняка, себя ужасно. Зато в голосе не было той обреченности, был огонь и азарт. Лан был свободен.
Я это сделала!
Впервые за столько дней я засыпала счастливой.
* * *
Проснулась от странного чувства.
— Лан! — я разбудила его. — Лан, там что-то есть!
Он прислушался.
— Я не чувствую ничего. Где?
Я показала направление. Что-то приближалось. Я чувсвтвлвала. Магия. Тихая, скрытая, но очень мощная. Она шла за нами.
И мы побежали снова.
Это продолжалось несколько дней.
Нам то удавалось оторваться и уйти вперед, то снова появлялось ощущение преследования. За нами шли, нас искали.
Казалось, это не кончится никогда. Было страшно ложиться спать, страшно зазеваться, отвернуться и пропустить, когда оно подкрадется слишком близко. Мы бежали.
Мы пили воду из ручьев. С едой было хуже, но иногда Лану удавалось поймать острогой рыбу и тогда у нас случался настоящий пир. Мы пытались жевать сосновые иголки. И даже согреть воду было не в чем, и не в чем взять с собой, ужасно устали и вымотались. Я уже и забыла, как спать в нормальной постели. Мы спали чаще по очереди и на еловых ветках, из них же делали крышу, мы прижимались друг к другу, чтобы сохранить тепло.
У меня порвался ботинок, начал промокать. Долго думали, как быть, потом Лан срезал с куртки капюшон, туго примотал шнурками.
Еще хорошо, что нам не встретились дикие звери.
Конечно такая жизнь не могла нравиться, но, все же, где-то глубоко в сердце жила радость. Мы свободны и мы вместе. У нас все получится. Мы слишком далеко зашли, теперь уже точно все получится. Надо лишь потерпеть еще чуть-чуть.
Впервые мы строили планы на будущее. Представляли, как будем жить вместе, в Эторе или северном Ригделе. У нас будет домик у моря, Лан будет ловить рыбу, а я вязать теплые носки… Кормить алые кораблики. Было приятно представлять это.
Но однажды лес закончился. Живой лес. Я видела границу так явно, что становилось не по себе. Словно все нереально, словно это тоже лишь сон. Вот тут еще стояли живые деревья, поросшие мхом, еще зеленели иголочки, еще поднималась прелая прошлогодняя трава. А чуть впереди — стояли голые стволы, сухая серая земля. Ничего. Насколько хватало глаз.
Сначала я подумала — тут был пожар. Огонь выжег все живое. Потом я поняла, что нет. Магия. Тонкие серебряные нити вгрызались в землю. Тянули из земли соки.
— Не ходи туда, — сказал Лан. — Заденешь, и они сразу почувствуют нас.
Два дня мы шли вдоль границы мертвого леса на север. Здесь не было рыбы в ручьях, а если и попадалась, то дохлая, плывшая кверху брюхом. Да и саму воду я опасалась пить, но больше ничего не было.
От голода с трудом переставляла ноги. Но если мы зашли так далеко, если так много удалось — то сможем и дальше. Выживем. У нас все получится.
Лан помогал мне идти, поддерживал. Я бы не смогла без него в лесу. За это время к Лану вернулись силы, кровоподтеки почти сошли, зато он зарос бородой. Грязный и страшный, словно леший. Мне даже нравилось. Я и сама выглядела не лучше. Зато рядом с Ланом я ничего не боялась. Я все смогу. Если понадобится, я снова смогу нас защитить. Удача кружила голову.
Я чувствовала свою силу, с каждым днем все больше. Привыкала к ней.
Это ведь я поняла, куда нам надо идти. Так радовалась, когда мы вышли к деревне. Несколько домиков, но все равно. Мы сможем поесть и погреться, помыться, наконец.
Лан пытался меня отговорить. Слишком рано, говорил он, слишком опасно. Это еще Илитрия, а значит тут нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Но я так хотела в тепло. Хоть на одну ночь. И Лан сдался.
Я не чувствовала чужой магии, не чувствовала подвоха.
Но стоило подойти и постучать в дверь, как накрыло тишиной.
Удивительной, нереальной тишиной, от которой закладывало уши.
Тишина и густой туман. Тени в тумане.
Я закричала. Лан крепко обнял меня.
— Апельсиновый сок? Или, может, вина?