— Дыши, — приказал Зен.
И я задышала, ровно и размеренно, под строгим контролем желтоглазого. Он смотрел так, будто наорет на меня, если я снова начну болтать бред и задыхаться. Постепенно мушки перестали летать перед глазами, а панический гул мыслей в голове затих. Какая же это спасительная штука – ровное глубокое дыхание…
— Боги опять привели его к ней, — прошептала я хрипло.
— К черту богов, — заявил Зен, использовав мои любимые чертыханья. — Я тебя никому не отдам. Даже смерти.
Беляночка, греющая уши, еще разок ахнула, но в данный момент нам было совсем не до нее. Мне стало суеверно страшно, что боги услышат его слова, и, сама не веря, что делаю это, я повторила любимый жест Тредена, имеющий религиозное значение.
Глава 22
Вечером меня, на этот раз одну, снова повели к Распорядительнице. В этот раз церемонии и правила меня уже не заботили, так что я безо всякого смущения навела на нее стеклышко.
Травянисто-зеленое платье с длинными, расширяющимися книзу рукавами, даже на вид тяжелое, плотное, лиф кажется пережатым, из-за чего грудь выглядит плоской, а широкий пояс, на котором золотой нитью вышили мелкий сложный узор, плотно перетягивает тонкую талию. Волосы прикрыты платком, тоже в золотых узорах; свисают с мочек ушей длинные золотые серьги.
Лицо… Я долго всматривалась в это овальное, даже кругленькое лицо с тонкими удивленными чертами, ища сходство с Зеном, и не находила. Общего у них – только глаза, большие, яркие, желтые. Да и это за сходство сложно принять, потому как у Зена взгляд хищный, диковатый, волчий, а у этой изящной мэзы бархатный взор олененка.
«Совсем не похожи», — решила я.
Мэза оскорбленно приподняла тонюсенькую, присыпанную золотой пудрой бровь.
— Простите, — сказала я, и, изобразив что-то вроде поклона, попыталась объяснить свое возмутительное поведение, точнее «глазение»: — Вы очень красивы.
Распорядительница кивнула, и ее бровка опустилась на подобающее место.
— Что у тебя в руках? — поинтересовалась она.
— Это особенное стекло, которое для меня изготовил один мастер. Я очень плохо вижу вдаль и только с помощью такого стекла могу вас видеть сейчас.
— Как интересно! Расскажешь мне потом об этом. — Вздернув мягкий округлый подбородок, мэза более строгим официальным тоном возвестила: — Я Распорядительница и пришла помочь тебе найти свое место в Мэзаве. Очень жаль, что наша встреча была омрачена, Ирина… Я успокою тебя: этот мужчина, Треден, жив. Главная врачевательница Мэзавы осмотрела его. Человек он уже немолодой. Осмелиться в таком возрасте все изменить, покинуть свой дом, предать своего отца… понятно, отчего его сердце не выдержало.
Я молчала и ждала, что еще она скажет. Распорядительница в свою очередь ждала, что скажу я. Мы обе подозревали, что каждая из нас может что-то знать о другой, поэтому разговор шел тяжело; мы прощупывали почву.
— Неустанно прошу богов пощадить моего спасителя и подарить ему еще много лет жизни, на этот раз спокойной и счастливой, — произнесла я осторожно.
— Спасителя… Так и он правда спас тебя?
— Он и его воспитанник Зен. Они выкупили меня на ярмарке в Ниэраде, когда я умирала. Никто не хотел меня покупать, избитую и больную, а они купили и не только вылечили, но еще и решились доставить меня в Мэзаву. Не думайте, что мы трое такие уж смельчаки, просто там, в двенадцатом ов-вене, нас ждали бы только наказания и смерть.
— Ниэрад беспощаден… В письме Вандерия написала, что вас нашли в приграничье зимой. Как же вы нашли дорогу в Мэзаву, и как остались живы, если шли в самые морозы?
— Нас вели боги, — выкрутилась я. — Наша решимость была вознаграждена.
Я была уверена, что Распорядительница останется недовольна моими религиозными отговорками, ведь в таких случаях хочется знать точно и определенно, как и что произошло, но она кивнула и, обратив взгляд вверх, пропела коротенькую молитву.
Затем она посмотрела на меня и пригласила к себе на диван:
— Садись со мной рядом, Ирина, ни к чему стоять. Ты устала и обеспокоена… Хочешь выпить подогретого вина? Оно вернет румянец на твое лицо.
— Благодарю вас, — промолвила я нарочито робко, и неспешно подошла к дивану. Присев на самый краешек, я, опять же, робко, взглянула на мэзу вблизи.
Накрашена, конечно, ярко, и не разобрать под таким боевым раскрасом, сколько же ей лет. Но она однозначно молодая еще, вряд ли ей стукнуло хотя бы сорок пять. Лицо и правда круглое, мне не показалось, носик – миленькая аккуратная картошка. Волосы наверняка натурально светлые, и не нуждаются в обесцвечивании. На мой вкус, назвать мать Зена красивой нельзя, она скорее смазливая, хорошенькая, симпатичная, и внешность у нее моложавая, с детскими чертами. Но раз она Распорядительница, то ее внешность характеру не соответствует. Может, именно от матери Зен унаследовал амбициозность?
Мэза потянулась к небольшому столику, на котором стояли закрытый кувшин с вином, стаканы и вазочка с фруктами. Налив вина в стакан, Распорядительница протянула его мне.
Я пригубила вина, и, расчувствовав вкус, сделала еще несколько смелых глотков. Боже, какое же это удовольствие – выпить настоящего вина, а не того забористого пойла, которое в Утхаде называют «вином»! И сладко, и пряно, и тепло… Я закрыла глаза и вздохнула.
— Бедная девочка, — проговорила мэза, — сколько же тебе пришлось вынести…
Я открыла глаза, и наши взгляды встретились.
Какой это был удобный момент, чтобы завладеть ее волей! Но я не могла этого сделать. Как я уже выяснила, всякое ведунское вмешательство стоит мне сил и энергии, а чтобы управлять Распорядительницей, мне придется мно-о-ого ресурсов потратить, которых у меня пока что нет – денек выдался сложный.
Я выпила еще немного вина. Камешек смарагд удобно устроился у меня между груди; он теперь красовался в подвеске.
«Просто загляни в ее мысли, безо всякого управления, просто узнай, что у нее на уме», — убеждал внутренний голос. Я машинально коснулась груди, там, где под одеждой был скрыт смарагд. Чтобы заглянуть в разум Распорядительницы, побыть там невидимкой, нужно сначала направить ее мысли в нужную сторону.
— Вы сказали, что Тредена осмотрела главная врачевательница Мэзавы, — произнесла я. — Разве мы достойны такой высокой чести?
Моя желтоглазая собеседница опустила взгляд, лишая меня возможность войти в ее разум, и после паузы промолвила:
— Когда-то он помог мне. Настал мой черед ему помогать.
Ничего себе! Она сама заговорила о Тредене! Тут уж мне ничего не пришлось играть, я совершенно искренне удивилась.
— Да, помог… — кивнула она. — Сегодняшний день и для меня волнителен. Сколько воспоминаний всколыхнулось в моей душе! И хороших, и плохих… Я знала, что эта встреча меня взволнует, но и не думала, что так… почти тридцать лет минуло, а я узнала его с первого взгляда… словно ничего не изменилось, словно не было всех этих лет…
Мэза взяла со стола стакан и щедро плеснула в него вина из кувшина. Осушив стакан, она облизнула губы, окрасившиеся от вина в бледно-бордовый, и начала рассказ:
— Я и сама родилась в империи, в двенадцатом ов-вене отца Хауна. Как только у меня начались регулы в тринадцать лет, на моем плече выбили знак мэзы и стали готовить для Хауна. Хаун… он никогда не причинял мне боли и не говорил дурного, но все-таки он меня пользовал, пользовал как вещь, и никакого благоговения перед ним я не испытывала, только страх. Я была плохой мэзой… Год я прожила во дворце и так и не забеременела. Тогда меня подарили одному из ни-ов, всаднику. Он тоже сначала был ласков, но скоро я стала его раздражать. Он хотел от меня то, чего я не могла ему дать – хотел страсти, огня, а я его боялась и зажималась. В отместку он начал меня бить – осторожно, чтобы не оставалось следов, и каждый раз потом извинялся, но после все становилось хуже… Он называл меня холодной рыбиной, пустой бабой, угрожал, что сдаст меня в декоративки... Я молила богов о беременности, но она не наступала. Я саму себя ненавидела и считала недостойной; я отощала так, что у меня даже волосы стали выпадать.
