Кай скрипнул зубами.
— Я оторву ему голову.
— Нет! Ты только снова попадешь в неприятности, пытаясь с ним поквитаться! Биру тебя просто так и на метр к себе не подпустит теперь. Я не хочу, чтобы он опять использовал ситуацию в свою пользу. Мне больше нечего ему предложить в обмен на твою жизнь!
Кай застыл, а я вцепилась в его стиснутые кулаки, прижатые к бедрам.
— Не связывайся с Биру. Прошу тебя. Пообещай, что не станешь нарываться.
С надеждой я заглянула в лицо Кая в попытке прочесть там хоть какие-то его мысли.
— Когда ты об этом узнала? — внезапно произнес он другим, спокойным тоном.
— Что? — отшатнулась я.
— Когда ты узнала, что Биру меня выпустит? Вчера, когда пришла сюда, ко мне? И смотрела мне в глаза, ужинала со мной, зная это? Переспала… — он поморщился, — зная, что утром ты мне все выложишь? Надеялась меня задобрить таким образом? Подложить себя напоследок, чтобы не сильно возмущался?!
— Кай, что ты такое говоришь… — покачала я головой, — думаешь, мне так легко было прийти и вывалить на тебя все, как на духу? Думаешь, я не переживала?! Думаешь, я не понимала, что сделаю тебе больно?
— Но ты понимала, что я не займусь с тобой любовью, если узнаю правду, — прищурился Кай. Его челюсть слегка выпятилась вперед от плохо сдерживаемого гнева. — Понимала ведь?!
Я потупилась, осознав, что все попытки достучаться до него, пока ярость не остыла, будут бесполезны.
— Я просто выживала, как могла. Хотела, как лучше…
Кай поджал губы. То ли не желал больше со мной разговаривать, то ли тоже посчитал не готовой услышать его точку зрения. Он сделал несколько шагов по комнате, в одну сторону, затем — в другую.
— Даже если я переспала с тобой, а только потом призналась, — заговорила я, не в силах видеть, как он мечется подобно раненому зверю, — то лишь потому, что мне хотелось ненадолго продлить радость от того, что мы вместе. У меня нет чувств к Биру. Я не рассматриваю его, как мужчину, вообще. Я люблю только тебя, Кай.
Он остановился и рассеянно кивнул. Я так и не поняла, было ли это знаком согласия или признаком сарказма.
— Но тебе придется лечь с ним в постель, не так ли?
— Биру ничего такого не говорил, — встрепенулась я, — он только сказал, что мои чувства к тебе его не касаются. Возможно, отчасти поэтому я согласилась. Пусть это прозвучит подло и аморально, пусть выглядит со стороны как угодно, но… даже если на людях придется делать вид, что мы с Биру — супружеская пара, наедине я буду только твоей, Кай!
На этих словах он повернулся ко мне. Я затаила дыхание, пока Кай несколько мучительно долгих минут сверлил меня взглядом. Затем он подошел ко мне. Обхватил лицо ладонями, заставив вздрогнуть от волны жара, исходившей от его рук. Его поцелуй буквально пригвоздил меня к месту. Сердце затрепетало: похоже, самая страшная буря миновала между нами.
— Я уже переступала через свою мораль ради тебя, Кай… — прошептала я, с трудом поднимая веки, когда он отстранился, — сделаю это еще раз.
Он облизнул губы, продлевая послевкусие от нашего поцелуя.
— Ты, может быть, удивишься, белоснежка… но у меня тоже есть мораль и есть свои принципы. Я могу делить женщину с кем-то, в том числе и в постели, но только если она — шлюха, — Кай провел ладонями по моим щекам. — Ты не шлюха, Дана. Я не хочу видеть тебя такой. И я не буду твоим любовником, тайным вариантом или что-то типа того. Спасибо, что спасла мне жизнь, но это все, что я могу тебе сказать.
— Кай… — только и смогла выдавить я.
В это время дверь распахнулась, на пороге возник Биру. Он оглядел нас, без сомнения сразу догадавшись, что тут происходит. Глаза сверкнули, остановившись на Кае. Полукровка протянул руку ладонью вверх:
— Пора идти. Сегодня будет очень насыщенный день. Много приготовлений, — он чуть повернулся к охране: — Господин Кай может быть свободен после того, как я объявлю об этом на главной площади.
Я в нерешительности топталась на месте. Долг звал присоединиться к Биру, как и обещала, но разговор с Каем оборвался на слишком неприятной ноте. Мы так и не решили, что будет между нами дальше.
Заметив мои сомнения, Кай подтолкнул меня и склонил голову с подчеркнуто церемонным видом:
— Желаю счастья, госпожа.
Когда дверь захлопнулась за спиной Даны и тех, кто пришел за ней, Кай еще некоторое время стоял посреди комнаты, пытаясь собраться с мыслями. Он оглядел расстеленную постель с простынями, которые еще хранили тонкий аромат женских волос, заметил, что на полу возле кровати что-то блеснуло.
Машинально он наклонился и подобрал небольшую металлическую застежку. Видимо, она отвалилась с одежды хозяйки, когда та слишком нервничала и торопилась в процессе одевания. Кай стиснул крохотную вещицу в кулаке, почти не замечая, как острый край впился в ладонь. На столе засыхали остатки вчерашнего пиршества. Пустая бутылка из-под спиртного красовалась посередине, напоминая, как же вчера хотелось забыть обо всем, кроме друг друга.
Кай не боялся смерти, он боялся потерять ее. Свою белоснежку. Протурбийские каменоломни еще в детстве научили его смотреть на возможность внезапной гибели философски. Когда каждый день может стать последним на протяжении долгого времени, устаешь ждать и бояться того, что грядет. Думаешь о более обыденных вещах: как наесться, чтобы заснуть не голодным, как спрятаться от холода.
Вот и увидев Дану на пороге своей временной тюрьмы, Кай думал лишь о том, что она, наверно, не представляет, каким счастливым его сделала, добившись прощальной встречи.
Он размахнулся и со всей силы швырнул застежку в стену. Она отскочила и покатилась по полу, снова ему под ноги. Как будто не желала отпускать его из мучительного плена. Тогда Кай с яростным криком поддал ей ногой. Развернулся, схватился за край стола и перевернул его вместе со всей посудой. Ступая прямо по осколкам, смел и разбил о стену стулья. Не успокоившись на этом, он подлетел и начал молотить каменную кладку голыми руками.
Разрушить препятствие не удалось, зато на месте, куда попадали удары, образовалось два темно-красных пятна. Кай уставился на свои разбитые костяшки так, словно они принадлежали кому-то другому. Пальцы дрожали от боли, которой он не чувствовал.
Зря покалечил руки. Неразумный, глупый ход. Они еще пригодятся ему, чтобы строить жизнь с самого начала. И кого винить в том, что все так случилось? Разве что себя. Ведь никто не заставлял его выбирать из миллиардов девушек всего космоса именно ту, которая никогда не смогла бы принадлежать ему одному. Кай хотел, чтобы она ему принадлежала. Эгоистично желал, чтобы ее внутренний свет, ее преданность, ее любовь, нежность, щедрость, смелость, искренность, справедливость видел только он один. Но Дана хотела принадлежать всему миру. Тем, что он прятал от чужих глаз глубоко в себе, она считала своей обязанностью делиться с другими.
