Поскольку до сих пор никакие документы о разводе найдены не были, а храмовая книга отца Игнасио, куда вносились все сведения о свадьбах, рождении и крещении, удивительным образом лишилась нескольких страниц, то получалось, что никакие подозрения с меня не сняты. Слово настоятельницы храма против слова подозреваемой. Не знаю, что сестрица пообещала настоятельнице, но чувствовала я себя очень неуютно: надо мной по-прежнему висело обвинение в отравлении.
Следующий раз суд состоялся только через неделю. Но на него я выходила уже полностью здоровой. Очевидно, за время моей болезни все произошедшее украсилось новыми сплетнями, и в этот раз любопытных, желающих поприсутствовать на суде, набралось огромное количество. Конечно, простых горожан и селян не допускали, но благородные съехались со всех окрестностей. Прибыли даже те, кого Леста не опознала, то есть живущие не в двух-трех днях пути, а гораздо дальше.
На удивление бодро держалась Белинда. Здесь не было такого понятия, как скамья подсудимых, поэтому нас с ней развели по разным сторонам от судейского стола. Но и ее, и меня охраняли солдаты герцога.
По какой-то причине герцог решил повторить полностью допрос всех свидетелей. Думаю, он сравнивал с предыдущими показаниями. Я же все это наблюдала в первый раз. Присутствующий на суде священник подносил каждому выступающему лежащий на его вытянутой ладони толстый том, оправленный в кожу с красивыми золочеными уголками, и свидетель произносил:
-- Именем Господа вседержителя нашего клянусь говорить правду! И да очистит Господь уста мои от скверны и лжи. И да будет Он мне свидетелем!
Те, кто присутствовал на нашей свадьбе, в общем, говорили одно и то же, за исключением баронетты Виноры.
Единственная дочь вдовствующей баронессы вдруг заявила, что лично видела, как я поила какой-то подозрительной гадостью отца Игнасио:
-- Да, ваша светлость, именно так все и было! Когда уже по каретам рассаживались, чтобы в замок ехать, барон фон Розер отвлекся ненадолго, а женщина эта, – тут она небрежно кивнула в мою сторону, – дала отцу настоятелю небольшой флакончик, из которого он на глазах у меня и выпил.
Девица откровенно врала: никакого флакончика я совершенно точно не давала покойному священнику. Но и доказать что-либо тоже не могла. Правда, следующий свидетель, барон Фернандо Биор с весьма недовольным видом сообщил судьям:
-- …нет, ваша светлость, как из храма вышли, я от барона не отходил. Так и довел его с супругой до кареты. Нет, ни на миг барон не отлучался. А в замок отец Игнасио ехал в храмовом экипаже. Один ехал. Ни мгновения госпожа баронесса со святым отца наедине не была.
Повторяя свои собственные показания остальные гости слегка путались в каких-то мелочах, если сравнивать с тем, что они говорили раньше, но это действительно были несущественные мелочи. Хотя герцог каждый раз уточнял даже эти мелочи. В целом их рассказы не могли как-то повредить мне, хотя было заметно, что многие из них настроены против.
Масло в огонь подлили показания матери Селиоры. Эта массивная монашка с невозмутимым лицом утверждала:
-- …ни о каком разводе я даже не слышала! Барон навещал свою жену трижды, и я лично присутствовала при этих встречах. Когда барону сообщили, что родился наследник, он прослезился от счастья!
-- Скажите, мать Селиора, украшения которые сейчас носит госпожа баронесса были подарены ей мужем? – вопрос герцог задал довольно равнодушным тоном.
-- Так и есть, ваша светлость, я лично видела, как он передавал ей подарок, – монашка говорила так уверенно, что у меня мороз пробежал по коже.
-- Сколько сейчас месяцев сыну госпожи баронессы и как его здоровье?
-- Четыре, ваша светлость, это крепкий и здоровый мальчик.
Мать Селиора откровенно врала. Я собственными глазами видела ее подпись на документе о расторжении брака. Но она отвечала так четко, что в сердце ко мне закрался страх: «Может быть, барон врал мне? Никакого расторжения не было? И он просто подделал подписи на поддельном документе?». Однако герцог продолжал допрашивать монашку:
-- Почему же, мать Селиора, барон не забрал домой жену и наследника?
-- Ваша светлость, после родов здоровье баронессы пошатнулось, а наш монастырь славится своими лекарками.
Больше всего меня в этой картине суда поражала моя сестрица. Она не постеснялась напялить на себя украденные у меня драгоценности и вела себя так, как будто являлась владелицей замка. Как будто солдаты за спиной – ее личная свита, а не тюремная охрана. Белинда улыбалась судьям, громко приветствовала по имени каждого свидетеля, выходящего отвечать, и даже позволяла себе задавать им какие-то вопросы. Никто ее не прерывал и замечаний не делал.
Все эти разговоры и повторы заняли очень длительное время. Устали все: и свидетели, и судьи, и даже я. Думаю, больше всех утомился герцог. Если в нормальном суде существовали всевозможные помощники, секретари и адвокаты, то здесь весь процесс полностью вел он. Так что, когда его светлость встал и объявил перерыв на отдых, зрители вздохнули с облегчением.
Перерыв был довольно длительный. Леста успела принести полноценный обед, тщательно выспросить у меня, что и как было в зале. Саму ее не допустили, так как мест для высокородных зрителей и так не хватало.
-- Я, госпожа Любава, сперва в дверях стояла, а потом люди-то подходили и подходили, так меня и вытеснили.
После отдыха все началось по новой. Дослушали еще какие-то неважные показания свидетелей со свадьбы. А вот потом герцог удивил всех. Довольно громогласно он сказал:
-- Приглашается новый свидетель, Седрик фон Роше.
Место перед судейским столом занял сенешаль его собственного замка и его светлость начал задавать вопросы. Сперва все шло традиционно. Свидетель представился, назвал свой титул и свою должность. В зале началось перешептывание, люди не понимали, зачем здесь присутствует служащий герцога. Еще более странным показался вопрос его светлости:
-- Скажите, Седрик фон Роше, когда вы впервые в жизни увидели баронессу фон Розер.
Сенешаль подробно рассказал, как ездил ко мне в башню с его светлостью и покойной графиней, чтобы подписать документы. Следующий вопрос звучат так:
-- Когда баронесса Розер выиграла пари, чем она была награждена?
-- Вы, ваша светлость, вознаградили госпожу баронессу одним из четырех ювелирных наборов, что привезли с войны, – голос сенешаля звучал твердо и уверенно, а поскольку это была новая и непонятно к чему ведущая информация, то все шепотки среди зрителей стихли. Слушали господина фон Роше очень внимательно.
-- Сенешаль, вы хорошо знаете, как выглядели эти наборы? – герцог по-прежнему задавал непонятные вопросы, и зрители боялись пропустить хоть слово: все чувствовали, что сейчас произойдет что-то неожиданное.
-- Прекрасно знаю, ваша светлость. Они длительное время все четыре были под моей ответственностью и хранились к в казне замка.
-- Сенешаль, можете подробно описать украшения, которые достались баронессе Любаве фон Розер?
-- Массивные золотые серьги в форме фантазийного цветка с рубинами, крупная брошь-цветок, семь шпилек, головка каждой из которых украшена таким же цветком, но меньшим по размеру, – подробно перечислил сенешаль.
