— Весь? — пьяненько икнула Миладива.
— Весь, — сурово подтвердила я, не имея понятия, что ее так напугало.
Миладива кивнула, словно я ляпнула не глупость, а железобетонный аргумент. Дрожащей рукой извлекла из-за корсажа (это не предмет одежды, а прямо пространственный карман какой-то!) небольшой очень изящный пузырек, словно бы для нюхательной соли, наполовину заполненный слегка опалесцирующей жидкостью. Наверняка, местные дамы носят нечто подобное, чтобы кавалеру было интереснее спасать неженку в случае «обморока». Щедрой рукой ливанула почти все в бокал, она поболтала жидкость и чуть было на автомате не выпила, я еле успела остановить.
— С ума сошла? Зачем так много?
— Я нервничаю, ясно? — огрызнулась она, и, слегка покачиваясь, развернулась в сторону пестреющего вдалеке Чимолы. — Ну, я пошла.
— Дорогая! — невдалеке раздался радостный возглас императора. — Я тебя потерял, даже немного испугался, ты же так любишь внезапно исчезать! — Говард шел ко мне с букетом полевых цветов. Где он его достал посреди зимы? Это было настоящее новогоднее чудо, не уступающее истории с подснежниками. — О, Мила, спасибо, я так пить хочу, ужас!
И прежде чем мы обе успели мяукнуть, он выхватил у Миладивы злополучный бокал и залпом влил его в себя. Зачем? По залу же снуют официанты с подносами! По старой дружбе? Вампирша вытаращила глаза и ме-едленно обернулась ко мне, кажется, протрезвев от ужаса. А я что? А мне нормально, такой вариант отвлечения внимания мужа меня тоже устраивал, разве что эффект будет послабее. Хо-хо. Слабый эффект слабительного. Да я просто король каламбура. И я приняла букет с абсолютно искренней улыбкой, чмокнув вампира в гладкую щеку.
Тот просто-таки расцвел улыбкой нахального мальчишки, простенький подарок которого приняла понравившаяся девочка. Прямо лет на сто моложе стал, подумала я и усмехнулась собственным мыслям.
— Если ты проголодалась, то во-он у той стены есть столики для фуршета.
Далеко, да, неудивительно, что я их не заметила раньше. Зато учуяла. Странно, никогда мое обоняние не радовало такой детальностью. Тоже дар вампира? Мне нравится. Миладива уже смылась от нас, надеюсь, она не станет затягивать с очередным бокалом теперь уже адресату. А то до полуночи осталась всего пара часов, можем не успеть. К тому же почтенную публику надо чем-то занимать, танцы уже вовсю идут, меня никто не приглашал, поскольку сегодня я неприкосновенна для других, а муж честно выполнял мою просьбу.
Так что я прижимала к себе подаренный букет, вдыхала миндально-медовый запах и чувствовала себя очень счастливой.
— Знаешь, дорогая, ты не престаешь меня удивлять. Такая гибкая и горячая наедине, и такая сдержанная, почти неприступная сейчас. При этом я не узнаю сам себя. Мне хочется постоянно находиться рядом и держать тебя в объятиях, касаться, — у меня едва сердце от его слов не остановилось. Это что, признание в любви? — Могу я рассчитывать на продолжение, скажем так, банкета после бала?
— Конечно, милый, только я бы хотела продолжить у меня. Придешь? — я трепыхнула ресницами, стараясь скрыть охватившее меня волнение. Внутри все так и колотилось, сердце грозило убиться об ребра или проломить оные. — Только нам же нельзя уйти прямо сейчас, правда? Может, поедим? Так сказать, наберемся сил? — да, силы мне однозначно понадобятся, еду-то я не запасла, боясь, что меня выдаст ее запах.
— О, твой аппетит всегда меня восхищал, — нежно проурчал муж, целуя зачем-то мою руку. — А то девицы вечно «ах, я на диете», «ах, приличные девушки на балу не кушают», «ах, а вдруг я поправлюсь». Миледи, я в очередной раз поздравляю себя с нашим знакомством. Ребрышки или грудинка?
— И того и другого, и можно без хлеба — не менее ласково отвечала я, подставляя тарелку.
Само собой, вся еда была холодной, покрытой тем самым блестящим жирком, который ужасал меня еще пару дней назад. Сейчас я с энтузиазмом бобра вгрызалась в предоставленное мне угощение, едва не рыча от восторга. Беседовать за едой и о еде с вампиром оказалось удивительно комфортно. Однако когда я попыталась блеснуть чешуей и просветить темного средневекового императора по поводу гигиены и мытья рук, заметив, как он тянется к вазе с фруктами своими перемазанными в жиру пальцами, он панически замахал на меня виноградной кистью, растеряв половину ягод. Я так смеялась, что нечаянно выплюнула дольку мандарина прямо в декольте Вирджинии, предпринявшей очередную попытку подобраться ко мне для «душевной» беседы. Что ж разговоры о здоровье не всегда бывают простыми!
В другой части зала усиленный магией голос распорядителя сообщил о желании некоторых гостей выступить перед публикой. Вампир, вначале с энтузиазмом подхвативший меня за локоток, как-то внезапно запнулся и скуксился. Чего это с ним? Вирджиния, не без помощи мужа избавившаяся от пожеванной дольки в корсаже, пристроилась ко мне с другой стороны.
— Милая, ты обещала спеть для меня, помнишь? Распорядитель предупрежден об этом, не вздумай сбежать, — полушутливо-полувсерьез предупредила она, неодобрительно косясь на сына, лицо которого медленно, но неотвратимо краснело.
Естественно, мы оказались в первых рядах благодарных слушателей. Краем глаза я отметила Миладиву, пристроившуюся неподалеку с Эну, вид которого тоже был далек от нормального. Щеки посла медленно наливались нездоровым румянцем, он весь был словно сосредоточен как неких глубоких размышлениях. Неужели слабительное уже подействовало? Так быстро? Сколько же вампирша его вбухала? Миладива, словно бы слыша мои мысли, обмахнулась веером и, будто ненароком, вытащив флакончик, сделала глубокий вдох. Флакончик был пуст. Ого, да у Чимолы есть все шансы растерять половину кишечника! Но мне его нисколько не жалко.
По ушам вдарила бравурная мелодия и нежный девичий голос начал петь какую-то песню, не то балладу, не то марш, что-то про похождения некоего героя, полную пикантных намеков, ибо куплетов было много, а встреченных на нелегком пути девушек еще больше. Но столь фривольную песенку, не уместную в благородном собрании, гости встретили вполне одобрительно. Наверное, местный эпос. Мне тоже понравилось, тем более, что голос исполнительницы был весьма хорош. Далее шли как мужские, так и женские выступления, а мой вампир скучнел с каждой минутой. Оглянувшись, я уже не увидела, ни Чимолы, ни Миладивы. Эх, и крепок же вампирский организм, хоть и дергается, будто его бьет током. И пыхтит, сдерживая эмоции, рвущиеся наружу.
— Я так хотел тебя послушать, твой вокал уже меня впечатлил, хотелось бы и в музыкальном варианте его… но прости, кажется, я… словом, я странно себя чувствую, отойду буквально на пять минут, милая… Не начинай петь без меня! — лихорадочно все это мне прошептав, вампир рванул куда-то в сторону, моментально затерявшись среди напирающих сзади восторженных гостей.
Уже и пара сольных национальных танцев была, у меня руки устали хлопать, а Говарда все не было видно. Наконец, распорядитель объявил мое имя. Что же им спеть? Надо что-то безобидное, обязательно про любовь, и чтобы нечаянно ни в кого не превратиться. И никого не превратить. Я нутром чуяла, что Ардана не любит повторений, ей всегда интересно что-то новое.
И я запела. Бэссамэ мучо. Целуй меня крепче. В некотором роде песня-прощание. Песня о том, что отыскав что-то важное, можно это потерять под давлением обстоятельств. Тем более в тему, что она сейчас отражала мои истинные чувства. И упырица — моя сверковь — быть может, наконец, отстанет. Горечь разлуки она явно как-то иначе понимает.
Начала я акапельно, музыканты быстро сообразили гармонию, ритм я отщелкивала пальцами, так что уже к началу куплета у меня был полноценным аккомпанемент. Так жаль, что надо уходить. И так жаль, что я почти ничего не запомнила о близости с самым шикарным мужчиной в моей жизни. Пусть хотя бы он останется в живых. Пусть Собиратель душ его не тронет, пусть этот страх уйдет вместе со мной. Пусть вся эта странная братия останется в живых. И Эрни, и Рози, и Амади… и даже де Божоле с сестрами-ящерицами, чтоб им всем уже мужей найти. Когда я, спрашивается, снова успела к ним привыкнуть? Всего несколько дней, а я уже в паутине привязанностей. Только вот страшный убийца-паук — я сама. Все вокруг умирают по моей вине. Кроме леди Ди, пожалуй. Вот сейчас еще немного осталось допеть, и пора в комнату.
