— И от мясного бульона откажешься? — поинтересовалась я.
Камил нахмурился и, тряхнув буйными рыжими кудрями, потупился.
— Буду, — буркнул мрачно. — Не пропадать же добру зря.
— И шоколад ешь, он полезен для ума, — подбодрила я.
Мальчик взял кусочек и, положив в рот, отвернулся. Наверное, чтобы я не увидела блаженного выражения на веснушчатой мордашке. Однако и его рыжий затылок сейчас светился как-то по-особенному. Ух, сколько труда прикладывали монахини, чтобы укротить эти буйные кудри, казалось бы, одного из самых послушных, правильных, по мнению настоятеля, малышей. Но волосам этого малыша все нипочем. Стоит обрить налысо, а через три дня они отрастают снова. Магия, не иначе. Мать Люсия утверждала, что в роду мальчика были волшебники. Но кроме как отрастить волосы, Камил ничего больше не умел. Пока нет.
Монахини надеялись, что когда-нибудь дар проявится в полную силу. И тогда для Камила найдутся приемные родители и дом, ведь магов в семьи брали куда охотнее.
— Даря… — шепнула Софи мне на ухо. — Оставайся у нас ночевать? Можешь спать на моей кровати…
Нет, вот теперь я точно расплачусь. Все эти малыши — просто чудо. И я бы с радостью усыновила каждого, вот только в этом мире у меня нет ни просторного дома, ни достаточного источника дохода. То, что получаю за драконов, большей частью приходится отдавать ордену. Но даже такая малость, как телега продуктов, — огромное подспорье для монахинь и их подопечных.
Вот бы еще найти того самого, моего мальчика. Того, кто снится каждую ночь.
— Даже не знаю… — сказала я вслух. — Мой сон довольно беспокойный. Я иногда вскрикиваю. А еще долго вожусь и не могу заснуть, несмотря на усталость.
— У тебя сложная работа, — не по-детски мудро заметил Камил.
— И это тоже, — вздохнула я.
А еще тяготит прошлое. Я ругаю себя за то, что за столько времени так и не нашла моего мальчика. Что, если я уйду, так и не отыскав своего ребенка? Что, если не смогу больше помогать малышам из приюта? Смогу ли жить прежней жизнью, зная, что в другом мире кто-то нуждается в моей поддержке?
— Время вышло!
В классную комнату вернулась Селина и недовольно наморщила нос картошкой, заметив, что мы обнимаемся. Монахини не поощряли подобное, но вовсе не потому, что боялись детской привязанности. Они вообще были против любого проявления чувств и эмоций. Плакать нельзя, жаловаться нельзя, грустить тем более.
— Не уходи, — попросила Софи и уткнулась золотистой коротко стриженой макушкой в мое бедро. — Побудь еще немного.
— Я вернусь, — пообещала, погладив малышку по голове. Не обратила внимания на раздраженное покашливание монахини, пусть ее. — Ни за что не уеду, не попрощавшись.
Софи подняла на меня огромные карие глаза. И мое сердце болезненно екнуло. Все внутри переворачивалось от желания помочь каждому из этих сирот, дать им все, что необходимо. И даже больше.
Оставив малышей с их учителем, отправилась в хозяйственный флигель. По узкой обшарпанной каменной лестнице спустилась в подвал, туда, где монахини выращивали такрель. Только здесь было достаточно влаги и прохлады, чтобы получить хоть какой-то урожай.
Оказавшись здесь впервые, я была немало удивлена: все пространство под монастырем занимал огромный подземный огород. Кроме такрели здесь выращивали кое-какую бледную зелень, служившую приправой и дополнительным источником витаминов. А в центре располагался колодец, можно сказать, сердце монастыря. Сейчас сразу десять подростков доставали огромными ведрами воду. Остальные дети вместе с монахинями рыхлили огород и избавлялись от вредных вездесущих гусениц. Бледно-желтые, вонючие, они к тому же были ядовитыми. Так что собирать их приходилось в рукавицах.
— Перерыв!.. — с радостным облегчением объявила мать Синта. И первой опустилась на широкий плоский камень, вытянув ноги. — Дарина Врину, какая приятная неожиданность. Присаживайся, поболтаем. Матиса, Вором, да бросьте вы уже этих гусениц, никуда они не уползут. Отдохните немного, пока есть возможность.
Синта была не старше меня, точнее, не старше настоящей Дарины Врину. Называть ее «матерью» у меня язык не поворачивался, и, когда мы оставались наедине, часто пренебрегали этим правилом. Но при детях нельзя, обязательно отыщется тот, кто настучит настоятелю. Мне-то ничего, а вот Синте попадет по первое число. Она одна из тех, кто остался в монастыре после совершеннолетняя. Темненькая, низенькая, со смуглой кожей и черными глазами, Синта считалась некрасивой по меркам этого мира. К тому же магического дара — ноль. Как итог: ее не удочерили и не взяли в жены. Хотя как по мне, она очень даже миловидна, кому же приветлива и работяща. Пашет за троих, иногда в прямом смысле этого слова.
Выбора ей не оставили.
Мальчикам проще: кого не усыновили, могут стать монахами или пойти на службу к королю. Десяток лет — и у тебя небольшой надел земли плюс скопленное от жалования, вполне достаточно для создания своей семьи и начала новой жизни. Но то для мужчин, с женщинами дело обстоит печальнее.
Раздав шоколад подросткам, я отломила кусочек и Синте (хоть чем-то подсластить бедняжке жизнь).
— О нет, мне нельзя, — отказалась девушка, хотя смотрела на шоколад как завороженная. — Настоятель Саос может и плетей всыпать. Нам нельзя испытывать удовольствие. А как можно есть шоколад и не наслаждаться?
— Сделай вид, что тебе не вкусно, — посоветовала я, склонившись к уху Синты. — Морщись и жуй через силу.
Знаю, врать и притворяться тоже нельзя. А как насчет того, чтобы отобрать у девушки одну из немногих радостей? Это ли не настоящее кощунство? В монастыре, да и в этом мире вообще редко кому живется сладко, так что шоколад должен прописываться в качестве лекарства.
— До шего ше вкуфно!.. — объявил Вором, запихав в рот сразу всю свою долю шоколада. — Жаль, так мало…
— А ты бы ел понемногу, — хихикнула Матиса. — Во всем следует соблюдать умеренность.
— Говоришь, как настоящая монашка, — буркнул парень.
— А где Маклин? — забеспокоилась я. — Он разве не с вами?
Мальчишку шестилетку частенько в наказание ставили на работы наравне с подростками. Мать Селина полагала, что знания ему ни к чему. Да он и не сопротивлялся: нудным урокам Селины предпочитал дело. Тут и поболтать со старшими можно вдоволь, и порцию еды получить побольше.
— Они на дальнем огороде с Лусином, — отчиталась Синта. — Выкапывают пряные корни, схожу за ними.
Она хотела подняться, но я опустила руку на её плечо и улыбнулась.
— Отдохни немного, пока настоятель не нагрянул с проверкой. Я сама схожу к мальчишкам.
Расположение подземных огородов я знала как свои пять пальцев. И даже в полумраке могла бы найти с завязанными глазами. Мальчишек заметила издалека: Лусин ловко орудовал огромной лопатой, а Маклин выдергивал и очищал от земли корни.
— Привет! — помахала им, когда две головы повернулись в мою сторону.
Маклин — маленький, тощий и черноволосый, а Лусин крепкий, коренастый, со светлой всклокоченной шевелюрой. Рядом эти двое смотрелись карикатурно, и все же давно стали друзьями. Лусин взял под опеку озорного, но доброго Маклина, и тот платил ему взаимностью.
— Привет!!! — бойко отозвался малыш.
— Здравствуйте, госпожа Дарина, — поклонился Лусин.
Я вопросительно вскинула бровь. Давненько меня никто не именовал госпожой. А Лусин еще и покраснел, как маков цвет.
— Давно ли я стала тебе госпожой? — спросила, заглянув в дымчато-серые глаза парня. — Ты чего это, Лусин?
— Да я… Просто… Вы такая красивая, а я…
— Смотри не влюбись, — поддел его Маклин.
Грозно глянула на малыша и покачала головой. Все понятно: парень стал совсем взрослым. Скоро ему исполнится пятнадцать, совершеннолетие по местным меркам.
— Ты тоже очень красив, — честно сказала я.
— С этим?.. — Лусин кивком головы указал на свои руки, испещренные шрамами. — Кому нужен такой урод? Да еще и без магии…
— Именно с этим, — сообщила я, имея в виду его руки. — Такого доброго и справедливого парня не так просто найти в Светлом мире. И то, что нет магии — еще не приговор. Уже решил, что будешь делать дальше? Все еще мечтаешь о сане священника?
